Елена Логунова - На сеновал с Зевсом
Рассмотреть их внимательно и подробно я собиралась дома, а вот навести справочки о личности Борюсика имело смысл не отходя от кассы. Сделать это оказалось совсем несложно: я вышла на крыльцо, где курили голенастые Белочки и Зайки, и дружески поулыбалась тем, чьи мордочки были мне знакомы по вчерашней антицеллюлитной конференции.
— Привет! От кого цветочки? — фамильярно и не без ревности спросила девица, рекламировавшая вчера капустные компрессы.
— Эти-то? — Я посмотрела на букет, с которым по-прежнему таскалась, как переезжая сваха, и мгновенно придумала гениальный ход. — Это не мои. Какая-то девчонка просила передать Борюсику.
— У Борюсика есть тайная поклонница?! — громко ахнула девица.
Белочки и Зайки возбужденно запищали и тут же перемыли все Борюсиковы косточки до зеркального блеска. Не задав ни единого вопроса, я узнала, что Боря Трофимов — жалкая личность: бездарный актер на третьих ролях, язвительный холостяк с неровной личной жизнью, любитель заложить за воротничок и вообще закомплексованное чудовище вроде Квазимодо, только помельче.
Информация была небезынтересная, но она ничего для меня не проясняла.
— Где я, а где тот чудовищный Борюсик? — задумалась я уже в такси по дороге домой. — Что у нас с ним общего?
«Не что, а кто!» — ворчливо поправил меня внутренний голос.
Я добросовестно вникла в смысл сказанного и кивнула.
На данный момент мы с внутренним голосом видели только одно связующее звено между мной и пресловутым Борюсиком:
— Синьор интендант-майор!
Алехандро меня живо и разнообразно беспокоил, в связи с чем я решила принять ударную дозу профилактического средства против нездоровой увлеченности и вторую половину воскресного дня, а также всю последующую ночь скоротала в обществе своего любимого милицейского капитана Дениса Кулебякина.
5 апреля
— М-да, — невесело хмыкнула Катерина, оглядев в зеркальной стене кабины лифта наше пасмурное трио. — Люди в черном!
И она, и я, и Зойка пришли на работу в трауре. На двенадцать часов были назначены похороны Маруси, и мы договорились ехать на кладбище прямо из офиса.
С самого начала все пошло наперекосяк. Андрюха, который должен был везти нас на своей машине, как обычно, припозднился, и на кладбище мы мчались как на пожар. В спешке Эндрю не заметил на дороге «лежачего полицейского», и машину так подбросило и тряхнуло, что из ее кормовой части с колокольным звоном вывалилась какая-то важная деталь. Из-за этого мы лишились средства передвижения и потеряли Андрюху, который поехал провожать в автосервис свою тачку. Нам с девочками пришлось ловить такси, а это оказалось непростой задачей, потому что наш траурный вид не привлекал водителей. Мало того что мы были в черном, так еще держали на руках неудобный длинный венок из белых роз и кипарисовых ветвей, который позже, уже в такси, торчащей колючкой разодрал Зойке чулок. Идти на похороны в одном чулке она отказалась наотрез, и в результате до кладбища добрались только я и Катерина. Ну, и еще проклятый венок, который мы дико замучились тащить и на финишной прямой несли без всяких церемоний, как бревно. Причем Катька, которая влекла хвостовую часть цветочно-хвойной композиции, на ходу раскорячивалась, чтобы уберечь от колючек свои собственные колготки, а я шла задом наперед, так что выглядели мы не столько торжественно, сколько трагикомично.
Зато наше появление не осталось незамеченным! По-моему, на нас с Катькой (и бревновидным венком) не загляделась только покойница, да и то потому, что лежала в закрытом гробу. Мы молчком сгрузили к его подножию нашу погребальную икебану и встали по сторонам домовины, как почетный караул.
Без тяжелого лохматого венка держать равновесие стало гораздо легче, но не все присутствующие были такими же устойчивыми, как я. Даша-Дахамиль рыдала на груди жениха покойной Маруси, накренившись, как тонкая рябинка, да и сам Мурат Русланович заметно покачивался. Мне показалось, что он сильно нетрезв.
Провожающих у открытой могилы собралось немного. Ни родителей Маруси, ни ее незабываемой бронетанковой бабушки не было, но я узнала их соседа-очкарика и подошла к нему.
— Они все в больнице! — вздохнул он, отвечая на мой вопрос.
— Как, и старушка там?! — охнула я. — Неужели тоже инсульт?
— Хуже! — Сосед понизил голос до шепота. — Бабуля Жане в психиатрической! У нее с головой совсем плохо сделалось. Представляете — она стала слышать голос погибшей внучки!
