Логунова Елена в «Эксмо» - Кактус Нострадамуса
– А в местных новостях?
Мамуля прекратила стучать по клавишам и приспустила очки на нос:
– Детка, какие именно трупы тебя интересуют?
Я поняла, что криминогенная обстановка в регионе напряженная и есть из чего выбирать.
– Утопленники.
– А! – мамуля кивнула. – Под Геленджиком утонул пьяный турист из Якутии.
– Он купался в море в начале марта?! – изумилась я.
– Он же из Якутии, – мамуля пожала плечами. – Должно быть, привык расталкивать льдины и белых медведей.
– А в других наших водоемах никто не тонул?
– Как в воду смотришь, – похвалила меня мамуля. – В реке нашли тело объявленного в розыск преступника с очень подходящей для утопленника фамилией, как же его… Намочилко? Водянашко?
Мамуля азартно включилась в игру «Вспоминай-ка». Я могла бы подсказать ей правильную фамилию, но не хотела лишать родительницу удовольствия.
У мамули своеобразная манера запоминать имена собственные – по созвучию. Армянское имя своего стоматолога Арташеса Мортиросовича она запоминала, повторяя слова «артишок» и «мортира»… и потом долго называла беднягу Спаржак Матрасович.
– Водолейко? Наливайко?
– Тепло, – похвалила я.
– Орошалко?
– Ну, почти, – я решила, что мамуля практически угадала. – Поливанко, да?
– Точно, Поливанко! – Мамуля победно щелкнула пальцами, потом укоризненно сказала:
– Сама знаешь, а спрашиваешь! – и вернулась к работе.
– Как я и думала, никакой тайны Денис нам не выдал, про Поливанко уже было в новостях, – сообщила я Трошкиной.
Она как раз успела вылизать мисочку из-под шоколада и собралась уходить.
– Если будут какие-то новости – держи меня в курсе, – топая в прихожую, попросила меня подружка.
И мы с ней расстались до утра.
Четверг
В нашем многоэтажном доме живут преимущественно хорошие, добрые люди.
Они достаточно состоятельны, чтобы регулярно питаться мясом, рыбой и колбасными изделиями, и не отказывают себе в удовольствии оказать гуманитарную помощь калорийными объедками бездомным котикам. Поэтому уличные кисы у нас во дворе все, как на подбор, упитанные, но невоспитанные. Дисциплинированные котики из хороших семей даже в священном месяце марте не должны орать, как сирены гражданской обороны перед началом бомбежки!
Кошачьи вопли разбудили меня слегка за полночь, и с того момента я не могла уснуть, как ни старалась.
Сначала я пыталась считать овечек, но кроткие создания превращались в горластых монстров с усатыми мордами и когтистыми лапами.
Тогда я начала считать котов и кошек, но это занимало слишком много времени, потому что мне никак не удавалось ограничиться невозмутимым сообщением очередному вопящему мурзику его порядкового номера. Процедура инвентаризации в обязательном порядке включала мощный голевой удар под мохнатый зад, а потом я мысленным взором с большим интересом и удовольствием отслеживала полет пронумерованной кисы в созвездие Альфы Центавра, куда у меня за полчаса или около того усвистало в общей сложности двадцать четвероногих.
Это был не тот результат, чтобы им гордиться, потому что в ночном концерте на сцене нашего двора выступал большой сводный хор имени Базилио Матроскина, решительно не способный заметить потерю двух десятков голосов.
Наградив почетным призовым пинком в космос двадцатого эмигранта с планеты Земля, я попыталась заглушить животное пение своим собственным. Это нельзя было назвать симметричным ответом – я не хотела разбудить соседей и моему голосу не хватало мощи, зато в моей песне были слова, которые должны были задеть кошачьих за живое.
Для начала я задушевно спела популярную в девятнадцатом веке студенческую песню «Не кладите кота поперек живота», исполнявшуюся на мотив «Дубинушки». Потом выдала ее же более позднюю – бардовскую – версию с задорным припевом: «А ты не бей, не бей, не бей кота по пузу!», причем с такой интонацией, что любой здравомыслящий двуногий слушатель понял бы, что вопрос «бить иль не бить (кота)?» на самом деле однозначно решается положительно, ибо битие кота определяет его сознание в лучшую сторону.
С чувством глубокой солидарности спела я знаменитое «Жил да был черный кот за углом, и кота ненавидел весь дом», путем замедления голоса и изменения тональности создав оригинальную версию, прекрасно подходящую для реквиема.
Потом вспомнила милую детскую песенку с трогательными словами «Будешь ты толстый, будешь ты большой, мы пойдем охотиться за мышой» и мажорной садистской концовкой, где наглая кошачья морда шумно лопается с жиру.
