Яйца раздора - Галина Балычева
— Ну не то чтобы сильно крали, но было.
— А что крали-то, — заволновались мы, — что конкретно?
Тетка Татьяна замялась и поправила на голове косынку.
— Да, в общем-то, ничего особливого, — сказала она. — Ну одеяло украли, да еще ведро картохи. Мне ее, картоху-то, соседка принесла, она у нее еще с прошлого года осталася. Ну так вот, я ведро-то возле крыльца поставила, а сама в дом пошла — борщ у меня там закипал. А когда на улицу-то вернулась, а картохи-то и нетути.
Тетка Татьяна сделала выразительное лицо и развела руками.
— Уж не знаю, считать ли это кражей али нет, но что было, то было. А у вас-то что украли?
Я замялась, не зная, что ответить, и пнула ногой под столом Ляльку. Пусть быстро соврет чего-нибудь, она у нас сообразительная. Сообразительная подруга пнула меня в ответ, но, как всегда, не подкачала. Поняв всю тщетность очаровывания непробиваемого Кита, она прекратила глупо хлопать ресницами и, приняв наконец нормальный человеческий облик, включилась в общий разговор. Отвечая на вопрос тетки Татьяны, Лялька не стала говорить об исчезнувших конфетах, а начала издалека. Она завела пространный разговор о всяких-разных необъяснимых явлениях, о которых когда-то где-то читала или слышала, упомянула зачем-то энергетических вампиров, чем сильно напугала тетку Татьяну, и наконец, ни к селу ни к городу приплела к разговору привидения.
Тут заскрипела лестница, ведущая на второй этаж, и нашим взорам предстали сначала босые мосластые ступни, явно принадлежащие мужчине, затем фиолетовые спортивные штаны необъятных размеров, потом красная вытянутая во всех направлениях майка и наконец крупный бритый череп, плотно, без всякого перехода сидящий на необъятных плечах.
«Просто монстр какой-то, — подумала я и поежилась. — Это что у Петровны муж, что ли, такой?»
Лестница была довольно крутая, и мужчина спускался задом медленно и осторожно. Наконец он ступил на пол и, повернувшись к нам лицом, пророкотал неожиданно высоким с хрипотцой голосом:
— Ба, гости у хате, а я и не знал.
Этот голос и тембром, и интонациями очень напоминал голос нашего знаменитого белорусского соседа, батьки Лукашенко, и удивительно не шел к его внушительной фигуре — как бы лишал ее основательности. Однако сразу же стало понятно, что никакой это не монстр, а очень даже добродушный дядька, только заспанный очень.
— А я лежу и слышу, шо вы про привидения гутарите, — сказал он, присаживаясь к столу и наливая себе из чайника чай. При этом тетка Татьяна отчего-то злобно зыркнула на мужа. — Меня Иваном, кстати, кличут, — представился он, — Иван Михалычем. А вас как звать-величать?
— Марьяна и Валера, — ответил за нас Кит. — Они у соседки вашей живут. А тебе, Михалыч, сейчас не чайку, а огуречного рассолу лучше бы выпить или чарку водки для поднятия сил.
Кит захохотал, а Михалыч, заметно смутившись, украдкой покосился на жену. Теперь стало понятно, отчего тетка Татьяна была столь не любезна с мужем. Видать, вчера Михалыч крепко принял на грудь и оттого проспал до полудня.
— Не Валера, а Валерия, — довольно жестко поправила Кита Лялька. Поскольку Кит к Лялькиным чарам остался равнодушен, то и она с ним решила не церемониться.
Михалыч, однако, оказался туг на ухо и плохо расслышал.
— Валерик — это даже лучше, — согласился он, — хоть и странно для дывчины. Так вы у тетки Марты живете, значится? Родственники чи, шо ли?
Мы на всякий случай кивнули.
— Так вот про привидения, — начал без перехода Михалыч. — Возвращаюсь я вчера вечером домой...
— В три часа ночи, — съехидничала Татьяна.
Михалыч виновато улыбнулся и, повернувшись к жене, примирительно зажурчал:
— Ну задержался немного, ну день рождения был... Кто ж знал, шо так получится... Ну не ругайся.
И он потянулся, чтобы чмокнуть жену в щеку. Но тетка Татьяна от поцелуя увернулась и все равно продолжала злиться.
— Моду взяли, — проворчала она, — шо ни день, то именины.
У нее, видать, был сварливый характер, и остановить ее было не просто.
— Ну так возвращаетесь вы вчера домой, — бестактно перебила я тетку Татьяну. — И что?
— Ага, — встрепенулся Михалыч. — Возвращаюсь я вчера домой и бачу, шо от хаты Марты, от вашей, то исть, хаты, — пояснил он, — человек бежит. Быстро-быстро так бежит и за голову держится.
«Это он, наверно, Прокофия Ивановича видел», — подумала я.
— Я тогда ще подумал — а не вор ли то к Марте забрался, а теперь вот, укравши, убегает — и хотел было уже зайтить и разузнать, в чем дело, но потом бачу, шо мужик тот свернул к дому учителя нашего, Прокофия Ивановича. И тогда я подумал, шо можэ то сам Прокофий Иванович и есть, и пошел себе дальше.
Михалыч сделал большой глоток из своей расписанной красными маками чашки и продолжил:
— Захожу я к себе на двор и... в общем, не сразу я в хату-то вошел, сначала... короче, в уборную я пошел, и тут бачу, как по саду Марты крадется ктой-то. Я подумал, шо це собака, ну и кинул в нее палкой.
Я сделала удивленные глаза — зачем, дескать, в собаку обязательно палкой. Она же ползла себе по своим делам, никого не трогала…
Михалыч перехватил мой взгляд и тут же поправился.
— Нет, не для того, шобы убить там чи покачлечить, — воскликнул он. — Ни боже ж мой. — Так, для острастки, шобы не лазила по чужим огородам. Но шобы вы думали... — тут Михалыч сделал загадочное лицо. — Собака та — все-таки я в нее попал — как вскочит на задние лапы, да как побежит. По грядкам, через кусты... А потом перемахнула через забор и...
«И огородами, огородами к Котовскому...», — мысленно закончила я за нашего сказочника Михалыча.
Видно, сосед был сильно подвержен зеленому змию и возвращался вчера с именин под сильным впечатлением от выпитого.
— Да, но вот шо самое интересное, — продолжал врать сосед, — пугало огородное, шо стояло в огороде у тетки Марты, вдруг как сорвется с места и как кинется тоже к забору. Я глазам своим не поверил. Никогда такого не бачил, шобы огородное пугало бегало.
Я тоже такого никогда не видела, поскольку белой горячкой не страдала.
— Ну
