Маргарита Южина - Пончик с гвоздями
– А как же вы оказались у него в постели, простите? – прервала рассказ Клавдия.
– Да так и оказалась, – усмехнулась Татьяна.
Сначала ей было очень больно, обидно до жути. Но не сильно-то станешь над собой слезы лить, когда двух дочерей кормить надо, да еще и мать теперь. Закатала Татьяна рукава и продолжила вкалывать. Тут, на счастье, подруга устроила ее в риелторскую контору. Может, для кого-то это и пустое ремесло, а у Татьяны оказались поразительные способности. Сначала ей удалось материну комнату в коммуналке поменять на однокомнатную квартирку, и на том она не останавливалась. Короче, сейчас у Татьяны квартира побольше Никитиной будет. И мужичонка сыскался. Правда, какой-то уж больно замухрыжистый, да все не одна.
А душа, между тем, просила удовольствия. И Татьяне захотелось, чтобы бывший муж узнал об ее успехах, чтобы локти грыз, ковриком у ног стелился. А еще… еще ей очень хотелось отомстить Марианне. Никита дурак, конечно, да свой дурак, родной, а та ворвалась в их жизнь, отца у детей отобрала, у Татьяны мужа. И еще была у нее надежда, что плюнет Никита на тощую Машку и снова у них все начнется по-старому. Татьяна даже согласна была от своего сожителя уйти, так хотелось обратно, в прежнюю семью, в молодость. Нет, ей надо было отомстить! И Татьяна мстила. Теперь Никита изменял Марианне со своей же бывшей женой.
– И вы ему все простили? – ужаснулась Клавдия.
Она только на миг представила, что бы она сделала с разлучницей. Но что бы она сотворила с Акакием…
– Простила. Она, Машка-то, ему башку задурила, дескать, он талантливый клип… маркер… Ну, в общем, тот, который клипы придумывает. Они даже вместе что-то придумали, и Машка делала вид, будто проталкивает Никиту. Тот, дурачок, и верил, а на самом деле ей от него нужна была только прописка. Хотя, черт знает, может, Машка и в самом деле сначала рассчитывала на какой-то Никитин необыкновенный талант, а уж потом ей точно было все побоку. Не оправдал он ее надежд, да и она его, если честно…
– Так что, у нее до этого прописки не было?
– А кто ее знает?
– А телефон у вас не сохранился? Ну, тот, по которому вы нашли Марию? – неизвестно зачем спросила Клавдия.
– Да вы что! Неужели думаете, я стала бы хранить клочок бумажки столько лет? Нет, не сохранился. Но только кажется мне, что это был номер какого-то общежития, потому что, когда подзывали ее, шум в трубке слышался… ну… как в общежитии.
– А может, Никита знает?
– Этого не могу сказать, я про нее никогда с Никитой не говорю. Теперь он меня снова в жены зовет, а я думаю. Этот-то мой мужик, Толик, сам все и приготовит, и постирает, по хозяйству просто золотой, а у Никиты самой крутиться приходится – и свари, и обслужи. Ой ты, батюшки! Мне же еще готовить! Вон у меня уже и тесто из пакета лезет! Вы уж меня простите, если что, но мне больше некогда тут рассиживаться. Побегу я.
Клавдия не успела и слова сказать, как Татьяна подхватила сумку и выбежала из павильона. М-да… Ну и что ей стало известно? Что Мария Зудова жила со своим супругом только четыре года и ей была нужна прописка. А до этого как она без прописки обходилась?
Клавдия глянула на часы и тоже заторопилась к дому.
Еще не зайдя в квартиру, Клавдия Сидоровна поняла – дома произошло что-то неладное: сын никогда не повышал на матушку голоса.
– Ну ты же взрослый человек! – кричал Акакий так, что было слышно на весь подъезд.
– Да, я человек! И не намерена спокойно наблюдать за тем, что вытворяет эта сумасшедшая!
«Наверняка меня добрым словом поминают», – вздохнула Клавдия и нажала кнопку.
– О, явилась… – буркнула свекровь и крикнула сыну: – Ты бы лучше, чем мать-то воспитывать, спросил, где это твоя благоверная столько времени шаталась! Ой, Клавочка, а ты и тортик купила! – тут же расцвела Катерина Михайловна, схватив коробку.
– Ну что у вас тут? Весь подъезд трясется от вашей родственной беседы, – поинтересовалась Клавдия, затаскивая пакеты в кухню.
Акакий стал рассказывать, все больше покрываясь красными пятнами.
