Дарья Донцова - Камасутра для Микки-Мауса
– Медики циничные шутники, поэтому более чем специфическое оперативное вмешательство они назвали по имени бога бракосочетания Гименея. Вы можете до свадьбы перекувыркаться со всем городом, а потом сбегать на гименопластику, и у жениха останется сладкое ощущение первопроходца. Правда, от невесты потребуется определенное актерское мастерство, но, похоже, в Нате пропала Сара Бернар[8].
– Кто-кто, – прозаикалась Клава, – кто рассказал такую ерунду?
Мне в голову моментально пришел верный ответ:
– Юрий. Он сейчас совершенно не адекватный. Честно говоря, плохо понимает, где находится и с кем разговаривает, постоянно обращается ко мне: «Клава». Вот и разболтал ваш секрет.
Внезапно женщина устало сказала:
– Может, оно и к лучшему. Я-то против затеи была, все Юрка, его мозгов дело, он и Володю этого нашел. Слов нет, хороший мужчина, положительный, если бы и правда моим зятем стал, я бы только радовалась. Но Ната этого Игоря любила, а отец ее сломал.
Она замолчала и уставилась в потолок. Я тоже молчала.
– Юрка жадный дурак, – зло продолжила Клава, – наплели ему сказочку, а он поверил! Прямо цирк! Нет там небось ничего! Но Юрка решил съездить.
Честно говоря, я не слишком понимала, о чем идет речь.
– Ехать надо было в Америку?
– Ага, – кивнула Клава, – штат Нью-Джерси, городок Тун, чертова даль, ихняя глухая провинция, навроде нашего Зажопинска.
– При чем же тут Володя Костин? – вырвалось у меня. – К чему его обманывать надо было, замуж выходить? Не пойму никак.
– Так ты, выходит, ничего не знаешь… – пробормотала Клава и захлопнула рот.
– Говори, – велела я.
Клава насупилась.
– Время позднее, устала я очень, ступай себе домой, за фрукты спасибо, только больше ничего мне приносить не надо, тут хорошо кормят.
– Ты любишь свою старшую дочь? – обозлилась я.
– К чему это? – вяло ответила Клава. – Ната в тюрьме, Володя с ней разведется…
– Твоя дочь никого не убивала!
Клава резко села, потом усмехнулась и откинулась на подушки.
– За дуру-то меня считать не надо! Ее с револьвером у метро поймали!
– Нет, не так дело было!
– А как? – подскочила Клава. – Знаешь, после чего я сюда, в больницу, загремела? У следователя была, он мне четко объяснил: Натка пока не признается, чем себе только хуже делает, ее полно народу видело, а дежурная по станции заявила, что девка в урну пистолет швырнула.
– Не она это.
– А кто? – прошептала Клава. – Господи!
Я вытащила из сумочки удостоверение и ткнула его Клаве в нос.
– В курсе, где я работаю?
– Нет, – растерялась баба, – я думала, ты дома сидишь, хозяйство ведешь, Натка говорила, что Лампа навроде приживалки.
Я стиснула зубы, но справилась с собой и велела:
– Читай.
– Начальник… – промямлила Клава, – ты из легавки?!
– Не совсем, частный детектив, агентство «Шерлок».
– И чего? – окончательно потерялась тетка.
– Того, – хмыкнула я, – я ищу настоящего убийцу, твердо знаю, Нату подставили, она тут ни при чем.
– Почему?
– Пока не знаю, поэтому и требую: расскажи немедленно про Америку и Костина.
Клава молчала.
– Ты хочешь, чтобы твоей дочери дали пятнадцать лет и отправили на зону для особо опасных преступников?
Женщина опять принялась теребить одеяло.
– Ладно, – кивнула я, – если судьба Наты тебе безразлична, подумай о Магдалене, да о себе, в конце концов, легко ли жить будет. С одной стороны, нет-нет, да вспомнишь про Нату, а с другой… Да все знакомые начнут пальцем тыкать и перешептываться. Магде потом на приличную работу не устроиться. Подумай, закончит девочка институт, придет на службу наниматься, а там анкету заполнять надо. И что ей ответят, когда увидят в графе фразу: «Сестра осуждена за убийство».
– Яблоко от яблони недалеко падает, – неожиданно отмерла Клава.
– Ты о чем? – удивилась я.
– Юрка сидел, – пояснила она, – дважды. Все из-за водки. Первый раз он с мужиками на троих соображал, чего-то они там не поделили и передрались. Мой кобель здоровый, кулаки пудовые, долбанул собутыльников, одному черепушку проломил, хорошо, не насмерть убрал. Четыре года дали, через два с половиной выпустили за хорошее поведение. Уж как он клялся, что больше никогда, божился, в ногах валялся. Только толку-то? Во второй раз загремел, когда Натка в третьем классе была. Опять по пьяни. Кошелек у мужика вытащил, в троллейбусе. Я ему в тот день денег на водку не дала, ни копеечки, все припрятала и из дома выгнала, а он решил сам раздобыть. Шесть годков вломили, от звонка до звонка отсидел. Вот уж я нахлебалась говна, по уши наелась! Двоих девок одеть, накормить, выучить да этому харчей отвезти. От Юркиной матери толку не было, она пьяница горькая, а свекор мой – убийца, он двух соседей в избе запер да поджег. Они, когда забор строили, от его участка полметра отхватили, вот он и разобрался. Хорошо, на зоне помер, повезло свекровке, а мой-то вернулся.
