Елена Логунова - Банда отпетых дизайнеров
– Едем к Свинячьим Ямам, – сказала я своим компаньонам, когда мы погрузились в шикарную машину Бронича.
Я подумала, что на нашем семейном «Форде» пускаться в бега смысла не имеет, машину, зарегистрированную на Зяму, милиция найдет в два счета, накрыв одним разом всю нашу дизайнерскую банду. А вот машиной Бронича до сих пор никто не интересовался, даже он сам. Да и зачем ему «Тойота», если он в камере сидит? Правда, после полученной от анонимного информатора наводки менты могут переключиться на поиски убийцы-художника и отпустить Бронича, и это было бы совсем неплохо, глядишь, шеф на радостях выдал бы мне зарплату, а то драпаю я на грязеполевой курорт с жалкой парой сотен в кармане…
И тут я внезапно сообразила, что совершенно напрасно поддалась стадному чувству и пустилась в бега вместе с братом-авантюристом и подружкой-паникершей. Ладно Зяма, он и впрямь может стать для следствия первым кандидатом в убийцы, а нам-то с Алкой чего бояться? Даже если нас прижмут к стенке как липовых дизайнерш, мы прикинемся веселыми идиотками – мол, виноваты, очень глупо шутили, больше не будем народ разыгрывать и резиновые мячи на сковородку укладывать. В чужих квартирах, во всяком случае. В своих-то жилищах имеем полное право хоть дирижабли на постном масле жарить, хоть надувные лодки запекать! Кстати, мои родственники этому не сильно удивились бы, в нашей семье к кулинарным экспериментам относятся с пониманием… А на время убийства Цибулькиной у нас с Трошкиной надежное алиби есть, мы весь день в конторе сидели, на глазах у Люси, Кати и Андрюхи. Нет, нам с Алкой это дело не пришьют, значит, мы должны только Зяме надежное убежище найти, а сами вполне можем в город возвращаться. Шефу же, если он уже нынче выйдет из узилища и сразу же хватится своей тачки, я что-нибудь наплету, мне сочинять не трудно.
– Зачем нам на Свинячьи Ямы? Мы что, будем там маскироваться на местности? – перебив мои мысли, ехидно спросила Трошкина. – Попытаемся затеряться в грязи среди кабанов и свиноматок?
– Чур, я буду кабаном! – с подъемом воскликнул Зяма.
Смекнув, что нам с ней при такой раздаче достанется незавидная роль свиноматок, Алка прикусила не в меру длинный язык, а я веско сказала:
– Я хочу попробовать решить одновременно две задачи: во-первых, затруднить компетентным органам встречу с Зямой, во-вторых, немного облегчить жизнь этим самым органам.
– Задачи кажутся мне взаимоисключающими, – призналась Алка. – Скажи, как ты собираешься помогать органам, одновременно препятствуя им?
Подружка озадаченно нахмурилась, а Зяма сморщил лоб гормошкой.
– Я хочу помочь органам, немного увеличив их численность, – объяснила я. – То есть вернув в строй одного бойца. Даже двух, если считать и собаку.
Мои собственные бойцы не выглядели просветленными, и я рассказала им про Дениса с Барклаем.
– Твой любимый попал в беду, а ты так спокойна? – возмутилась Трошкина.
То ли вправду изумилась моей черствости, то ли хотела на контрасте подчеркнуть собственную душевность. Можно подумать, сама она жена декабриста!
– Подруга октябренка, – ехидно пробормотала я. Алка снова озадачилась, а Зяма стрельнул в меня веселым взглядом. – На дорогу смотри, – сердито сказала я ему. – Не проворонь съезд на проселок.
Поворот с шоссе на узкую пыльную дорогу, вихляющую из стороны в сторону так, словно ее протоптал караван верблюдов-эпилептиков, пропустить легче легкого. Он не был отмечен никакими знаками и при этом хорошо замаскирован высокорослой кукурузой. Мы бы, пожалуй, и не заметили этот извилистый шлях, если бы прямо перед нами в зеленое море не нырнул «ЗИЛ», груженный щебенкой. Корму грузовика тряхнуло, из кузова выплеснулась порция гравия, и Зяма поспешил притормозить. Благодаря этому лобовое стекло нашей – то есть шефовой – машины уцелело, да и с шоссе мы скатились вполне аккуратно, мягко. Оказавшись на проселке, «Тойота» начала пищать, да так жалобно, что Дед-Желторотик проникся чувством солидарности и тоже начал горестно поскрипывать.
– Чего это они? – удивился Зяма.
– Птенец жрать хочет, а бортовой компьютер пишет по-английски: «Немедленно вернитесь с проселка на шоссе», – ответила я, изучив приборную панель. – Не будем возвращаться, другой дороги к Свинячьим Ямам я не знаю, придется японской неженке потерпеть.
