Игорь Чубаха - Тайна Черного моря
Нетрезво засмеялся и Петя. Мелко затряслись нечесаные хайры.
Хутчиш вежливо растянул уголки губ и взял свои карты. Посмотрел в них с некоторой брезгливостью — в соответствии с играемой ролью солидного, преуспевающего бизнесмена, слегка уставшего от жизни и потому без проблем согласившегося на сомнительное предложение. Дескать, в секу и дурак сыграет. На руках — дама, король и восьмерка пик: двадцать восемь.
В глубине души Анатолий карты презирал. Огненная вода и азартные игры — вот что превратило приютивший его некогда могучий народ в племя мужчин в юбках. Кукурузную водку и азартные игры привезли с собой по большой соленой воде бледнокожие койоты, и великие воины не поняли, что война бывает разной. Что валеты, дамы и короли — такие же солдаты бледнокожих, как стрелки королевской гвардии. Если б Анатолий вышел на боевую тропу в родных прериях, он бы ни за что не взял карты в руки — это покрыло бы его имя несмываемым позором. Но в краю бледнокожих действуют другие законы и другие правила ведения боя.
В окно подмигнул синий светофор, тут же бодро отстрелялся встречный поезд. В дверь купе вежливо постучала проводница. Не беспокоя дверную ручку, сообщила сквозь перегородку:
— Прибываем! Сдавайте постельные принадлежности.
Проводнице Дима и Паша вроде бы были знакомы. Это угадывалось по тому, как они с вечера заказали у нее коньяк. Жадная полная баба в фирменном, прожженном на рукаве сюртуке. В перспективе ее, должно быть, ждала благодарность в конвертике — за неназойливость.
Анатолию безотносительно к происходящему вдруг подумалось, что если все его маршруты сложить в одну линию, то, наверное, расстояние до Луны он преодолел с десяток раз.
Прапорщика компания устраивала. Нечто подобное он и выискивал, когда несколько часов назад перебрался с крыши поезда внутрь и пошел по вагонам. (На Ленинградском вокзале в Москве Хутчиш появляться поленился, предвидя бурные хлопоты его «провожающих», и благоразумно остановил свой выбор на одном дряхлом, пустующем то ли складе, то ли ремонтном цехе, впритык подступающем к железнодорожной линии возле сортировки. Спустя некоторое время питерский поезд примчался к то ли складу, то ли цеху без прапорщика, а умчался от сооружения уже с дополнительным пассажиром на крыше.)
В этой компании не интересовались, почему да зачем Анатолий направляется в Северную Пальмиру. В этой компании достаточно было сказать, что работаю, мол, директором и соучредителем. Двоих в этой компании до зуда под мышками интересовала нагло высунувшаяся из нагрудного кармана дорогого серого пиджака солидная кредитная карточка. А Петю...
Подвыпивший Петя наивно радовался, что имеет возможность рассказывать всем, какой он крутой, и что он знаком с директором агентства недвижимости «Интерокси-дентал» и со всеми официантками в канадском ресторане «Стейк», куда ездит ужинать аж губернатор Ленинградской области, и что у Пети дома есть книга с дарственной надписью А. Константинова — того самого — да-да! — автора «Бандитского Петербурга», и что Константинов советовал Пете не валять дурака, а писать роман, потому как у Петра талант.
— А я помню, пригласили меня поиграть в одно солидное казино, -многозначительно сообщил осоловевший с полбутылки нешибкого коньяка Петя. Пил только он один. — Прошелся.
Петя кинул на банк червонец.
— Гляжу, а ко мне за стол Кобзон садится. И так вежливо: «Позволите?..»
Петя расстегнул пуговку видавшей виды джинсовой рубахи: душно. Почесал свирепо запястье, перетянутое бисерной фенечкой.
— Прошелся, — лениво сказал Анатолий Хутчиш и положил три свои карты на столик рубашкой вверх — рядом со стопочкой выигранных купюр: что-то около двухсот пятидесяти долларов.
Дима тоже не пропасовал. И после хода жадно и нетерпеливо захрустел крючковатыми пальцами.
Анатолию дальнейший ход событий был известен назубок, как пятый том дээспэшного учебника «Особенности использования песчаных укрытий в качестве отвлекающего фактора для субтропических областей»: эта сдача — предпоследняя. У него и еще у кого-нибудь, скорее всего, у Димы окажется по двадцать восемь. У Пети и у Паши — по тридцати одному. Карты сданы специально, чтобы нагнать банк.
Следующим будет сдавать Паша. Анатолию он сдаст тридцать два, а Диме — три туза. Шулеры принялись наконец бомбить фраеров.
— Ну и как? Обыграл Кобзона? Или тебе больше в любви везет? — сонно ковыряясь в ухе, спросил Дима.
