Дарья Донцова - Золотое правило Трехпудовочки

– Так и ангину заработать можно, – не одобрила идею Ната.

– Нет, – не согласилась Ира, – горло болит от микробов, деснам от холода хорошо.

– Ему игрушка от кариеса помогла? – захихикала Нина. – Все парни при виде бормашины трусят.

– Не, у моего зубы мудрости лезли, – развеселилась Ира, – вот он и решил прорезывателем воспользоваться!

– Ни фига себе, у твоего явно задержка в развитии, – заржала Ната. – Скоро четвертак отметит, а еще жевалки не отрастил. Это уже зубы не мудрости, а тупости.

– Сама ты дура, – неожиданно обиделась Ира. – Зубы мудрости после двадцати лет вылезают, их поэтому так и назвали, что человек уже поумнел.

– Ну это кто как, – философски заметила Нина. – Натка верно схохмила, у некоторых зубы тупости прорезываются. Мой себе брекеты поставил, мамаша у него не позаботилась в свое время, про прикус сына не подумала, зато сейчас меня гнобит, припрется в гости и ну поучать: «Распашонку байковую на тонкую надень, чепчик ребенку завяжи, простудишь мне внука, коза!» Я недавно не выдержала и ответила: «Сами вы, мама, козища! Че к сыну в рот не поглядели? У него там частокол вырос, теперь деньги не на жену с сыном, а на свою пасть тратит».

Так он, девочки, чего учудил! Сделал рентгеновский снимок головы. На новую работу устраивался, а там велели полное обследование пройти. Приносит домой пленку, чуть не плачет, тычет мне ее под нос и гундит: «Нин, позырь, че у меня с зубами! Такие там дырищи! В каждом!» Ну я поглядела и отвечаю: это твои брекеты! На пленке всегда металл так выглядит. Вот у нас в хирургии случай был. Пришел парень, принес снимок, врач поглядел и говорит сестрам: «Видите, девоньки, у мальчика был перелом позвонков шейных, ему их винтом скрепили, вот, отлично видно». А больной возмутился: «Ничего я никогда не ломал, гайморит у меня». Но штырь-то торчит!

– И че это было? – с жарким любопытством поинтересовалась Ната.

– Пирсинг в языке, – захихикала Нина, – это ж болт, который перпендикулярно торчит, вот и получилась хрень в позвонках. Мы потом над доктором посмеивались, а он не злился, говорил: «С каждым случиться может. Иногда женщины серьги снять забудут, и получается на рентгене черепушка с висюльками».

– Угарно! – еще сильнее развеселилась Нина.

– Избавь нас от своих рассказов, – поморщилась Ната, – ты медсестра, а другие не хотят про болячки слушать. Фу.

– А у меня соседка Верка своего парня Пашку разоблачила, – сменила тему Нина. – Они дома телик смотрели, а им своего бебика Наташка с третьего этажа принесла, попросила приглядеть полчасика. Малыш описался, Верка растерялась, а Пашка ловко памперс поменял, правильно его заклеил, чтобы не вонял, и в помойку отнес. Тут-то Верку и торкнуло: откуда у Пашки навык, если своих не имеет? Навела справки и выяснила: есть у него жена и сын. Во! Уж лучше, когда наши крендели с детьми неправильно обращаются, значит, опыта нет.

– На Ленина выходит кто? – закашлял водитель.

– Если у тебя свиной грипп, нечего за руль лезть! – взвизгнула Нина. – У нас дети, мы помирать не хотим.

– Спокуха, девчата, это туберкулез, – сохраняя самое серьезное выражение лица, сообщил шофер.

– Ну тогда ничего, – успокоилась Нина.

Парень за баранкой расхохотался.

– Чего ржешь? – возмутилась медсестра.

– От твоей тупости тащусь, – весело заявил тот, – прикольно палочку Коха получить. Она, по-твоему, лучше свиного гриппа?

– Замолчи, Кох, мне от тебя ничего не надо! – заорала Нина. – Вот гастарбайтеры чертовы, наприезжали сюда, Кохи всякие!

– Я москвич, – сказал водитель.

– С фамилией Кох? – хмыкнула Нина. – Не ври, из Молдавии припер.

Шофер зашелся в хохоте и кашле.

– Ой, дура, – простонал он, – ничего про туберкулез не слышала?

– Молодой человек, – ожила старушка на втором сиденье, – на Ленина тормозните, около пятнадцатого дома.

– Плиз, бабуля, – ответил юноша, – уже на месте. Не спим, граждане, следующая остановка рынок.

Тут я вспомнила, что мне тоже нужна улица, носящая имя пламенного марксиста, и поспешила к двери, провожаемая дискантом Нины:

– Какими палочками ты хвастаешься?

Очутившись на тротуаре, я запоздало удивилась глупости медсестры, которая так и не выучила, чтó является возбудителем туберкулеза, и пожалела мужей девчонок. Наверное, парни не подозревают, с каким презрением относятся к ним юные жены, считают их дебилами, трусами, никчемными отцами. Остается лишь удивляться, по какой причине милые леди не разводятся с сэрами. Не хочется думать, что они сохраняют видимость семьи исключительно из финансовых соображений.

