Дарья Донцова - Привидение в кроссовках
Воцарилось молчание.
– Вот только не пойму, – нервно вскипел собеседник, – вам какое дело до этого? Давно это случилось, пара лет миновала. Если думаете шантажом подзаработать, то совершенно зря. Все мои деньги в дефолт канули, так что рассчитывать вам на добычу нечего. Ежели хотите Динке накляузничать, то тоже мимо. Мы давно уже не муж и жена, так, фамилия одна…
– Скажите, Олег, – тихо спросила я, – вы, наверное, дико переживали, когда узнали, что денежки, большие, между прочим, достались Алеше. А ведь они должны были оказаться у вас. Наталья Филимонова завещала свое состояние и недвижимое имущество Алексею Колпакову, но она была абсолютно уверена, что это вы. Вот к каким последствиям приводит иногда трусость. Ну что вам стоило назвать себя честно? Получили бы капитал, встали на ноги…
Олег молчал, но под туго натянутой кожей лица ходили желваки.
– Вы перерезали шланг, по которому идет тормозная жидкость, – вздохнула я, – и Алеша влетел в пост ГИБДД. Естественно, я не могу оправдать ваш поступок, но понимаю, что вы решили убить более удачливого приятеля. Он, наверное, тоже быстро прикинул, что к чему. Смотался в Калиново и сообразил. Он смеялся, да? Издевался? Но Надю-то зачем убили, а? Она тут при чем? Или, может, они на вас оформили завещание?
– Да ты чего, того, с ума съехала? – забормотал Олег. – Я? Леху? А Надька тоже умерла? Когда?
– Не кривляйтесь.
– Святой крест, я никого не трогал, – зачастил Олег, – и как вам такое в голову пришло? Да и не было там денег особых.
– Ой ли?
– Да точно. Дом имелся, участок при нем, обстановка, а баксов не было, ну, может, тысячи полторы в столе…
Леша прибежал к Олегу и сказал:
– Ну, что делать?
Рогов махнул рукой:
– Тебе оставили, пользуйся, мне все равно не подняться.
Колпаков ответил:
– Нет, ясное дело, Филимонова о тебе думала, давай поступим так: продадим все, а денежки пополам.
Олег согласился. Только дом никак не желал уходить. Уж очень неудобно располагалось здание. Богатые клиенты не собирались жить в деревне, окруженные пьяными пейзанами, они хотели обитать в коттеджных поселках, где работали магазины, бассейны, теннисные корты, среди себе подобных. Покупатели рангом пониже, мечтавшие о домике на шести сотках, с радостью бы вселились в кирпичный особняк, только приобрести его им было явно не по карману. Вот и затянулся процесс продажи. Алексей не хотел сбавлять цену, надеясь, что в конце концов подходящий покупатель объявится.
– Вы Дине не рассказали ничего?
– И как вы себе представляете эту ситуацию? – прищурился Олег. – Сажусь и говорю: «Дорогая, я случайно трахнул тетку, а она за это нам с Лешкой домик оставила?» Естественно, ни слова не обронил. Ну, а потом Лешка погиб, к Надьке я не пошел. Она сама заявилась и сказала: «Не волнуйся, Олежек, все знаю, давай маленько скинем, авось пойдет народ». Да и зачем мне Лешку жизни лишать? Он мне половину за дом отдавал!
– Вы всю сумму хотели!
– Господи, – взвился Олег, – ты раскинь мозгами, как бы я ее получил? Надьке достанется.
– А ты и ее того…
– Совсем с ума сошла! – заорал Рогов. – Дурнее ничего не придумала? Коли Надя умрет, все государству отойдет!
– Неужели они завещания на вас не составили?
– Ну кто о смерти на пороге тридцатилетия думает?
Я вздохнула. Это верно, бывшие советские люди не приучены задумываться о таких вещах, как кончина. Впрочем, до недавнего времени нам, по большому счету, и передавать детям, кроме книг, мебели и скромных вкладов в сберкассах, было нечего. Если помните, большинство жилфонда являлось государственным, а машины и дачи имели редкие счастливчики. Да и что это были за фазенды! Дощатые сараи на шести сотках, где каждый сантиметр пространства простреливался чужими глазами.
Значит, завещания нет, нет и повода для убийства. Наоборот, Колпаковы были нужны Олегу живыми, только тогда он мог рассчитывать на получение некоей суммы.
– Да кто вы такая? – сообразил наконец спросить Рогов.
– Частный детектив Даша Васильева, – пробормотала я, ощущая безумную усталость, – расследую дело об убийстве Нади Колпаковой.
– Так Надюшу и впрямь убили? – прошептал Рогов. – Вы не врали?
– Нет, – ответила я, – не врала.
– Где?
Я посмотрела на Олега. Когда-то Александр Михайлович рассказывал мне об особом чувстве, возникающем у хорошего следователя.
– Иногда все улики против человека, – вздыхал Дегтярев, – а нутро подсказывает: он не виноват. Бывает и наоборот. Смотришь: белый ангел, а что-то внутри екает. Ищи, полковник, копай, перед тобой преступник сидит.
