Маргарита Малинина - Мертвые тоже скачут
Я же вспомнила момент нашего знакомства, когда рассыпала шоколадки по полу супермаркета. Вот, блин… Как я могла забыть? Когда Кирилл рассказывал о сестре своей прабабушки, он говорил, что называет ее «тетя Поля». Насколько мне известно, Поля – это и Полина, и Пелагея.
Пелагея Ивановна, 22!
Я как подскочила:
– Идем знакомиться с твоими родными! Быстрее!
– Ну наконец-то! – обрадовался Кирюха.
Я, как пружинка, подскочила с места и потянула его за собой. Через тройку семимильных шагов у меня зарычал мобильный.
Покопавшись в сумке, я извлекла LG и прочла на экранчике «Бориска-Лысый-Друг». Это одно из прозвищ нашего с Юлькой любимого служаки – следователя Акунинского.
– Да, Борис Николаевич?
– Екатерина Михайловна, срочный разговор.
Из того, что дядя Борис обратился ко мне по имени-отчеству, я заключила, что в комнате он не один. Почему же он не смог дождаться, когда выйдут люди, чтобы позвонить мне? Неужели это настолько срочно?
– Я сейчас немного занята.
– Это очень срочно, вопрос жизни и смерти! – подтвердил он мою догадку. Кстати, таким жестким, как сейчас, он уже был пару раз за всю историю нашей нежной дружбы, но вот таким взволнованным – наверно, никогда. Только, может, года два назад, когда нас с Юлькой едва не прикончил злостный маньяк-убийца. – Ты одна, говорить можешь?
Я покосилась на выжидающего Кирилла.
– Нет, я не одна.
– Избавься от тех, кто рядом! Немедленно! При разговоре никто не должен присутствовать, слышишь?!
– Да слышу, не орите вы! То есть ты! Блин, я от испуга забыла, как к вам обращаюсь…
– Да как бог на душу положит! Так и обращаешься! – перешел на личности Акунинский, но тотчас исправился: – Они ушли?
– Нет!
– Так поторопись!
– Сейчас!
Я сбросила его и повернулась к Кирюхе.
– Кирюш, слушай, мне надо бежать.
– Кто это был? – ревниво спросил он, сложив руки на груди. – Надеюсь, не тот хмырь?
– Нет, не тот. Блин, не называй его так, я же просила! – Так, спокойно. Нужно побольше мягкости. – Слушай, мне правда нужно уходить. Я познакомлюсь с твоими родными позже, лады?
– Ладно, – опечалился сердечный друг. – Только я тебя не отпущу без стихотворения.
– Хорошо, давай, – сдалась я, так как знала, что спорить бесполезно. – Но побыстрее, если можно.
– Я могу тебя проводить, и по дороге…
– Нет! – отвергла я предложение.
– Ну ладно. – Он полез в карман джинсов и вынул смятый листок. Развернул. – Я сочинил это еще вчера. Ночью. То есть сегодня ночью. Хотя, нет, поздно вечером. То есть вчера поздно вечером…
– Чита-ай! – поторопила я, чувствуя, что снова перетянула на себя чужие эмоции, в данном случае – дяди-Борисово волнение, граничащее с истерией.
– Вот, слушай.
Твоя осанка важной дамыСовсем свела меня с ума.Ты ходишь чинно, ходишь прямо,Как будто тело ты упрямоТворила для себя сама.Ведь не могла одна природаТакую красоту создать!В тебе я вижу знатность рода,К твоим ногам готов я пасть!
Я ощутила, как земля уплывает из-под ног.
– Ки… Кирилл. Кирюшенька! Это бесподобно!
– Да? Ты не представляешь, как я счастлив, что тебе понравилось! – Он весь засиял. – Ты знай, ты только знай, что это не типичное для писателей утрирование! Это все чистая правда, без грамма вымысла! Я написал все то, что творится в моей голове и… – он приложил ладонь к своей груди, – здесь. В сердце.
Мальчик, милый мальчик! Он выглядел таким трогательным, таким беззащитным, что я не смогла не поцеловать его. В губы, долгим, пылким поцелуем, от которого закружилась голова.
После этого он широко распахнул глаза, словно я сделала что-то, чего еще не делала с ним ни одна женщина, и быстро произнес:
– Ты выйдешь за меня замуж? – словно от того, с какой именно скоростью он это скажет, зависит мой ответ.
Я лишь покачала головой.
– Что, нет? Я недостоин? Поверь, так я еще никогда не целовался! Ты самая страстная женщина на свете!
Я смущенно покраснела и отмахнулась:
– Да ладно тебе…
– Ну я пошел тогда… А ты куда-то торопилась, кажись. Но если нет, то мы могли бы…
– Борис! – вспомнила я.
– Что Борис? Кто Борис? Я Кирилл.
– Знаю! Бориска убьет меня! Мне нужно бежать!
Я взаправду побежала, оставив его прямо там, на дороге, даже не попрощавшись. Найдя укромный уголок, где не было людей, я достала телефон и набрала Акунинского.
– Это я. Ну что там?
– Это касается твоего задания, – тут же перешел он к делу. – Любимова Михаила Геннадьевича среди убитых, умерших или так или иначе проходящих по какому-либо открытому делу нет. Его в базе данных нет вообще.
– Ну это вы не удивили. К чему же такая спешность? Я вам об этом и твердила вчера. В новостях его не показали.
– Слушай дальше, это не все. В описанном тобою месте, со смертельным ножевым ранением в область живота был найден труп гражданина с документами на имя некоего Глеба Витальевича Хабарова.
