Дарья Донцова - Пальцы китайским веером
Стоящая передо мной машина чуть продвинулась вперед. Я ненадолго отпустила педаль тормоза и снова встала неподвижно.
Вернемся к Лаврову. Николай Петрович оказался сверхпорядочным человеком, он не оставил жену, продолжал заботиться о Павлике. Но ведь сердцу не прикажешь. У хирурга появились Регина и Аня. И вот вам первая странность. Почему он не развелся с Псовой и не узаконил свои отношения с матерью девочки? Зачем придумал комбинацию с Юрием Бибиковым? По какой причине поставил любимую женщину в идиотское положение? Регине пришлось прикидываться супругой шофера-дальнобойщика, видеть Колю от силы раз в неделю. Что мешало Лаврову сказать Псовой: «Прости, Наташа, у меня есть другая семья, там ребенок. Я не брошу ни тебя, ни Павлика, буду регулярно давать деньги, найму сиделку, но оформлю развод».
Лавров не хотел доставлять Наталье отрицательные эмоции? В результате, желая быть порядочным по отношению к нелюбимой законной супруге, он лишал счастья Регину, с которой его связывало сильное чувство. Кстати, второй его ребенок, Аня, тоже был нездоровым, у девочки оказался неоперабельный порок сердца. Может, Лавров по какой-то другой причине поддерживал брак с Наташей, и порядочность здесь ни при чем?
Я свернула налево, въехала в новый затор и оперлась на руль.
Что-то тут не так. И слишком много смертей вокруг Николая Петровича. Павлик погибает после того, как отец сделал ему какой-то укол. Наташа приходит к Регине, а потом бросается вниз с последнего этажа блочной башни. Умирает Аня. И между прочим, Вера и Юрий Бибиковы при нашем разговоре ни разу не упомянули, что девочка выглядела больной. Они ее называли капризной, избалованной, крикливой, непоседливой, но никак не несчастной.
Судя по всему, Регина позволяла ребенку все, тряслась над здоровьем малышки, даже жарким летом выводила ее гулять в колготках, покупала дочери любые игрушки, не отдала ее в садик, оборудовала дома стоматологический кабинет и принимала пациентов в квартире, чтобы всегда быть рядом. Мать обожала дочь, была гиперзаботливой женщиной. И Ваня, повествуя о своей встрече со Светланой Перепечкиной, сказал, что та, упомянув про его сестру, говорила о невероятной активности и непоседливости девочки. А теперь скажите, разве тяжелобольной, с неоперабельным пороком сердца ребенок станет носиться, орать и драться? Малыши с таким диагнозом тихие, стараются поменьше двигаться, им трудно даже громко разговаривать.
Наташа Псова при встрече с Региной бросила фразу:
– Я знаю, что с твоей девчонкой, ей таблетками не поможешь.
Значит, Анечка все же была больна? Вопрос – чем? Может, какая-то психиатрическая проблема?
Теперь обратимся к Ване. Акулине Лавров сказал, что нашел малыша на вокзале и привел домой, чтобы утешить Регину. Вы верите в это? Я – нет. Но Ваня-то есть, и он, вспомним родинки, точно родной сын Регины. Зачем хирург расспрашивал Звонареву про порядки в приюте, просил ее подтвердить нахождение там Вани? Компьютерный гений Лена Брагина обнаружила документ, подтверждающий факт усыновления Ивана из приюта, но он, как я теперь уверена, поддельный. Разузнав от Ули, как монахини вели дела, Николай отправился к матушке Аполлинарии и таинственным образом сумел уговорить ее нарушить закон.
У меня начали ныть виски. Мысли жужжали, как осенние мухи. Перепечкина попала под машину, Регина скончалась во цвете лет от инфаркта. У Ивана, уверенного в том, что его отчим убил Аню, начинаются тошнота, рвота, головокружение, и в конце концов его прячут в клинике неврозов. Он не смог справиться с нахлынувшими эмоциями и делится ими с Майей Михайловной. Николаева начинает рыться в истории его семьи и… кто-то толкает пожилую даму с тротуара на проезжую часть. Слава богу, она не попала под машину, только сломала ногу. Но вскоре у женщины, ведущей правильный образ жизни, не пьющей, не курящей, не обремененной лишним весом, тщательно следящей за здоровьем, случается инфаркт. Посторонний человек роется в ее доме и уносит папку с документами, которые собрала Майя Михайловна, а Ивана отец спешно забирает домой.
Пока я перебирала мысленно то, что мне стало известно, пробка рассосалась. И, добравшись, наконец, до места своего временного жительства, я показала охраннику на воротах пропуск, въехала на территорию, устроила малолитражку на парковке и пошла по дорожке к коттеджу Майи Михайлович, на ходу вынимая телефон.
– Говори, – забыв поздороваться, велела Брагина.