Дело в том, что каждое утро, ровно в десять, невзирая на погоду, некая сверхначитанная мамаша из подъезда Распузонов регулярно вытаскивала на улицу два ведра воды, затем выволакивала двух орущих детишек и обливала их ледяной водой. Вероятно, с оздоровительной целью. Причем сама родительница проделывала экзекуцию, стоя в теплой дубленочке, и на себя живительную влагу почему-то не опрокидывала. Детский визг немедленно вышвыривал во двор парочку-другую сердобольных соседок, которые поднимали страшный скандал, поносили мамашу на чем свет стоит и грозились доложить участковому. Однако никаких изменений не наблюдалось, и каждое утро визг повторялся. Возмущалась этим и Катерина Михайловна, но до сегодняшнего дня даже не вливалась в ряды уличных бойцов, противников подобных методов воспитания, только горько вздыхала возле окна. Но теперь, после отдыха на природе, в женщину вселились новые силы, и она решила ситуацию по-своему. Время утреннего детского кошмара уже прошло, и жители подъезда давненько занимались домашними делами. «Заботливая» мамаша несчастных детишек тоже, видимо, наводила чистоту в доме, потому что, ничего не подозревая, потащила целый таз выстиранного белья развешивать на улицу. Поскольку, по ее подсчетам, дело это недолгое, она выскочила в одном халатике. Катерина Михайловна, увидев ее в окно, засуетилась. Старушка не поленилась наполнить ведро водой и приказала сыну, чтобы он немедленно отнес это вниз. Ничего не подозревающий Акакий Игоревич допер ведро до первого этажа.
– Дальше куда?
– Никуда, здесь оставь, – велела матушка и притаилась за подъездной дверью.
Дальше Акакий наблюдал следующее. Любительница суровых процедур развесила на веревке белье и заторопилась домой. Не успела она открыть дверь в подъезд, как на нее тут же обрушилось целое ведро воды. Окрестности улицы огласились диким воплем – дама орала от возмущения и холода и ломилась в дом. Однако мстительная Катерина Михайловна крепко держала дверь с внутренней стороны еще минуты две. Только после этого она отпустила ручку.
– И запомните, любезнейшая: если еще раз вы выволочете своих несчастных детей на мороз под воду, я из вас ледяную скульптуру сделаю! – грозно пообещала Катерина Михайловна.
Акакий же, который стал свидетелем всей сцены, теперь пришел в себя, и его разрывало от негодования.
– И это моя мать! Мама, нельзя бороться со злом такими методами, ты же сама меня учила!
– Дурой была, – отмахнулась Катерина Михайловна, вырезая себе самый аппетитный кусочек черемухового торта. – А что ж ты предлагаешь? Вот так сидеть по домам да головой покачивать? Нет уж, пусть сама хоть раз ледяной душ примет, гвозди ей в пончик! Может, тогда умнее станет.
Клавдия Сидоровна тоже успела затолкать себе в рот тортика и теперь чуть не поперхнулась, заслышав знакомое выражение. Акакий зашлепал ресницами и еще не понял до конца, что такое знакомое ему послышалось.
– Ма… мама, – справилась наконец с куском Клавдия, – куда, вы сказали, гвозди?
– Какие гвозди, боже мой? Мы же с тобой только что говорили о безумной мамаше! – обиделась Катерина Михайловна. – Клава, сегодня какой-то особенно удачный торт, правда? В прошлый раз он суховат был…
– Мама, ты только что сказала: «Гвозди ей в пончик», – напомнил Акакий. – Где ты это слышала?
Так выражался только покойный Семен Семенович Семизвонов. Этот человек настолько часто произносил эту глупую приговорку, что она прочно засела в памяти всех его знакомых. Но Катерина Михайловна никогда не встречалась с Семизвоновым! Додуматься же самостоятельно до такой абракадабры старушка не способна. Тогда откуда дурацкие гвозди вкупе с пончиком появились в ее лексиконе?
– Мама, вспомните немедленно, где вы это слышали, – потребовала и Клавдия Сидоровна.
– Ну что вы, право, прицепились к такой ерунде! Какие гвозди, я ничего подобного не говорила! Клава, хватит уже болтать языком, надо что-то к обеду готовить, – раздраженно отмахивалась пожилая леди. – С ума сойти, меня столько времени дома не было, приехала из гостей, так меня и кормить не собираются!
Клавдия закрутилась по кухне, руки делали свое дело, а голова прокручивала новые мысли. Все правильно, матушка приехала из гостей. Наверняка именно оттуда она и привезла «гвозди». И что это значит? А это значит, что так говорил кто-то из ее тамошних знакомых. Может, даже сам Кирилл. А вот он, вполне вероятно, подхватил эту заразу от самого прапорщика. Тогда выходит, что он его знал. А может, не только его, но и того, кто его прикончил? А может… Нет, не может. И вообще, к чему была эта странная романтическая поездка немолодой уже Катерины Михайловны? Правда ли, что виной тут только пылкие чувства?
Клавдия бросала на шипящую сковороду куриное филе, толкла картошку, доставала из банки огурцы, а сама не переставая думала, что бы такое сделать, чтобы Катерина Михайловна рассказала о своем пребывании у странного кавалера с большими подробностями.
