Дарья Донцова - Имидж напрокат
– Молодец! – похвалил меня Костин. – Злого умысла Степанов не имел, ни на чью жизнь не покушался, просто решил доставить несколько неприятных минут воришке, который снимет с куклы шаль. Поэтому и прицепил записку: «Кто наденет мой платок, умрет в течение часа, проклятие мое на нем будет вечно». Кстати, до того как очутиться в роддоме, Офелия находилась в мастерской, в комнате, которую художник трогательно именует детской. Там он держит свои произведения, которые предназначены для нового музея, их в старой экспозиции не выставляют.
– Но здание еще не начали ремонтировать, – удивилась я, – процесс восстановления дома займет года два, а то и больше.
– Так куклу мастерят не один день, – заметил Вовка, – Степанов с бригадой работает медленно. Офелия первое готовое изделие. Автор очень ее полюбил. И вдруг Валерий Борисович велел ему повесить Офелию на перила. Юрий начал спорить, объяснять, что эта кукла особенная, ее никак нельзя сейчас выставлять на всеобщее обозрение. Милов удивился и заметил, что марионетка готова, а когда на нее смотреть будут, роли не играет. Дальше – больше: хозяин упомянул имя той, кого Юрий на дух не выносит. Владелец усадьбы сказал: «Анжелика придумала новую экскурсию с посещением роддома, кукла необходима для создания атмосферы». Степанов решил стоять до конца и заявил: «Надеюсь, когда ремонт здания, куда переедет музей, закончится, Анжелику уволят за пещерную необразованность. Из нее экскурсовод, как из табуретки ракета, девчонка жуткую чушь несет. Да и внешне она на утку похожа. Вот выгонят Лику, и я Офелию со спокойной душой в любую экспозицию отдам. А сейчас ее из-за того, что гид – дура, зацапают-захватают и точно сопрут платок с шеи, кольцо с пальца». Валерий Борисович разозлился и рявкнул: «Через десять минут чертова кукла должна быть в музее! В противном случае вы, Юрий Аркадьевич, будете уволены». Степанов в бешенстве вернулся в мастерскую. Кипя от злости, набросал записку и прикрепил ее к платку своей любимицы. А потом подумал, что нет смысла вечером нести бедняжку в роддом, экскурсии ведь проводят только в первой половине дня, жаль Офелию, зачем ей лишнюю ночь проводить в пустом неуютном доме…
Я хихикнула.
– Не понять тебе душу художника, – засмеялся Володя. – Степанов ушел домой, решив отправить куклу на растерзание экскурсантам завтра утром. Но придя в десять часов на службу, марионетки не обнаружил. Она исчезла.
– Ясно… – задумчиво протянула я. – У мастера нет предположений, кто мог переместить Офелию в бывший роддом?
Костин пожал плечами.
– На кого-либо конкретно он не указал, но уверен, что орудовал свой человек, из сотрудников. Юрий предъявляет к подчиненным жесткие требования, ленивых и бесталанных мигом увольняет. Чтобы заслужить милостивый взгляд Степанова, нужно пахать с рассвета до заката. Вот кто-то, зная, как начальник относится к Офелии, и решил сделать ему гадость. Вечером, перед тем как уйти, мастер проверил любимицу, нашел ее, так сказать, в добром здравии. У художника, естественно, есть ключи от всех помещений мастерской, он всегда тщательно запирает двери. Вход в бывший роддом стережет электронный замок. Тот, кто после ухода мастера утащил Офелию, смог открыть-запереть не только мастерскую, но и здание, предназначенное для ремонта. Поэтому маловероятно, что это был пациент. Ничего, скоро я выясню, кто развлечься решил, и…
Глава 28
Костин не успел договорить, потому что мы с ним поравнялись с ресепшен СПА. Девушка за стойкой вскочила.
– Добрый день. Чем могу помочь?
– Моя фамилия Романова… – начала я.
– Ой, как хорошо, что вы пришли! – не дала договорить мне медсестра. – Доктор Чу Ванч Суонг Но Оонг Ши Банч Фе Хмрадж вас ждет. Входите, пожалуйста, кабинет номер один. Муж может вас подождать в холле.
– Владимир не мой супруг, – зачем-то уточнила я.
– О, простите, – извинилась девушка, – ваш сын посидит в детской комнате.
Я, успевшая сделать пару шагов в сторону кабинета Чу, обернулась. Может, у Валерия Борисовича работают прекрасные врачи, но мне в его центре постоянно попадаются странные сотрудники. Стоит вспомнить хотя бы кардиолога Наталью Федоровну, которая была уверена, что моя подруга Катя родила на ее глазах негритенка. Ну кем надо быть, чтобы принять черную мопсиху за младенца? А теперь вот встретилась медсестра, назвавшая Костина моим сыном. Она что, слепая? Не видит, что перед ней лысоватый мужчина вовсе не детского возраста? И Костин старше меня! Я что, выгляжу на сто лет?
