Галина Гордиенко - Сюрприз под занавес
Маша хмурилась: с уликами туговато. Если только расстараться как следует, поднапрячь память…
Томка, мышь серая, добрых два часа тут болтала! Неужто впустую?!
Прибежала Динка и тут же полезла к Маше. Вывалила ей на колени подарки Софи и заставила восхищаться старинными игрушками — «правда, Маша и сама маленькой такими же играла?»
Шепотом!
«Вот что значит хорошее воспитание»,— одобрила Маша, с искренним любопытством изучая многочисленные безделушки.
Маша осторожно перебирала их и не решалась признаться ребенку, что все свои куклы она приобрела уже будучи замужем. Чтоб хоть как-то компенсировать невеселое, нищее детство.
И даже прижимистый Ванька словечка против ни разу не сказал, когда Маша ставила на полку специально изготовленного стеллажа — лично заказывала! — очередную игрушку. Лишь кряхтел и жалостливо хмурился, когда жена прижимала к себе какую-нибудь заморскую Барби или пушистого медвежонка. И намекал, таракан рыжий, что с малышом возиться не в пример интереснее.
Сравнил!
Потом древние игрушки на Машиных коленях сменил тяжелый альбом с рисунками умершей Риты — «жаль ее, да, Маш?»
Маша рассматривала карандашные и акварельные работы и послушно кивала. Некоторые рисунки ей действительно нравились. Порой не верилось, что художник — маленькая девочка, чуть старше Лелькиной дочери.
Динка все картинки уже наизусть помнила, так что ее терпения надолго не хватило. Минут через пять она убежала играть с Крысом.
Однако Маша не отложила альбом. Внимательно прислушивалась к беседе сестер и перелистывала страницы.
Едва ли не впервые в жизни Маша понимала, ради чего Лелька порой «выбрасывала деньги на ветер». И жалела, что сама тратилась лишь на тряпки и драгоценности.
«Тут я пролетела,— угрюмо размышляла Маша, восхищенно рассматривая следующий рисунок, — интеллигентные девицы всегда интересуются искусством. Выделяют денежки на подобные картинки, а не тащатся по-мещански от нового колечка с брильянтом. Или от французского белья. Или итальянской обуви. Потому что морально растут, а я топчусь и топчусь на месте.»
Маша удрученно вздохнула, признавая собственное несовершенство. Полюбовалась следующей зарисовкой, поражаясь мастерством ребенка — или правду говорят, что талантливые дети долго не живут? Бедной Рите, кажется, было чуть больше десяти, когда она попала под машину?
Маша хмуро порадовалась своей бездарности, та гарантировала ей смерть от глубокой старости. Лет эдак в сто двадцать, есть учесть Машины каракули на уроках рисования и полученные за них тройки.
Потом Маша вдруг обиделась за себя и гордо подумала: «Зато я книжки стала читать умные — не только женские романы да детективы. Ванька как их видит, сразу кривится, будто лимон укусил. Не хочет, таракан рыжий, моего роста над собой.»
Маша осторожно провела пальцем вдоль последнего пейзажа и пожалела, что следующие страницы альбома так и остались незаполненными — не успела Рита. Укатился ее мяч на дорогу и…
Страшно.
Стараясь не думать о безвременно погибшей девочке, Маша отложила альбом. Сжала кулаки и сказала себе, привычно гневаясь на отсутствующего и в общем-то безвинного Ваньку: «Но я его сделаю, да.— Это Маша не о Ваньке, а о неведомом преступнике. — И себя сделаю. Вот вернусь домой, и сразу буду по музеям ходить. Или прямо здесь начать? В Питере? Зачем откладывать?»
Маша хмыкнула: «Ну да, я начну… это… морально расти, а меня тут же под белы рученьки, да на нары! Чтоб мне потом те шедевры музейные за колючей проволокой снились. Нет уж, пока ворюга и убийца на свободе, нужно не о высоком думать, а о преступлении. Вот вычислю гада…»
Маша подошла к столу и стала рассматривать Динкины рисунки. Изучала их и опасливо косилась в сторону малолетней Лелькиной дочери.
Маша искренне не понимала, как могла маленькая девочка додуматься изобразить солнце в виде большой печальной рыбы. Та плавала над сплошным серым морем туч и не могла найти окна: земля исчезла.
Круглые глаза рыбы-солнца казались оторопевшей Маше пронзительно грустными. Словно бедняжка кружила подо льдом и просвет в облаках играл роль полыньи. Не отыщет его рыба-солнце и умрет, задохнется от одиночества.
Маша торопливо отвернулась от рисунка. И даже зажмурилась, изгоняя из памяти образ живого и печального солнца. Потом сочувственно посмотрела на Лельку — ну и хлебнет, подруженька, с такой-то дочерью! — и агрессивно воскликнула:
—Хватит переливать из пустого в порожнее!