– Помнишь, я вчера просила… – начала я.
– Спрашивай конкретно, – отрубила Ленка, – времени мало, дел полно.
– Проверь финансовые дела Николая Лаврова. Что он получил в наследство после смерти своей первой жены Наташи Псовой? Было ли в завещании какое-либо особое условие?
– Йес! – гаркнула Лена.
– Проверь обстоятельства самоубийства Натальи Псовой. Выясни, что известно милиции по этому делу. И вообще, нарой про Николая побольше всего! – взмолилась я. – Начни с детства. Я не попросила тебя узнать о его родителях – выясни, кто они.
– Принято! – отрезала Елена. – Все?
– Пока да, – вздохнула я.
– Нарытое вышлю на имейл, – предупредила Брагина.
– Нет, лучше позвони, – попросила я. – В любое время.
– Йес, – буркнула Ленка и отсоединилась.
Я открыла дверь, вошла в коттедж и услышала яростное мяуканье. Рудольф Иванович со всех ног кинулся ко мне и принялся тереться о мои ноги.
Я была тронута столь радостным приемом.
– Милый, ты соскучился? Пойдем, дам тебе ужин.
Рудольф Иванович проводил меня в ванную, вспрыгнул на «мойдодыр», с большим интересом понаблюдал, как, моя руки, я пользуюсь гелем, и все это под аккомпанемент собственного громкого урчания. Никогда ранее он не демонстрировал при виде меня столь всепоглощающего счастья. Рудольф Иванович всегда предпочитал сохранять сдержанность. Даже с Майей Михайловной он был дистанцирован, великодушно позволял ей любить себя, но сам нежных чувств не проявлял. Рудольф аристократ с безупречными манерами, он никогда не шипит, не кусается, не царапается, ведет себя с достоинством короля, который изредка награждает особо верных подданных милостивым взглядом. Но сейчас самодержец превратился в ласкового котенка.
Я прошла на кухню, поставила на обеденный стол баночку, дернула крышку за колечко, из консервов выплеснулось немного соуса. Пара капель упала рядом с лежавшим на пластиковой столешнице айпадом. Медсестра Роза унесла скатерть, я не стала искать новую, и стол выглядел непривычно голым.
Быстро наполнив миску, я спросила котяру:
– Ну, съешь или отвернешь нос?
Его величество ринулся к плошке, в секунду очистил ее, замурлыкал еще громче и начал старательно умываться. Я погладила его по голове, поправила зеленый ошейник и поинтересовалась:
– Не давит?
Рудольф Иванович свалился на бок и блаженно зевнул. Я почесала его толстый живот.
– Дорогой, рада, что ты перестал капризничать и не требуешь более пожарские котлеты с соусом из черных трюфелей. Но, уж извини, с завтрашнего дня для тебя наступит новый период жизни – перейдешь на облегченный корм. Ожирение опасно как для людей, так и для животных. Правда, реклама утверждает, что корм для толстяков столь же вкусен, как и питание для нормальных котов, но я сама его не пробовала, ни подтвердить, ни опровергнуть это заявление не могу.
Рудольф разразился серией мяуканья, я опять погладила его по голове и пошла в душ.
Через полчаса, завернувшись в уютный, теплый халат, я вернулась на кухню с желанием поставить чайник. Отлично знаю: диетологи настойчиво советуют не есть ничего после шести вечера. Интересно, сами они соблюдают это золотое правило? Я вот сколько ни старалась, все равно после программы «Время» крадусь к холодильнику и роюсь в нем в поисках вкусненького. А сейчас приготовилась слопать кусок кекса с вишнями. Совсем не полезный ужин, но если очень хочется, то можно.
Я пошла к столу, на котором под стеклянной крышкой лежал кекс, и увидела Рудольфа Ивановича. На сей раз кот не мурлыкал и выглядел совсем не веселым. Заметив меня, он словно нахмурился и коротко сказал:
– Мяу!
Затем вспрыгнул на разделочный столик, аккуратно тронул лапой пустую миску и повторил:
– Мяу-мяу!
– Даже не надейся, – сурово ответила я. – Одной банки консервов представителям твоей породы должно хватать на сутки. А ты с утра слопал одну порцию, на ужин вторую и сейчас надеешься на третью? Может, Майя Михайловна и ведется на твой жалостный вид, но полюбуйся на свой живот! Иди, ложись спать.
Рудольф Иванович вздохнул, опустил уши, медленно стек со столика и поплелся в коридор.
– Пожалуйста, не изображай из себя умирающего от голода сироту, – сказала я ему вслед. – Я могла бы поверить, что ты шатаешься от недоедания, но самолично сегодня дважды кормила тебя.
Глава 24
Телефонный звонок вырвал меня из сновидений. Я села в кровати, схватила мобильный и спросила:
