Дарья Донцова - Домик тетушки лжи
Я тупо смотрела на идущий за окном снег. Но подобное просто невозможно. Во-первых, я сама лично провожала Нину в Шереметьево. В те годы поездка в Америку была редкой удачей, страшным везением. Подруги радовались, а недруги скрипели зубами от злобы. Нина обставила свой отъезд торжественно, смотреть, как она улетает в США, явилось пол-Москвы. Нет, Нина точно была в Штатах. Вот только назад прилетела отдельно от группы, позже месяца на два.
Четкая картина встала перед моими глазами. Вот я с букетом цветов бегаю возле того места, откуда, толкая перед собой тяжело груженные тележки, выходят счастливчики, прилетевшие из-за кордона. Их много, но Нины нет. Наконец поток пассажиров иссякает. Я в растерянности смотрю на табло. Рейс SU-242, Нью-Йорк – Москва… А где же Нина…
Тут кто-то трогает меня за плечо. Я оборачиваюсь и вижу подругу, в руках она держит небольшой сверток.
– Привет! – радостно кричит Железнова. – А меня с младенцем через VIP-зал выпустили!
– Где твой багаж? – удивляюсь я.
– Вот, – смеется Нина, показывая на спортивную сумку.
– Это все?
– Остальное прибудет через неделю.
– Почему? – не успокаиваюсь я.
– Ну мне с ребенком и с баулами тяжело, – пустилась в объяснения Нинуша, – потом, я совершенно не была уверена, что ты меня встретишь… Вот и договорилась с парнем из посольства, он притянет мои бебехи. У него диппаспорт, все что угодно протащить может, свои сувениры получишь двенадцатого.
И ведь на самом деле она потом подарила мне жуткую фигурку статуи Свободы и брелочек для ключей с надписью «Love»…
Впервые за несколько десятков лет мне пришла в голову одна простая, как веник, мысль. А что, если Нина вовсе не прилетала из Нью-Йорка? Что, если она просто приехала в Шереметьево на такси? Что, если… Люди, которые могли бы подтвердить факт того, что Нинушка осталась рожать на чужбине, музыканты. Оркестранты то ли из Ленинграда, то ли из Киева, они, долго не задерживаясь в столице, вернулись домой… Вся история известна нам исключительно в пересказе Нины…
Вот оно, значит, как! И вот почему на «встречу» в аэропорт была вызвана только я! Ни Ленки Говоровой, ни Тани Костомаровой, ни Игоря Ларионова, ни Сергея Бодрова не было… Почему это не смутило меня тогда? Теперь понятно. Я-то всегда безоговорочно верю людям, а другим появление Нины из «VIP-зала» могло показаться подозрительным…
У моей Маруськи есть выражение: «Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша». Ощущая, что моя крыша покидает хозяйку с невероятной скоростью, я принялась бесцельно мотаться по городу, совершенно не соображая, куда и зачем еду. Каким-то образом добралась до «Рамстора», от тоски накупила кучу ненужных вещей и продуктов, выпила на третьем этаже кофе с булочкой и зашла в кинотеатр. Только не спрашивайте, какой фильм там демонстрировали. Совершенно не помню ни названия, ни содержания.
Где-то около пяти вечера ко мне вернулся рассудок, и появилось жгучее желание довести начатое дело до конца. Полная решимости, я села за руль и помчалась за Дегтяревым.
Что ж, сегодня я немного растерялась, раскопав чужие тайны и узнав, как одна из лучших подруг обманывала меня всю жизнь… Но теперь совершенно владею собой. Не следует сердиться на себя за проявление слабости. В конце концов, я всего лишь женщина, хрупкое, нежное создание, рожденное для тихой, размеренной жизни… И потом, я просто не умею на себя злиться, слишком люблю женщину по имени Даша Васильева.
ГЛАВА 19
Дегтярев вышел из подъезда и начал в растерянности крутить головой. Потом поглядел на часы и зашевелил губами. Сидя в «Рено», я, естественно, не могла слышать слов, но точно знала, какие фразы вылетают из его рта.
– Ну, Дарья, опять опоздала, никогда не способна приехать в назначенное время…
И это неправда. Я всегда и везде появляюсь загодя, бывают редкие случаи, когда выбиваюсь из графика, но все они связаны с ужасающими пробками на дорогах. Иногда мне кажется, что нужно приобрести вертолет, такой геликоптер с вертикальным взлетом.
Дегтярев покраснел. Надо же так злиться на ни в чем не повинную женщину, ему следует заняться аутотренингом, иначе у толстячка будут вечные проблемы с давлением. Мне стало смешно. Ну-ка посмотрим, как он поступит дальше?
Александр Михайлович вытащил свой телефон. Через минуту ожил мой «Сименс».
– Слушаю.
– Где тебя носит?
– Я от тебя нахожусь в двух шагах.
– На Петровке?
– Нет.
– На Тверской?
– Нет.
Надо же быть таким дураком.
– Нет, буквально в двух шагах.
– Где?! – завопил приятель, делаясь похожим на хорошо созревший баклажан. – Где?! Отвечай быстро!