– Мамочка, – тем временем пропищал, входя в роль ребенка, Вовка, – можно я работой займусь? Меня разные дяди и тети ждут. Ты одна найдешь дорогу в свою палату? Не заблудишься, как вчера в супермаркете между двумя стеллажами? Не хочу, чтобы ты плакала у входа в клинику.
– Пожалуйста, не волнуйтесь, – зачастила, повернувшись к Костину, медсестра. – Я поставлю в карте вашей мамочки красный флажок, и ее возьмет под опеку наша служба помощи выжившим из ума пациентам. У нас все под контролем. Как вас зовут, молодой человек?
– Владимир Костин, – сдавленным голосом представился мой друг.
– Прекрасно, – кивнула дурочка. – Указываю: по заявлению сына. Госпожа Романова, идите на прием. Видите – из двери такая кривая штучка торчит? Называется ручка. Нажмите на нее…
Вовка не выдержал и расхохотался, а я, показав ему кулак, вошла в кабинет. Там за большим столом сидел мужчина в белом халате, женщина чуть постарше меня устроилась за откидной доской, приделанной к стене.
– Здравствуйте, госпожа Романова, – нараспев произнесла медсестра, – я помощница доктора Чу Ванч Суонг Но Оонг Ши Банч Фе Хмрадж. Меня зовут Дафиня Хлоя Ребекка Мэри Анна Каролина Сюзанна Банч Фе Хмрадж. Присаживайтесь вот сюда, в кресло, профессор проведет диагностику.
Я опустилась на кожаное сиденье немного удивленная – доктор Чу имел европейскую внешность и походил на китайца, как я на королевского пингвина. Врач молча смотрел на меня. Тишина стала тягостной, я решила ее нарушить.
– Добрый день, я пришла для консультации.
– Сидите тихо, – попросила медсестра, – не мешайте академику.
– Все в порядке, картина уже ясна, – неожиданно низким для столь тощего тела голосом произнес доктор. – Вас зовут Лампа?
– Да, – подтвердила я, – это сокращение от «Евлампия».
– Теперь обратитесь ко мне по имени, – вдруг велел диагност.
Я не большой любитель бегать по медцентрам, со здоровьем у меня все в порядке. Но если приспичит, иду к нормальному терапевту, восточной медициной не увлекаюсь. Моей маме подруги еще в советские годы советовали посетить индийского диетолога, корейского стоматолога, японского массажиста и хирурга из неведомой страны Бхани, который через нос безо всякого наркоза извлекал из пациента аппендикс, на что она спокойно отвечала: «Что немцу здорово, то русскому смерть» – и отправлялась в поликлинику к замечательному терапевту Анне Наумовне. Мама прожила много лет, доверяя своему врачу, и ушла в мир иной весьма пожилым человеком, сохранив до последних дней физическую и умственную активность. А я, если что-то заболит, бегу к чудесному гомеопату Евгению Изовичу Нулю, который никогда не просит меня при входе в кабинет произносить его имя. Но у медиков Поднебесной, судя по всему, другие правила.
– Доктор Чу, – сказала я. И, немного подумав, на всякий случай добавила: – Добрый день.
Ход моих мыслей был таким: может, китайцы обидчивы? Вдруг у них принято здороваться так же часто, как у японцев кланяться?
– Доктор Чу, – повторил профессор. – Значит, вас следует звать Ев.
– Почему? – не поняла я.
– Вы произнесли первый слог моего имени – Чу. Но это неправильно, как и в вашем случае Ев. Вы Евлампия. А я кто? – прищурился врач и стал отдаленно напоминать азиата. – Попробуйте еще раз.
Мне стало неудобно.
– У вас очень длинное, необычное для моего слуха имя. Ни в коем случае не хотела оскорбить вас…
– Вы меня совершенно не обидели, – перебил меня профессор, – просто попробуйте произнести мое имя. Чу… А дальше?
– Чу… чу… – забормотала я, – Чунга Чанга… э… синий небосвод… Ой! Случайно вырвалось!
– Хорошо. Может, вы можете назвать имя моей помощницы? – предложил Чу. – Оно не китайское, а привычное вам европейское.
– Э… э… э… Марта, Мария, Екатерина, – начала я.
– Ясно, – вздохнул врач. – У вас плохо с памятью, связки мозга ослаблены из-за нарушенной работы желудочно-кишечного тракта. В кровь поступают токсины, они медленно, но верно отравляют человека. Что вы охотно едите?
– Все, – ответила я. – У меня хороший аппетит и нет заморочек по поводу диеты.
– Плохо, – нахмурился Чу, – корень ваших бед в неразборчивой прожорливости. Дрожжевой хлеб употребляете? Белый и черный?
– Да, – осторожно подтвердила я, – люблю тосты с маслом.
– Со сливочным? – уточнил Чу. – Коровьим?