Уже на этой стадии в дверь забарабанили, но я все-таки допела свою лебединую (кошачью) песню и только потом открыла папе.
Он кротко смотрел на меня и печально молчал.
– Меня разбудили коты, – объяснила я.
– А нас разбудила ты! – сообщила мамуля, нарисовавшаяся за папулей.
По тому, как точно она соблюла ритм и рифму, я поняла, что мое артистичное пение нашло отклик в ее душе литератора. Тем не менее благодарности я не дождалась и со вздохом сказала:
– Простите, больше я не буду петь.
– Ты можешь петь, но просим не шуметь! – ответила мамуля и величаво уплыла во мрак опочивальни.
– А мне нравится, как ты поешь, – мягко улыбнувшись, сказал добрый папуля и тут же испортил комплимент, добавив:
– Утром в ванне.
Это навело меня на мысль устроить хвостатым певцам под окном холодный душ.
Организовав падение с подоконника небольшой Ниагары, я побудила кошачий хор к гастрольному туру по соседним дворам и наконец услышала долгожданное: ночную тишь.
Вот только спать мне к этому моменту совершенно расхотелось.
– А кошку у тюрьму! – напела я тихо, чтобы не потревожить родственников. – А кошку у тюрьму!
Прочих слов загадочной турецкой песни я, естественно, не помнила.
– Вот и нашлось занятие! – обрадовался мой внутренний голос. – Вперед, в Интернет, за новыми знаниями!
Делать мне и впрямь было нечего, поэтому я открыла ноутбук и набрала в строке поиска интригующее «А кошку у тюрьму».
Я бы не удивилась, узнав, что в переводе с турецкого этот емкий антикошачий призыв означает всего лишь «мечтаю я о пери луноликой» или «ее уста – жемчужин светлый ряд», но Яндекс вывалил мне кучу ссылок, лишенных и намека на лирику.
Все они относились к теме жестокого обращения с животными, и, право, у меня слезы на глаза навернулись, когда я узнала, как отвратительно обращаются с меньшими братьями некоторые люди. Я даже мысленно извинилась перед воображаемыми котами, улетевшими в дальний космос с моей ноги.
Народ в Сети горячо обсуждал приговор суда, отправившего на два месяца в тюрьму британца, трижды прокрутившего свою кошку в стиральной машине. Большинство сходилось на том, что живодера следовало бы казнить колесованием, но я-то гуманистка. По-моему, достаточно было приговорить его всего лишь к получасовому заключению, но с отбытием наказания в барабане работающей стиральной машины с сушкой.
В Германии нашелся урод, на восемь секунд посадивший своего кота в микроволновку.
В Бельгии другой недоумок запер животное в холодильнике.
А в Вашингтоне сажать за решетку стали кошек, которые не смогли найти себе новые семьи из-за сложных поведенческих проблем. Их решили отправлять на реабилитацию в тюрьму, к настоящим заключенным, которые попробуют заботой и лаской изменить поведение животного на более приемлемое.
– Так-то лучше, – сказала я и вернулась к просмотру ссылок.
Мне было интересно, как на общем фоне выглядят граждане нашей страны. Я полагала, что в России, где нормальный ребенок за годы взросления притаскивает на ПМЖ в отчий дом в среднем пару котиков и столько же щенков, картина должна быть более оптимистичная.
Увы мне, я ошиблась. Граждане в Сети очень ругали пьяных водителей, калечащих животных на дорогах страны. Одного такого негодяя как раз пинали ногами на местных форумах, и я не поленилась выяснить, кто таков этот гнусный тип.
И не поверила своим глазам, прочитав родное ФИО: Казимир Борисович Кузнецов!
Случайное совпадение исключалось, так как Казимиры в наших широтах весьма немногочисленны. Собственно, второй Казимир в городе появился только в прошлом году, да и то лишь на время проведения привозной выставки произведений Малевича. Определенно, речь шла о Зяме, но я-то знала, что это невозможно.
Братец очень трепетно относится к живым существам. Причем не только к кошкам и собакам, но даже к насекомым, к которым многие люди считают себя в праве применять самое жестокое насилие. Я свидетельствую: Зяма никогда не бил тараканов тапкой! Никогда – ни разу! – не шлепнул он себя по щеке, целясь в назойливого комара. Даже гадкую муху, залетевшую в квартиру, Зяма не прихлопнет полотенцем, нет, он будет бегать по квартире, выгоняя цокотуху в распахнутые окна и сталкивая с огневой линии прищурившегося папулю с мухобойкой.