Играя ленивого командировочного, озабоченного только тем, как убить время. Роль ему явно не шла. Гораздо естественней было бы встретить Диму где-нибудь у границы с тяжеленным рюкзаком за плечами, набитым польскими презервативами и ранглеровскими лейблами.
— Да сущую ерунду выиграл, — невинно радуясь вопросу, махнул ладошкой Петя и чуть не опрокинул бутылку с остатками коньяка. — Штуки две, не больше. — И настороженно обвел стол взглядом: верят ли?
— Тебя, наверное, карты любят, — изобразил зависть Дима.
Это у него вышло более иронично, чем правдоподобно. Устал.
Паша на всякий случай отставил бутылку подальше и под рост ставок поведал байку о том, как у них на заводе мужики отмечали похороны Брежнева. Составили список, спустились на вахту и передали требование начальства всем вахтерам быть на траурном собрании. Вахтеры, расписавшись напротив своих фамилий, манкировать собрание не решились. Гурьбой потопали разыскивать красный уголок ремонтного цеха. Завод остался без охраны, и литейный цех в рабочее время, в полном составе отправился в ближайший магазин за водярой. Именно тогда, под водку, его, Пашу, и научили играть в трыньку. И он знатно выиграл. Новичкам знатно везет.
Паша, естественно, врал. Ни на каком заводе он не трубил. Мордой не вышел. Но байку рассказывал, заразительно смеясь. И, как минимум, Петю рассмешил. Петя в ответ поведал историю, будто его в командировке приняли за генпрокурора с инспекцией и насовали взяток тонн на десять.
Раздача кончилась так, как Хутчиш и предвидел. Свара с банком в семьсот сорок два доллара. Вход — триста семьдесят один доллар. Анатолий наконец вынул прельстительную карточку из кармана, бросил поверх вороха денег. Поближе к себе, чтобы кидалы не имели возможность усечь липу. Всем своим видом в эту минуту Анатолий свидетельствовал, что на кредитке висят несметные богатства — гораздо внушительнее, нежели требуемая для участия в раунде сумма.
— А однажды, — нетрезво сказал Петя, — Пугачева так проигралась, что я ей тачку ловил. С тех пор она меня на все свои концерты приглашает. Хотите, билеты достану?
Последние слова Пети были полны грусти. Ему выпало всего семнадцать очков. Он еще попытался свериться с Анатолием, но Хутчиш, из вежливости взглянув в Петины карты, молча указал молодому человеку на колоду.
На Петю больно было смотреть. Он проигрался в пух и прах. Неухоженные хайры поникли, будто ветви плакучей ивы. Брови сложились в птичку.
Дима довольно поскреб лысину; рука незаметно, как ему казалось, скользнула за ворот рубашки.
Началось.
Паша уже не старался скрывать презрение к будущим жертвам. Во взгляде маленьких поросячьих глазок проявилась надменность. Жесты стали резче. Улыбочка уступила место оскалу. При желании можно было разглядеть примостившуюся на его плече химерную музу, хлопающую крыльями и истошно каркающую: «Пиастры! Пиастры!».
Анатолий увеличил ставку. Дима, словно ему за шиворот забрался клоп, задергал плечами, ответил на увеличение" ставки и яростно зачесал между лопатками.
Что-то у него не заладилось. Губы съехались гармошкой. Белесый пух на лысине заволновался, как ковыль, когда по нему мчится табун.
Паша с недоумением посмотрел на Димины манипуляции, но пока повышение ставок поддержал. Пашина роль в процессе бомбления была незначительная: отвлекать веселым трендежом и нагонять банк, чтобы клиент не мог до поры открыть Димины карты и соскочить с минимальными потерями.
За окном вагона прошмыгнул облупленный перрон с несколькими заспанньми аборигенами. Почти у каждого — плотно набитая скарбом сумка на колесиках. А на небе — тучи. Тучи, тучи, тучи... Хмурое утро.
Анатолий еще раз утроил ставку. Сделал это по-элегантному индифферентно.
Дима поддержал, а сам левой рукой, надеясь, что сие не видно для лохов, принялся осторожно выщипывать на грузном боку заправленную в брюки ткань. Надеясь, что, может быть, хоть так удастся извлечь загодя приготовленную для пальмировки [18], но как сквозь землю провалившуюся карту.
Паша на всякий случай начал очередную байку, однако спутал текст и осекся, сопя так, что в соседнем купе зашевелились. Глаза его закрылись, точно ромашки перед дождем, лицо побагровело.
Хутчиш еще раз увеличил ставку.
Делая вид, что с ним ничего особенного не случилось, что это просто нервный зуд, Дима ответил двумя стодолларовыми бумажками и открылся.