— Каким же это образом? — против воли заинтересовалась я.
Благодаря мамулиным романам я более или менее в курсе основных способов загробной коммуникации, но мне почему-то трудно было представить экспрессивную бабушку Маруси пристально всматривающейся в магический кристалл или перешептывающейся с духами посредством танцующего блюдечка. На мой взгляд, ее бронетанковой натуре гораздо больше подошло бы исполнение оглушительного соло для ударных на шаманском бубне!
— Представьте, она разговаривала с мертвой девочкой по телефону! — округлив глаза до границ черепаховой оправы, объяснил сосед.
— И что же ей сказала Маруся? — Я тоже предельно расширила глаза, серьезно рискуя приклеить ресницы, накрашенные удлиняющей тушью, к бровям.
— Кто же знает? Мы только и поняли, что ей Марета звонила — бабуля беспрестанно повторяла ее имя, размахивая телефоном. Она его, кстати, с корнем вырвала, так и прибежала к нам с аппаратом в руках, — сосед слабо улыбнулся. — Шумела, бедняжка, вдвое громче обычного! Мы с женой для нее неотложку вызвали, а соседи из другого подъезда — милицию. Они подумали, что у нас скандал, кого-то убивают c утра пораньше!
— Когда это было? — зачем-то уточнила я.
— Да мы только проснулись — где-то в половине восьмого!
— Ужас какой-то, была дружная семья, крепкий, так сказать, очаг, и вдруг все рассыпалось как карточный домик! — сокрушенно сказала я Катерине в фойе кафе, где проходил поминальный обед.
Заведение было затрапезное, но его специализированные услуги явно пользовались большим спросом: в каждом из трех зальчиков стучали ложками компании скорбящих. Обслуживали все три зала одни и те же официанты, они сновали из помещения в помещение, разнося комплексные поминальные обеды. Все двери были распахнуты, и в холле, куда мы с Катькой вышли, когда ей приспичило курить, однотипные печальные речи слышны были со стереоэффектом. Это здорово нагнетало и усиливало тоску.
— Люди в черном, — пробормотала Катерина, тщетно пытаясь совместить огонек зажигалки и кончик сигареты. — Они заполонили землю!
За поминальным обедом мы пили водку, отчего Катька утратила четкость мыслей и движений, а меня неудержимо потянуло философствовать:
— Вот так плывешь по морю жизни, плывешь, думаешь, что все хорошо, и вдруг — раз! Айсберг в океане.
— Я в-видела «Титаник», можешь не пересказывать мне с-сюжет, — отмахнулась пьяная Катерина.
Ее неудержимо вело в сторону от реальности — на зыбкую кинематографическую почву.
— Я не про кино, я про жизнь! — обиделась пьяная я. — Про то, как катастрофически разрушился мир этой прекрасной семьи! Практически в одночасье все рухнуло: Маруся в могиле, ее родители прикованы к больничным койкам, а бабушка в психушку загремела!
— И безутешный жених Мурат с разбитым сердцем уезжает из нашего города навсегда! — с тяжким вздохом добавила чувствительная Катерина. — Он уже уволился с работы, купил билет на поезд дальнего следования и выставил на продажу свою квартиру.
— Откуда ты знаешь?
— Даша сказала.
Я досадливо передернула плечами. Мне Даша Жане не сказала ни единого словечка, она даже не смотрела в мою сторону.
«Наверное, продолжает винить тебя в смерти сестрички, — подсказал внутренний голос. — Хотя это, конечно, полный идиотизм».
— У этой Даши наследственная склонность к душевным заболеваниям, — проворчала я.
Катерина меня не слушала. Она глубоко затянулась, секунду помедлила и выдохнула дымное облако, размерам которого позавидовал бы Змей Горыныч. Я закашлялась и отодвинулась, нервно отмахиваясь от драконьего выхлопа.
Переместившись чуть в сторону, я смогла увидеть в ближайшем к нам дверном проеме новых людей в черном. Что интересно, лица некоторых из них были мне знакомы!
— Ты чё стоишь там как неродная? Иди сюда! — поманила меня девица в глухом черном платье монастырской послушницы.
На ногах у нее были балетки, и только они помогли мне узнать в смиренной чернице плясунью из ТЮЗа, которую мы с Алкой уговорили изменить капустным компрессам ради более эффективных ихтиоловых обертываний.
— Я?
Я оглянулась на Катьку — она сидела на подоконнике с закрытыми глазами, откровенно наслаждаясь процессом, о вреде которого без устали предупреждает Минздрав.