Динка перестала почесывать Крысу толстенькое пузцо, и пес разочарованно запыхтел. Лелька улыбнулась. Тамара облегченно откинулась на подушки, у нее саднило горло.
—Давайте о деле, — предложила Маша.— Каждый пусть назовет имя подозреваемого, и объяснит — как к этому пришел. А потом мы сравним и может, вычислим настоящего вора. Говорят же — одна голова хорошо…
—А три лучше,— прохрипела Тамара и безнадежно махнула рукой.
Лелька пожала плечами. Ей не хотелось говорить. Лучше бы остаться одной и спокойно обдумать все, что вытрясла из сестры.
Почему-то питерское «дело» вовсе не казалось Лельке простым. Скорее — запутанным. Или нет, оно расслаивалось на два, даже три или четыре дела. Будто каждый из собравшихся приложил руку. Исключая, понятно, Томика. И саму Софи.
Правда, проступки разной степени тяжести.
Лелька запуталась!
Ей нужно время, всего-то.
—Я могу начать первой, — с готовностью предложила Маша.
Все молчали. Только Крыс едва слышно заворчал, и Динка тихонько хихикнула. Она любила наблюдать за маминой подругой. Маша веселая! И все-все переворачивает вверх дном.
Маша заявила:
—Я детективы читаю, так что кое какой — пусть книжный — опыт имею. И сразу скажу — мы можем пойти двумя путями…
—Счастливая,— прошептала Лелька. — Я до сих пор на развилке, а дорог передо мной… Эх!
—Не мешай,— перебила сестру Тамара,— мне интересно. Маш, давай дальше!
—Даю,— проворчала Маша,— если вы меня отвлекать не будете.
Тишина в комнате убедила Епифанцеву, что все настроены серьезно. Она почесала затылок и сказала:
—Итак повторяю — версии две. Первая — виновен самый невинный!
Тамара изумленно округлила глаза. Крыс нервно тявкнул. Лелька смотрела с любопытством.
Маша сердито крикнула:
—Так всегда бывает! В самых интересных дюдиках, чтоб вы знали, именно так! Кто вне подозрений, того и сажай, в жизни не ошибешься!
—И кто у тебя вне подозрений? — улыбнулась Лелька.
—Ну…— Маша повернулась к Тамаре. — Тебя я из игры сразу выбрасываю, учти. Динку с Софи тоже.
—Вот спасибо, так спасибо,— пробормотала Тамара.
—Не за что,— фыркнула Маша.— Остались — Смуглый…
—Это Элик, — перевела Динка.
—Ну да, он. Потом кроль ушастый…
—Петя,— снова пискнула девочка.
—Точно, он,— невозмутимо подтвердила Маша.— Девка с кудельками…
—Эля!
—Вобла сушеная…
—Наташа!
—И старуха.
—Вера Антоновна!
—Так и есть,— кивнула Маша.— Подозрительнее всех — Смуглый. То есть — Электрон.
Динка потрясенно ахнула. Тамара покраснела. Лелька удивленно протянула:
—Почему?
—Именно потому, что на первый взгляд — он не при чем,— сурово отрезала Маша.— Самый белый и пушистый, да еще с алиби — спал с Томкой, когда кто-то шустрый картины умыкал.
—Он не спал,— запротестовала покрасневшая еще сильнее Тамара.
—Молчи уж, мышь серая,— басовито хохотнула Маша. Ткнула в Лелькину младшую сестру пальцем и ехидно воскликнула:— Как же не спал, когда даже похрапывал! И мы с Лелькой тому безобразию два свидетеля!
—Я имею в виду…— беспомощно прошептала Тамара.
—Знаем мы, что ты имеешь в виду,— перебила Маша.— Все вы так говорите, прихвати вас только на горячем!
—Как ты можешь…
—Я еще и не то могу!— гаркнула Маша. — И не мешай вести следствие, ты, темная и безнравственная личность, пока я вся не высказалась!
Динка и Крыс одинаково сочувственно таращились на багровую от негодования Тамару. Лелька тихо давилась от смеха. Маша грозно посмотрела на замершую аудиторию и заявила:
—Тишина и внимание — вот все, что от вас сейчас требуется!
Все молчали. Маша удовлетворенно потерла руки и продолжила:
—Короче — Смуглый никак не мог украсть, значит он и украл, такое мое твердое слово.
Возражений не последовало. Аудитория подавленно безмолвствовала. Маша помрачнела и неохотно признала:
—Вторая версия мне меньше нравится. Нужно возиться с уликами, а у нас с ними дело швах. То есть никудышное у нас с вами дело с уликами.— И задумчиво протянула: — Если только принять во внимание субъективные ощущения…
—Это как? — зло прошипела Тамара.
У нее самой никаких субъективных ощущений на данный момент вовсе не имелось. Зато имелось острое желание — треснуть как следует бессовестную Машку по голове, чтоб не распускала язык.