Терпеть пришлось всем нам. Громыхающий впереди «КамАЗ» оставил за собой такую плотную завесу из пыли и черного вонючего дыма, словно в кузове у него был не щебень, а жаровня с поджаривающимися на ней гимнастическими мячами, резиновыми скакалками, надувными матрасами и прочим спортивным снаряжением в ассортименте. Мы задраили все окошки, но все равно чихали и кашляли, как гриппозные, да и видимость ухудшилась настолько, что Зяма предпочел остановить машину.
– Подождем, пока распогодится, – сказал он, съехав на обочину, которую избалованная «Тойота», видимо, вообще сочла дикой местностью, не имеющей никакого отношения к транспортным артериям и даже капиллярам: писклявый компьютер оскорбленно замолчал. Зяма милосердно заглушил мотор.
Мы с Алкой не возражали, сидели тихо и смотрели сквозь запыленные стекла, терпеливо ожидая, пока снаружи прояснится.
Вдруг в наступившей тишине из черно-бурых клубов возникла кряжистая фигура седобородого старца с голой грудью, в одних полосатых трусах и панаме, на тулье которой имелась глубокая продольная вмятина, получить которую можно было в результате прицельного обрушения на головной убор молодого деревца или водосточной трубы. Выглядел дед, действительно, крепко ударенным. Особенно странно смотрелась борода, заплетенная в две косицы, перевязанные замусоленными капроновыми бантами лазоревого цвета. Банты великолепно сочетались с голубыми глазами старикана. Мы с Трошкиной при виде этого дивного видения малость обомлели, а вот Зяма ничуть не стушевался. Он придавил кнопочку стеклоподъемника и бодро крикнул в открывшееся окошко:
– Привет странникам! По святым толстовским местам скитаетесь, дедушка? Хождение по мукам совершаете? А не подскажете ли, куда мы-то путь держим?
Братишка, похоже, хотел узнать правильно ли мы едем к Свинячьим Ямам, но перемудрил с формулировкой вопроса. По Зяминым словам и светски небрежному тону запросто можно было подумать, что мы не слишком волнуемся о том, куда едем, практикуем экстремальное катание по скверной дороге сугубо с развлекательной целью. Руссо туристо, облико морале, маршруто кретино.
Дед заметно удивился, открыл рот, но слов его мы не услышали. Заглушая все звуки, над кукурузным лесом понесся хриплый рев громкоговорителя:
– Стой, стрелять буду! Поворачивай, пока дроби не нажрался!
Толстовец в панаме растаял, словно его и не было. Мы с братцем переглянулись.
– Наверное, это колхозный сторож орет, – подала голос с заднего сиденья встревоженная Трошкина. – Думает, что мы приехали кукурузу тырить.
– Ясно, что сторож, – кивнула я. – Непонятно только, чего он от нас хочет. Что нам теперь делать, стоять или ехать?
– Главное, не надо тырить кукурузу, – постановил Зяма и полез из машины.
– Возьми белый флаг! – я сунула ему в руку сторублевку.
Воздев высоко над головой денежную купюру, братец встал во весь рост на краю кукурузного поля, как своеобразный вариант Статуи Свободы. Колхозный сторож не остался равнодушен к этому авангардному произведению искусства.
– Стой, где стоишь, я сейчас! – заметно добрее крикнул он в свой мегафон.
Минут пять Зяма послушно стоял, отмахиваясь свободной рукой от оводов. Потом из кукурузных зарослей с шорохом и треском вывалился дюжий мужик в старозаветных спортивных штанах и застиранной майке, на которой смутно угадывался незабываемый силуэт медвежонка – символа Олимпиады-80. Призрак олимпийского мишки реял на широкой груди кукурузного секьюрити слева, над сердцем, как бейдж с нечетким фотоснимком. И то сказать, могучий дядька имел большое сходство с сердитым медведем.
– Держи! – сурово сказал колхозный олимпиец и протянул Зяме большой цветной пакет, с виду весьма увесистый.
Взамен он решительно забрал у братца стольник, аккуратно сложил купюру пополам и, бережно засовывая ее в боковой карман штанов, сказал:
– Нужно будет еще – приезжай сюда же, я твою машину запомнил.
– А вы все проезжающие тут машины запоминаете или только некоторые? – тут же уцепился за сказанное Зяма. – Случайно, не попадался вам на глаза мотороллер «Муравей» с фанерной будкой и зарешеченным окошком?
– Может, и попадался, – уклончиво ответил мужик и задумчиво уставился мимо собеседника на частый лес кукурузных стеблей, словно созерцание этой могучей зелени могло освежить его память. Зяма, который в таких случаях использует более действенное лекарство от склероза, сунул руку в салон и требовательно пощелкал пальцами у меня под носом. Я не стала ждать голосового сигнала и быстро вложила в руку братца свой второй и последний стольник.