– Почему же не разошлись?
– Девок сиротить не захотела, – вздохнула Клава.
Я была потрясена. Чего больше в этом заявлении – мазохизма или глупости?
– Так Ната в родню пошла, – продолжала Клава, – в деда и отца, кровь гнилая, убийцы они. Уж я колотила ее в детстве, колотила, думала, выбью гены-то, ан нет!
– Вот что, – решительно заявила я, – ну-ка, быстро рассказывай, что за аферу придумал Юрий. Может, тут ключ к разгадке и зарыт. Пойми, не виновата Ната, не она убивала.
– Все равно ничего не вышло, – напряглась Клава, – да и не хотели мы ничего плохого. Ладно, слушай. У Юркиных родителей народилась куча детей, они, по-моему, всех по именам-то не помнили, только до школьного возраста дожили двое – Юра и Светка.
Светлана была на целых десять лет старше брата и очень любила Юру. Если сказать правду, то девушка заменила брату мать. Их родительница пила, не просыхая, не задумываясь ни о чем. Светлана же в четырнадцать лет отправилась мыть лестницы и покупала маленькому братику еду и немудреные игрушки. Она же потом стала водить Юру в школу, приговаривая:
– Учись хорошо, вот вырастешь, пойдешь работать, получишь много-много денег, мы с тобой так заживем.
– Вдруг тебе принц встретится, – один раз бесхитростно ответил Юрочка, – женится, мне и работать не придется!
Света шлепнула брата.
– Ишь чего захотел! Лентяй.
Потом она горько вздохнула и добавила:
– Какие уж тут принцы, на меня никто и не поглядит в таком платье.
– Ты самая красивая! – с жаром воскликнул Юра.
Света грустно улыбнулась.
– Да уж! Прямо королева.
Самое интересное, что Света на самом деле была хороша, только красота ее не бросалась в глаза. Если говорить языком дамских романов, она не походила на пышную, яркую розу, а напоминала василек, выглядывавший из колосьев ржи. Так бы и пробегала Светочка всю жизнь по подъездам и чужим людям с ведром грязной воды, но однажды богиня судьбы проснулась, приметила трудолюбивую девочку и одарила ее счастьем.
Света пристроилась в семью режиссера Бланка домработницей. Матвей Георгиевич был величиной в мире театра, о его постановках говорили с придыханием не только в Москве, но и в Лондоне, Париже, Риме. Режиссер часто мотался за рубеж, принимал он иностранных друзей и у себя. В семидесятые годы советским людям не разрешалось дружить с гражданами других государств. Сейчас в это трудно поверить, но, для того чтобы выехать на отдых в социалистическую Болгарию, требовалось преодолеть массу препонов, пройти комиссии в домовом комитете, в парткоме на работе, в районном комитете партии, ответить на многочисленные каверзные вопросы, выслушать инструктаж… И только тогда вы имели шанс пересечь границу СССР, сжимая в кармане тридцать долларов. Большую сумму вывозить категорически запрещалось. Но существовала особая каста советских людей, которые жили не по правилам, в основном это были работники искусств, регулярно выезжавшие на гастроли. Коммунисты сквозь пальцы смотрели на дружбу между московскими и парижскими балетными танцовщиками и не прижимали к ногтю советских пианистов, обменивавшихся письмами с коллегами из Лондона. Матвею Георгиевичу Бланку тоже позволялось звать в гости иностранцев, и в один прекрасный день у него в столовой оказался Марк Радберг, сорокалетний американский холостяк.
Светлана внесла в комнату блюдо с пирожками, Марк глянул на домработницу… Принц увидел Золушку и мигом влюбился, сбылась мечта маленького Юрочки.
Как они договорились, не зная один русского, а другая английского языка, где встречались в Москве, остается за кадром. Важно другое: Марк предложил Свете руку и сердце, она согласилась. Целый год потом, чуть ли не на уровне глав государств, решался вопрос о свадьбе. Марк использовал все связи и добился своего. Хмурым осенним днем его со Светой расписали в московском загсе. Наутро молодые вылетели в Америку. Светочка горько плакала, в те годы отъезд за океан, в США, был подобен смерти. Надежды на новую встречу с братом у нее не было. Правда, Марк клятвенно обещал употребить все свое влияние и связи, чтобы перетащить мальчика в США, но, очевидно, забыл или не сумел этого сделать. Одно время Юра ждал писем или звонков, но потом понял, что надеяться не на что. Света словно провалилась в прорубь. Началась другая жизнь, через пару лет Юра стал считать сестру умершей, а потом и вовсе забыл про нее. Он вырос, женился, отсидел два раза, потом неожиданно взялся за ум, принялся слесарничать, работал в гараже, даже сделал карьеру, став начальником… Словом, текла обычная жизнь, так живут тысячи людей: женятся, рожают детей, пьют, гуляют, работают…
