Четыре угла коварства - Лариса Павловна Соболева
Но Клара как не слышала, рычала на нее, словно тигр:
– Просто твой мужик придумал на мента Феликса свалить свое подлое дело. Нет, я не спорю, может, мент и обидел его, но мне верится с трудом, что он друга убил из-за какой-то Верки. Господи, да этих Верок пруд пруди, одна краше другой. Как тебе расклад, а? Ну, пошевели мозгами хоть разок в жизни.
А в словах Клары зерно разума имелось, Маня с трудом ворочала остатками извилин, смекая, куда заведет ее неосмотрительность. Она растерянно хлопала накрашенными редкими ресницами, а по холке пробегали табуны мурашек, холка Мани первая поняла: накосячила ты, Маруся.
– Чего бельмами ворочаешь? – заметила Клара. – Манька, вот нутром чую, влипла ты по самое не хочу. Ну, сама посуди, мужик приперся к тебе…
– О… о… он меня у магазина встретил, – заикаясь, пролепетала подружка в полной растерянности, – а не ко мне приперся…
– Выследил, – нашлось более точное слово у Клары. – С какого такого он тебе предложил оговорить, солгать? Вы что, давно знакомы?
– Первый раз я его… то есть два раза. Второй – когда деньги дал.
– Понятно, дура вдвойне. Деньги давал у тебя дома?
– В парке мы встретились, – пролепетала Маня.
– Я так и думала. Если б он приехал к тебе, его могли увидеть. Как, скажи, ты поверила этому… с печаткой? Включи мозги. Ты хоть понимаешь, что оговорила человека, повесила на него убийство? Тебе под задницу лет, а не знаешь, что за ложные свидетельства срок дают?
– Как… как срок… какой?!
– В тюрьму сажают лет на десять! – гаркнула Клара.
– Неправда… Ты пугаешь меня…
– Да ладно, рожи-то не корчи. Ишь накуксилась! Никто правду не любит, всем нужно говорить только то, что им хочется слышать. Ты меня теперь послушай, и внимательно, но сначала ответь… Ты уже ходила в ментовку?
– Это не ментовка, там все культурно, вежливо. Там такой домина… – для пущей убедительности Маня руками обрисовала. – Мужик меня отвез, деньги дал и сразу отвез в центр. Остановился в проулке, довел до угла и показал, куда идти, на вывеске что-то про следствие было… не помню.
– Следствие? Еще лучше! Там же работают прожженные следователи… Значит, ходила. А этот… куда он делся?
– Ему на работу надо было, опаздывал он.
– Поспешила ты, Маня, сбегать со своей брехней. Но если подумать, на твоем месте тюрьма предпочтительней.
– Почему это? – испугалась та. – Не хочу в тюрьму.
– А в гроб хочешь? Ммм, вижу, не хочешь. А можешь запросто туда лечь, потому что мужик этот… из красивого магазина, блин, с печаткой… грохнет тебя.
– Это ж почему он меня…
«Грохнет» не выговорилось, это нечто страшное, зловещее, застревающее в горле, сковывающее ужасом, а Клара и не думала ее утешать:
– Боже мой, да ты совсем дурная. А зачем ему дура-баба с языком как помело? Ты же в любой момент можешь сдать его, он наверняка так думает, крутые кадры рисковать не любят. Выполнишь его задание – и прощай белый свет.
Вот тут сердце Мани бухнулось сначала в пах, потом в коленки, потом выскочило через пятки и поскакало вдаль от дуры-бабы.
– Что же мне делать? – захныкала она.
Клара закатила глаза к потолку и взмолилась:
– Господи, зачем ты создал эту никчемность? Никакой от нее пользы – ни себе, ни людям. Перестань хныкать, дура! – А грубости адресовала уже подружке. – Мозги лучше включи. Давай подумаем… Кстати, у тебя же есть в соседней дыре знакомая? Так вот, собери манатки и мотай туда, залезь под корягу и замри, хотя…
– Что? – занервничала Маня. – Договаривай.
– Если приспичит, и там найдет. Ой, Манька, чурка ты беспросветная. Беги сейчас домой, собери вещи и ко мне назад. А завтра раненько…
– Завтра он должен отдать мне деньги! Я зря, что ли…
– А морду скособочила, – всплеснула руками Клара, – будто я отнимаю у нее сейчас деньги. Жадность многих дураков сгубила, кого за пять рублей наказала, а кого-то за миллиарды, но разницы никакой, все равно наказание выпишут вон там, – подняла указательный палец вверх Клава. – Ну, раз мозгов тебе не дадено от рождения, попробуй, забери свои нечестные деньги и при этом постарайся остаться живой.
Часть четвертая
В стане врагов бурлит житие
В комнату свиданий ввели Феликса, случаются здесь и допросы, адвокаты с клиентами совещаются, но все это происходит редко. В основном подозреваемых отправляют в СИЗО для начала на месяц-два, чтобы голову не морочить, а сюда переселяют VIP-персон, но, разумеется, на время. Правда, времени отводится маловато, впрочем, его всегда катастрофически мало. Павел заметил изменения в Феликсе: глаза стали тусклыми, углы губ опустились немного вниз, тень мрачности закрепилась на этом мужественном лице, ленивые движения выдавали внутренний разлад. Увидев Настю, он вопросительно посмотрел на Павла, тот махнул рукой:
– Обнимайтесь, целуйтесь, я отвернусь.
Он действительно отвернулся, хотя этой паре все равно. Феликс с Настей обнялись, потом он взял жену за подбородок и поцеловал в губы, и вот уже она стоит, уткнувшись лбом в его грудь. Нет, не заплакала, Настя крепкая, неустрашимая, в данную минуту она не могла позволить себе слабостей. Главное, Настя научилась думать о других с детства, когда ее и мать выселили из дома за долги родного отца, а отчим, для всех горький пьяница, дал им свой кров навсегда. Папа Вова научил заботиться о тех, кто рядом, без нотаций и нравоучений, только собственным примером, в его честь назвали сына Володей. Сейчас она знала: расклеится – вдвойне сделает больно Феликсу, разве можно причинять боль человеку, которого любишь? Тем временем он спросил:
– А с кем сын?
– Папа Вова приехал по моей просьбе, матери я не доверю ребенка. Ты не думай, папа Вова в тебе не сомневается.
– А ты? Сомневаешься?
– Как ты можешь так думать? Я верю тебе… Нет, не так, не так! Я знаю, что ты не виноват, ни в чем не виноват.
– Спасибо.
Павел повернулся с вопросом к Насте:
– Убедилась, что с ним все хорошо?
– Я бы не сказала, что хорошо…
– Ладно, насколько возможно в данной ситуации, – выкрутился Павел. – Настя, у меня мало времени, ты ведь хочешь, чтобы твой муж вышел отсюда?
– Что за вопрос? – вспыхнула она, не отрывая глаз от Феликса. – Я поняла ваш намек, Павел Игоревич, сейчас уйду. Надеюсь, я могу оставить Феликсу сумку с вещами и продуктами?
– Тебе все можно, – улыбнулся Павел. – Но по секрету.
Она вернулась к двери, где оставила баул у стены, затем подошла к столу, поставила его на стул и расстегнула молнию, выпалив на скорости, словно боялась, что ее
