Галина Гордиенко - Сюрприз под занавес
—Четверо,— поправила младшая сестра.— Она еще этого… ну, Электрона сюда же приткнула. Мол, раз из Череповца…
—Тогда пятеро,— сказала Лелька.— А Крысеныш?
—Шестеро. Еще и Динка.
—Ага, помню. Для отвода глаз,— ошеломленно пробормотала Маша, не понимая, с чего эти две ненормальные веселятся.
—Так что сядем вместе,— заключила Лелька.
—Скучать не придется,— поддакнула Тамара.
Крыс застонал. Тамара сурово бросила:
—А уж по тебе-то точно камера плачет, разбойник несчастный!
—Ты права,— согласилась Лелька. И пропела: — Вор должен сидеть в тюрьме.
Маша громко икнула. Лелька сунула руку под кровать, потрепала скулившего Крыса по голове и сожалеюще сказала:
—Что поделаешь, малыш, планида твоя такая!
Маша обомлела. Зачем-то тоже заглянула под тахту, полюбовалась понурой мордой бультерьера и выдохнула:
—Это он украл…
—Он,— не дав ей договорить, показала на несчастного пса Тамара.
—Он-он, не сомневайся,— кивнула Лелька.
—Но как он мог? — пролепетала Маша.
В голове у нее мутилось. Перед глазами маячила зубастая слюнявая морда Крыса, острым когтем вырезающего полотна выдающегося художника.
Маша горестно запыхтела: понятно, почему Лелька так быстро отыскала рамы. Наталья нечаянно угадала — Лелька сама сунула их в кладовку. Или Тамара.
Но… но где же сами этюды?
Маша с ужасом покосилась на дверь — не подслушали бы, с Натальи станется, та еще дрянь — и прошептала:
—А где…
—Сожрал, паразит,— весело перебила ее Тамара.
—Слопал, обжора бессовестный,— подтвердила старшая сестра.
—И вы так спокойно об этом говорите?! — поразилась Маша, смахивая со лба выступившую испарину.
Голова у нее кружилась все сильнее. Временами Маше казалось — она спит. Уж очень происходящее напоминало фантасмагорию.
Нет, кошмар!
—Не вешаться же,— хмыкнула Тамара.
—Я ей свои подарю,— успокоила Лелька.— Совершенно новые. Перед отъездом купила.
Маша почувствовала, что сходит с ума. Она вскочила со стула и забегала по комнате, наматывая круги все с большей скоростью. Наконец остановилась перед кроватью и истерично крикнула:
—Ты купила в Череповце Левитана? Так запросто?!
Лелька открыла рот. Тамара дернулась и нечаянно смахнула со стола свою книжку. Крыс перестал умирать и вытаращил на Машу глаза.
В комнате повисла нехорошая тишина. Сестры встревожено переглядывались. Маша неприязненно косилась на обложку упавшей книги — Гоголь. «Мертвые души».
Почему-то это оказалось последней каплей. Маша прекрасно понимала: ей «Мертвые души» никогда не осилить. Разве только в тюрьме, где больше нечем заняться. И куда она, считай, уже попала по милости отвратительного пса.
Пристроил Крысеныш на нары, большущее ему спасибо.
Ишь, скалится, людоед!
Нечаянное оскорбление заставило Машу всхлипнуть. Она с ненавистью посмотрела на Тамару — интеллектуалка, чтоб ей завтра же замуж выйти! — и прошептала убито:
—Я считала — это музейная редкость.
Крыс жалобно тявкнул, он не переносил женских слез. Тамара испуганно спросила:
—Что — редкость?
—А ты спокойно купила в Череповце,— лепетала Маша, принципиально не обращая внимания на младшую Лелькину сестру: ну, мышь серая — Гоголя она читает! — С рук, что ли?
—Почему «с рук»? — искренне удивилась Лелька.
Она ничего не понимала. И опасалась — не слишком ли тяжелым ударом обернулась для Маши Епифанцевой эта странная история. Довольно занимательная, но…
Она нуждалась в хорошей концовке!
Лелька фыркнула и поправила себя: не Маша, само собой, а история. Вот только концы те… Ох и запрятаны!
—Не в магазине же, — вспылила Маша.
—Именно в магазине,— заверила Лелька.
—Левитана?!
—Почему Левитана? Тапочки!
Бледное от недавнего потрясения Машино лицо пошло красными пятнами. Она сжала кулаки и прорычала:
—Тапочки?!
—Тапочки,— кротко подтвердила Лелька.
—Бежевые, замшевые, с вышивкой,— уточнила ничего непонимающая Тамара.
Маша стиснула зубы и закрыла глаза. Заставила себя посчитать до десяти — Лелька в свое время учила. Очень помогало прийти в себя.
Затем Маша повторила несложную операцию еще три раза. Открыла глаза и почти спокойно спросила:
—Начнем сначала. Что умыкнула ваша зубастая скотина?
—Тапочки, — растеряно сказала Тамара.
—Не Левитана?
Сестры снова переглянулись. Тамара украдкой покрутила пальцем у виска. Лелька улыбнулась и воскликнула:
—Конечно, нет. Тапочки!
—И сожрал этот гад тоже всего лишь тапочки?! — с бессильной злостью рявкнула Маша.
—И вовсе не «всего лишь»,— обиделась за своего любимца Тамара.— Он у самой Веры Антоновны тапок умыкнул, не у кого-нибудь.
—Ага,— засмеялась Лелька.— В прихожей их полным полно, нет, утянул именно у Веры Антоновны.
—Ох и кричала ж она,— зажмурилась Тамара, а Крыс снова спрятался за львиную лапу.— В ушах звенело!
Маша немного помолчала, окончательно успокаиваясь. Потом ткнула в Лельку пальцем и воскликнула:
—Так, забыли про тапочки и про Крыса!
Крыс радостно пискнул. Маша сурово уточнила:
—На время!
Крыс гулко вздохнул. Маша показала ему кулак, чтобы не отвлекал. Тамара торопливо сказала:
—Уже забыли. И что?
—Как «что»?! — возмутилась Маша. — Мы должны вычислить преступника! И побыстрее!
Сестры молчали. Маша жалобно проскулила:
—Я не хочу в тюрьму! У меня эта… как ее…
Маша зашарила взглядом по комнате в поисках сумочки. Ей срочно потребовался заветный блокнотик. И тут же просияла от неожиданной удачи — вспомнила.
Она извлекла из-под кровати растерянного Крыса, нахально помяла ему живот — обомлевший Крыс растекся перед ней жирной белой кляксой, даже глазки закатил — и звонко крикнула:
—Клаустрофобия, вот что у меня!
* * *Следующий час обернулся для Тамары кошмаром. Бессовестная Лелька ее буквально наизнанку вывернула. Тамара даже охрипла, бесконечно отвечая на — как ей казалось — одни и те же вопросы. Совершенно дурацкие вопросы!
Дотошную Лельку интересовало все.
С чего вдруг Тамаре приспичило принять ванну. Точно ли она была уже выдраена и подготовлена Верой Антоновной для себя. Кто об этом знал. Все? Кроме, наверное, Софи? О Динке можно не упоминать.
Что именно болтали на кухне гости. Кто предлагал освободить Веру Антоновну от работы и отправить в ванную. Еще раз десять повторить, что кто сказал.
Что Тамара слышала потом, из-за закрытых дверей? Не может ли подсказать, кто первый примчался. Нет, про Крыса тоже можно забыть.
Так-так-так, а поподробнее? Значит, удивлялись, что в ванной не Вера Антоновна. Кто и в каких выражениях?
Понятно, что Томик считает Эльвиру смазливой дурочкой, но с чего? Ах, она даже не сразу поняла, что произошло! Именно Наталья объясняла ей, что такое короткое замыкание. Или Электрон? Петр?
Лелька вытрясла из младшей сестры все мельчайшие подробности вчерашнего вечера!
Ее волновало: кто из гостей и как отреагировал на ошеломляющую новость — Левитан.
Пять эскизов Левитана в квартире! Скорее всего — неизвестных миру. Раз о них помалкивали. Это сенсация!
Не намекала ли Софи, кому она собирается оставить полотна? Может именно это подтолкнуло вора?
Уставшая Тамара уже плохо соображала, о чем именно спрашивала ее Лелька. Вяло отвечала на вопросы и машинально поглаживала Крыса.
Пес сочувствовал хозяйке, временами даже пальцы рук ей вылизывал. И прижимался изо всех сил — поддерживал. Крыс благополучно забыл о своем недавнем преступлении — сгрызенном шлепанце.
Маша слушала сестер и постепенно успокаивалась: дело сдвинулось с мертвой точки. Лелька наконец проснулась и занялась следствием.
Признак колючей проволоки чуть померк, тюрьма отдалилась, тяжелые кандалы потеряли актуальность, Маша очень верила в Лельку Зимину.
Однако мечта разобраться во всем самой еще не умерла в Епифанцевой, поэтому она внимательно прислушивалась к «допросу». И даже кое-что записывала для себя на одном из Динкиных листов. Выделяя главное. И ужасаясь чужому коварству: кто-то прекрасно маскировался!
Завистливо поглядывая на внешне невозмутимую Лельку, Маша пыталась сообразить — по каким критериям подруга собирается вычислить преступника.
Читанные детективы вбили в Машину голову два принципа: виновник чаще всего тот, на кого меньше падает подозрений. Или наоборот — против кого больше улик. Все зависело от автора.
Маша волновалась, не зная какой из этих двух линий придерживаться. Что касается детективов — первая ей нравилась больше, там дольше сохранялась интрига.
Но ведь в жизни, насколько Маша знала, чаще случалось наоборот. За решетку попадал тот несчастный, против кого больше улик. Никто не сомневался в его виновности!