Ну да, свет в лицо, немедленно говори правду, одну лишь правду и только правду, а то закатаю на весь срок по верхней планке. Меня окружают сплошные истерики, что родные, что приятели. Но со мной милицейские штучки не пройдут, ишь, как обозлился. Между прочим, некоторые кавалеры терпеливо ждут даму по часу, а потом еще дарят ей цветы. Но у Александра Михайловича в руках не было букета, только портфель.
– Ну где тебя носит? – злился полковник. – Холодно стоять!
Решив сжалиться над толстяком, я мирно сооб-щила:
– Не понимаю причину гнева! Сижу позади тебя в «Рено» темно-зеленого цвета. Зачем так возмущаться?
Александр Михайлович подпрыгнул, обернулся и уставился на машину. Я помахала ему из-за руля. Полковник влез в автомобиль и буркнул:
– Идиотская шутка!
– Думала, применишь метод дедукции и сообразишь, где я.
– Откуда мне знать, какая у тебя теперь машина, – вздохнул приятель.
– Хорошо хоть не подумал, что я прилетела на ковре-самолете, – улыбнулась я.
– Тебе больше подходит метла, – огрызнулся полковник.
– Ну не сердись, посмотри, там, в «бардачке», лежит баночка пива.
Дегтярев крякнул, поднял крышку и вытащил «Миллер».
– Дорогое какое!
– Зато вкусное.
Полковник мигом опустошил алюминиевый «бочонок» и сразу подобрел.
– Значит, «Рено»… Только, похоже, не новый… Где взяла?
– Карина Сыромятникова дала, надо поехать в салон да купить себе новый автомобиль.
– Какой хочешь?
– «Пежо-206», – ответила я, – серебристого цвета. Очень милая машина, двухдверная, но при необходимости в нее влезает пять человек. Большой багажник, маневренная, красивая, надежная… И вообще мне нравятся французские марки. А к «Пежо» прикуплю себе и новую шубку, под цвет тачки, голубую норку.
– У тебя вроде и эта курточка ничего, – задумчиво протянул приятель.
– Очень короткая и уже давно не новая… Прикинь, как красиво будет выглядеть! Выхожу я из серебряной машины в серебристой норке, фр-р…
– Ага, – хмыкнул Дегтярев, – хлопаешь дверцей, прищемляешь манто и падаешь носом в грязь. Уж я-то тебя знаю, ни дня без приключений!
Я сердито замолчала, и оставшуюся часть пути мы проделали, слушая идиотские вопли диджеев «Нашего радио». Представляете, этих ребят зовут блондинка Таня и Коля Макклаут.
Первый, кого мы увидели в холле, был Борис.
– Дашенька, – завел мужик свою песенку, – как хорошо…
Но тут его взор упал на Дегтярева, режиссер прикусил язык.
– Знакомьтесь, – предложила я.
Мужики расшаркались. Александр Михайлович повесил куртку на вешалку, сделал шаг вперед и взвизгнул:
– Что это?
– Гроб, – спокойно ответила я.
– Зачем он тут? – дрожащим голосом поинтересовался полковник.
Надо же, оказывается, наш «комиссар Мегрэ» побаивается похоронной атрибутики.
– Потом объясню, – отмахнулась я, – ступай в столовую, небось есть хочешь.
Александр Михайлович, большой любитель вкусной еды, шагнул еще раз и с неподдельным ужасом возвестил:
– Мамочка!
– Что?
– Там лежит негр.
Кто бы мог подумать, что мы с Дегтяревым настолько похожи, что одинаково реагируем, увидев Банди на кружевной подушечке.
– Ой, не могу, – захихикал Борис, – это же чертов питбуль полюбил здесь спать. Уж что я только не делал, чтобы его отвадить, без толку!
– Ага, – сообразил наконец Дегтярев, – ясненько. У Дашутки все как всегда. Питбуль, отдыхающий в гробу… А крокодила, вяжущего в кресле носки, еще не завели?
Не получив ответа, Александр Михайлович исчез в столовой.
– Это и есть твой бойфренд? – поинтересовался Боря.
Я кивнула.
Но режиссера было не так легко заткнуть.
– Ну, дорогуша, он скорей дедфренд, – развеселился Борис. – Зачем тебе, молодой и прекрасной, старый мухомор, трухлявый гриб. Может, бросишь его и обратишь внимание на меня? Хотя я и не Керубино, но и не Мафусаил.
– Сердцу не прикажешь, – сообщила я и, решив показать всю огромность своей любви, схватила шлепки Аркадия и кинулась в трапезную с воплем: – Милый, вот твои тапочки!
Дегтярев удивился так, что выронил вилку, занесенную над куском сочной вырезки. Мало того что я никогда не обращалась к нему, сюсюкая «милый», так еще у нас в доме никто никогда не натягивал сменную обувь. Кстати, мне всегда не нравилась московская привычка предлагать гостям разношенные баретки без задников. Приходишь вся такая разнаряженная, при макияже и духах, а тебе, бац, выдают нечто отвратительное, и потом весь вечер чувствуешь себя кретинкой, при вечернем костюме и в отороченных мехом пантофлях.