Я всегда настороженно относилась к подобным заявлениям, но сейчас вдруг внезапно поняла: Олег не врет, он и впрямь ничего не совершал.
– Можно у вас воды попить? – спросила я, показывая на минералку, стоящую на тумбочке.
– Бога ради, – ответил Олег.
Он молча смотрел, как я жадно глотаю воду, потом взял пустой стакан и буркнул:
– Что с Надькой?
Я села в кресло и рассказала ему все: про труп в раздевалке, про свои поиски и подозрения. Рогов слушал молча, только один раз поинтересовался:
– Убили как?
– Что вы имеете в виду?
– Застрелили?
Я растерялась. Никто не сообщил мне причину смерти. Сама видела только сложенное пополам тело в шкафу…
– Не знаю, убили, и все… А потом кто-то запихнул ее в шкаф. Вот теперь мучаюсь: зачем?
Олег поднял с пола «Плейбой» и положил его на тумбочку:
– Ну, причина есть, даже я краем уха слышал, в чем дело.
– Расскажи! – подскочила я.
Рогов вытащил сигареты:
– В детали не посвящен, только в общем.
– Хоть так.
– Ты знаешь, на какие средства существовали Лешка с Надькой? Почему они вырвались из нищеты и зажили в свое удовольствие?
Я уставилась на Олега. Интересно, что это во мне мигом разрешает людям отбросить чопорное «вы»?
– Думала, они получили наследство Филимоновой, а ты…
– Этот бред я уже слышал, – фыркнул Олег. – Нет, денежки действительно пришли к ним после смерти Натальи Сергеевны, но только приплыли они с другого берега. Ты вообще о них что-нибудь знаешь?
– Ну, так, в целом, Дина рассказывала. Вроде они из хорошей, обеспеченной семьи, потом стали сиротами, очень нуждались, кое-как выбрались из нищеты…
– Динка моя ни про кого отродясь хорошо не сказала, – вздохнул Олег, – а уж про Надюху с Лехой в особенности, ненавидела она их.
– За что?
– А за хорошее к ней отношение, – хмыкнул Рогов. – Слышала поговорочку: не хочешь себе зла, не делай людям добра. Надя Дину всю жизнь жалела, то платье ей новое принесет да под благовидным предлогом подсунет. Носи, подружка, мне велико. То косметику притащит. Мажься, дорогая, у меня аллергия на пудру. Когда мы разбогатели, Динка из кожи вон лезла, чтобы Надю переплюнуть. Только та совсем не завистливая была. Вытянет моя дура ногу и хвастается:
«Смотри, тапки себе купила, пятьсот баксов стоили, самые дорогие».
У Нади в тот момент никаких денег не было, они сидели с Лешкой на овсянке, но Колпакова все равно радостно отвечала:
«Здоровские, так отлично на ноге смотрятся. Ну да у тебя ноги красивые, маленькие, как у китаянки, тридцать пятый размер. Не то что у меня, лыжи сорокового».
Из-за того, что подруга не скрипела зубами от злости, а искренне радовалась чужой удаче, Диночке становилось совсем плохо, и она продолжала забивать шкафы ненужными вещами, поджидая тот радостный момент, когда в глазах Нади, донашивающей позапрошлогодние юбки, мелькнет тщательно скрываемая зависть.
Потом Олег разорился, а Колпаковым повезло.
– На жилу они напали, – пояснил Рогов.
– На какую? – изумилась я.
– Золотую, – ухмыльнулся Олег, – Лешка и мне предлагал с ним копать, только я уже пить начал.
– Что копать?
– Землю.
– Да объясни толком! – вышла я из себя.
Рогов закурил и начал рассказ.
ГЛАВА 20
Примерно за три месяца до начавшихся потом событий Надюше повезло. Одна из приятельниц ее матери, пожалев девушку, имеющую очень «нужную» в нынешние времена профессию искусствоведа, пристроила ту на работу в антикварный салон, оценщицей. И тут вдруг обнаружилось, что у Надюши редкий дар, талант, «золотой глаз», как говорят те, кто торгует стариной. Наде достаточно было одного взгляда на вещь, чтобы понять, что перед ней: сервиз, произведенный на заводах Кузнецова или подделка, сработанная умельцами в 50-е годы. Посуда, мебель, лампы, часы… Надюша никогда не ошибалась, легко определяя не только век создания вещи, но даже и год. Откуда взялся у нее такой талант, Надя и сама не знала. Лешка как-то по пьяной лавочке наболтал Олегу:
– Прикинь, она видит.
– Что? – удивился друг.
– Ну, сама мне рассказывала, – хмыкнул Лешка, – берет в руки чашечку, и словно в глазах у нее темнеет, потом бац – картинка появляется. Человек, мастер, возле печи для обжига посуды… Или мастеровой с рубанком… Четко-четко наплывает видение, словно проявляется. А затем будто голос «за кадром» произносит: «Сработано крепостным Иваном Федоровым в лето 1802 года, июня двадцать седьмого числа».