– Мне-то что с того? – спросила я, хотя дурой почти никогда не была. Но что-то плохо доходило в последнее время. Сами понимаете, зомби под боком, отца убили, ожерелье пока не нашлось…
– Ты не поняла? Хабаров – это и есть твой отец. То есть тот, кто тебя привез в Валищево.
– Вы сошли с ума, меня привез отец, – спокойно возразила я, решив, что следователь что-то спутал. – Михаил Геннадьевич Любимов. – В ответ на это Борис Николаевич подробно описал внешность и одеяние убиенного, повторив этот бред про то, что это вовсе не мой отец. – И где вы его нашли, этот труп? Возле реки? Там, где спуск крутой с горы? Тропинка такая, там еще растет хищное растение, которое за юбки цепляется?
– Катя, я не понимаю, что за идиотские шуточки? Какие растения?! Какие юбки?! Ты слышишь, что я говорю? В этом месте нашли труп Хабарова Глеба Витальевича, ему ты и отдала драгоценности.
– Да с чего вы взяли? С чего вы взяли, что мой отец – какой-то Глеб?
На том конце провода раздался тяжкий вздох.
– С того, что при нем были документы. На это имя.
– Да нет же, при нем были документы на имя Любимова! – чуть не плакала я, пытаясь доказать, что имела дело с собственным отцом, а не с каким-то Глебом Жегловым. Или как там его. Хотя сама уже начала в этом сомневаться.
– Значит, это были поддельные документы. Паспорт подделать легче легкого, если вертишься в определенных кругах.
– Да что же я, отца родного не узнаю? – заревела я, потому что и вправду не узнала. – Что вы мне гоните?!
– Катенька, успокойся. Ты нарвалась на обыкновенного мошенника. На него дело толщиной с кирпич. Я попросил, чтобы перепроверили, сняли отпечатки пальцев. Катя, сто процентов ставлю на то, что это отпечатки Хабарова Глеба Витальевича, сбоя быть не могло. В его личном деле фотография. Его так долго не могли взять, потому что никаких прямых доказательств не было, но бравые работники верили, что когда-нибудь улыбнется удача им, а не ему. Вот и взяли. Но, к сожалению, уже мертвого. А в сводках новостей ты ничего не слышала про убийство в Валищево, потому что наряд полиции тут же взял и преступника. Он прогуливался неподалеку, на мосту, был в стельку пьяным, орал, что вокруг него стаями бродят зомби, и он убил одного из них или что-то там наподобие… Короче, он был невменяем. Его взяли за компанию, а когда проверили отпечатки на ноже, ахнули: этот бродяга в белой горячке и зарезал самого долго разыскиваемого мошенника всей Московской области. Нюх мне подсказывает, что-то тут нечисто, больно гладко он попался в руки правосудия, прямо там же, на месте происшествия, но меня никто и слушать не станет. К чему лишнее расследование, трата времени, а в худшем (и в более вероятном, как мне кажется) случае – лишний висяк? Вот он, убийца, шей дело. Правда, наутро, проспавшись, заключенный все отрицал, но тут уж против него неопровержимые улики – отпечатки на ноже, нахождение поблизости от места совершения преступления. Катя, ты все поняла? Я уже и с мамой твоей пообщался. Радуйся, что не отдала ему ожерелье.
– Господи… Господи… А мешочек нашли? У него были с собой старинные серьги и перстень с редкими крупными изумрудами.
– Нет, не нашли. Катя, ты все поняла? Тебе нужно возвращаться домой. Уезжай из Валищево, пока еще чего не случилось.
– Да, я все поняла, – хладнокровно ответила я. – Отец меня не нашел. Отцу на меня наплевать. Да, я поняла это.
Глава 13
Все было, как в тумане. Мне нужно было, наверно, вернуться к дому Кирилла, но голова отказывалась работать, и я пошла домой.
Я ступала, не отрывая глаз от земли у моих ног и опустив плечи. Я всегда считала себя такой умной, сообразительной, наивно полагала, что меня никому не удастся обмануть… И вот своими собственными руками отдала семейные ценности мошеннику. Как я могла так проколоться?
Нет, тут что-то не то. Откуда у этого Хабарова дом в Валищево? Откуда у него мои привычки, мои вкусы, мои интересы? Возможно, моему отцу просто подбросили чужие документы. Но Акунинский сказал, полицейские знали его как Хабарова и долгое время ловили. Что же получается? Что мой отец вел двойную жизнь? По одним документам был Любимовым, моим отцом, работал сантехником в ЖКО, играл в азартные игры, а по другим – был Глебом Хабаровым, разыскиваемым за неоднократное мошенничество преступником областного масштаба? А так бывает? Я ничего не понимаю. Будучи подростком, я часто рассматривала имеющиеся фотографии отца – с их с мамой свадьбы. Да, он был молодой, их было немного, пять или шесть, но там видно его лицо. Мне казалось, что я хорошо его изучила. Потом, не знаю когда, мама выбросила и их. Пару лет назад я снова полезла в дальний отсек запыленного стеллажа, где мы храним, кроме прочего хлама, старые черно-белые фотоснимки, и тех, со свадьбы, уже не обнаружила. На мой вопрос мать сухо ответила: «Выбросила. Зачем они нужны?» Да, это мог быть просто похожий мужчина, но откуда он узнал нашу семейную тайну? Откуда он узнал, что он так сильно похож на отца? Он столько говорил о деде, о себе… Откуда мошеннику это знать? И почему, почему он пьет тот же чай, что и я?..