Я пошла по широкому проспекту, вспомнила недавно услышанное выражение «зуб тупости» и невольно улыбнулась. Вот в этом случае молодая мамаша права: у некоторых людей прорезаются именно зубы тупости, мудрости у них нет ни капли.

Антонина Семеновна не захотела открыть дверь незнакомке.

– Вы кто? – бдительно поинтересовалась она.

– Татьяна Сергеева, – представилась я, достала из сумки удостоверение и поднесла его к глазку.

– Милиция? – тревожно отреагировала Макарова. – А ну как я сейчас в райотдел позвоню и поинтересуюсь, работает ли у них такая сотрудница?

– Я приехала из Москвы, – терпеливо объяснила я. – У вас есть племянница Елена Киселева?

– Двоюродная она мне по бабкиной линии, – сбавила агрессию хозяйка.

– Уж простите, я привезла вам плохую новость, – нехотя произнесла я, – Лена умерла.

Загремели замки, залязгали цепочки, дверь приоткрылась, из щели высунулась рука, очень напоминающая птичью лапку.

– Давай корочку, – потребовала она.

Я, нарушив служебную инструкцию, протянула бордовую книжечку. Железная дверь захлопнулась. Некоторое время на лестнице стояла тишина. Потом снова раздалось лязганье, и я увидела бабулю, румяную, словно свежеиспеченный кекс.

– Заходи, – приказала она, – раздевайся аккуратно, руки вымой с дороги, а то эпидемия ходит. Я потом на тебя мирамистином брызну, для надежности.

Глава 22

Я покорно вытерпела дезинфекцию и была допущена на кухню. Двери в комнаты старушка на всякий случай закрыла. То ли у нее в квартире было неприбрано, то ли она не хотела демонстрировать чужим глазам накопленное добро.

– Ленка померла? – довольно равнодушно спросила она, указывая мне на табуретку.

Я села и кивнула.

– Царствие ей Небесное, – перекрестилась Антонина Семеновна. – А от меня чего надо?

– В случае подозрительной смерти принято опрашивать родственников, – вздохнула я. – У Елены никого, кроме вас, нет. Еще раз извините за доставленные переживания, но таковы формальности.

Антонина Семеновна совершенно не казалась расстроенной.

– Спрашивайте, коли надо, но мы не сильно дружили.

– Похоже, вас не очень удивила кончина племянницы, – не выдержала я.

– Родство дальнее, – кивнула Макарова, – а у Ленки в голове всю жизнь ветер гудел. Ей везло, выскакивала сухой из воды, мать хорошая досталась, потом муж золотой, дочка славная, несмотря ни на что, получилась. Сколько же фартить может? Господь справедлив: детство счастливое – зрелость печальная, в молодые годы глаза выплакал – в старости сыром в масле кататься будешь. Баланс соблюдается.

– У Лены были проблемы с дочерью? – ухватилась я за нужный крючок.

– Кто сказал? – по-птичьи склонила голову набок старушка.

– Вы, – отрезала я, – «дочка славная у нее, несмотря ни на что, получилась». А на что смотреть надо было?

Антонина Семеновна поджала губы.

– Я о родных не сплетничаю.

– Жаль, – вздохнула я, – можете потерять квартиру.

Глаза Макаровой чуть сузились.

– Квартиру? Какую?

Я поерзала на жесткой табуретке, потом без приглашения пересела на небольшой диванчик у окна и заявила:

– Лена и Аня внезапно скончались обе. Родственников, как я уже упоминала, кроме вас, у них нет.

– Мне восьмой десяток пошел, – занервничала Антонина, – живу на пенсию, еле-еле себе на похороны наскребла. Киселевых хоронить не могу.

– У покойных есть квартира в Москве, – продолжила я. – Если не найдется наследников, она отойдет государству вместе с мебелью и остальным добром.

– Как не отыщется! – пришла в возбуждение Макарова. – Я вот она!

– Вам придется доказывать родство, – сказала я, – предъявлять документы.

Старуха бодро убежала из кухни, вернулась назад, принесла с собой несколько фотоальбомов и начала перелистывать страницы, тыча пальцем в снимки. Я терпеливо ждала нужного момента, и он настал.

– Это Ленка, – сказала Макарова, в очередной раз перевернув страницу, – ее сюда, в Бодольск, отправили грех скрыть. Забеременела она.

– Рановато девочка решила обзавестись потомством, – подначила я Антонину.

– Спуталась с парнем, – забыв о своем принципе не сплетничать про родню, зачастила старуха, – он был из обеспеченной семьи, москвич, студент. Ленка понадеялась, что у них семья сложится. Это ей Наташка, дура, в башку вбивала. Мать у Ленки тупее многих была, у самой личная жизнь наперекосяк ехала, вот она и пела девочке с малолетства: «Главное – муж. Найдешь хорошего человека, держись за него, остальное приложится».