Клинок флибустьера - Наталья Николаевна Александрова
Но Павел был строг, один раз даже грубо так сказал, голос на нее повысил. Так что Мила была с соседями вежлива, но держалась с прохладцей.
И вот теперь, когда Павел ушел, Розалия Яковлевна ей помогает. И словом, и делом.
— Ну что, Мила, говори уж, что надо. — Соседка, видимо, почувствовала ее беспокойство. — Чем смогу, помогу.
— Не знаю, как и начать… — смутилась Мила.
— Говори как есть!
— Нужно мне в похоронное агентство идти…
— Умер у тебя кто? Или…
— Или… — вздохнула Мила. — То есть умер один… ну, в общем, в юности у нас с ним любовь была. Недолго, правда. И вот он умер скоропостижно, не знаю даже, в чем там дело… вроде бы на мотоцикле разбился.
Историю эту она не придумала на ходу — правда, был у них в классе Толька Панченко, который по пьяному делу разбился, гоняя на мотоцикле. Было это примерно четыре года назад, Миле написала девчонка из их класса.
Толька в школе был ужасным хулиганом, так что никакой любви в юности у них с Милой не было, да и быть не могло, она терпеть не могла грубых парней, ей вообще нравился Сережа Петухов — мальчик в очках, который говорил тихим голосом и все время рисовал старинное оружие — сабли, мечи и алебарды, за что тот же Толька его не то чтобы уважал, но не трогал.
Один раз Сережа нарисовал для Милы очень красивый замок с подъемным мостом и пушками на стенах, за что ей и понравился. Правда, это было в третьем классе, потом Сережа переехал из их города вместе с родителями.
Так что сейчас Мила решила, что ничего страшного не случится, раз Толька все равно уже умер.
— И вот нужно мне обязательно на похороны пойти, — теперь она врала более уверенно, — потому что… ну, все-таки любовь была, он даже замуж мне предлагал. Ну, в двадцать лет я об этом и не думала даже… а потом дороги наши разошлись, и вот он умер. Хоть проститься… но дело в том, что там его жена будет, она из нашего класса. И она меня еще со школы ревновала, так что если увидит на похоронах, то обязательно скандал устроит. Что делать? Может, внешность изменить?
Выговорив все это одним духом, Мила отважилась посмотреть на Розалию Яковлевну, ожидая в глубине души, что соседка сейчас поднимет ее на смех. Однако та только согласно кивнула.
— Что ж, идея неплохая. — И пошла в комнату, крикнув оттуда, чтобы Мила шла следом.
— Платок нужно черный… — Розалия Яковлевна потрясла пакетом. — Сейчас найдем. И еще вот что… — Она окинула Милу взглядом, оценивая, затем сняла с вешалки что-то серое и огромное, которое оказалось плащом на утепленной подкладке.
— Племянница купила, да ей немного маловат оказался, она и оставила у меня, — пояснила Розалия Яковлевна, и Мила отвернулась, спрятав улыбку.
Это же какая племянница, если такой чехол от самолета ей мал оказался.
— И зря смеешься, — тут же заметила соседка, — у нас все женщины в роду крупногабаритные, и все счастливы в браке. Мы с мужем сорок восемь лет прожили в любви и согласии, племянница вот уже скоро десять лет свадьбы справит.
— Да я ничего… — устыдилась Мила, надевая плащ.
— Это ничего, что длинный, а зато в поясе потуже затянешь и будет хорошо… А еще вот возьми этот шарф. — Соседка ловко обмотала Милу черным шарфом, полностью скрыв приметные волосы.
— Значит, на ноги туфли без каблуков и никакой косметики, так тебя точно никто не узнает. И еще вот это возьми! — Розалия Яковлевна протянула Миле черный старушечий ридикюль. — Как говорится, для полноты картины.
Мила хотела отказаться, но взяла. Ридикюль оказался неожиданно тяжелым. Что там у нее — кирпич?
Мила поскорее ушла, чтобы соседка не начала ничего спрашивать.
Впрочем, у нее было такое чувство, что Розалия и так про нее все знает. Откуда только?
Клава зашла в подвальчик, над входом в который красовалась внушительная вывеска: «Копи-центр».
Ниже буквами поменьше было приписано: «Цветные и черно-белые ксерокопии, печать из файлов, сканирование документов».
В подвальчике скучал парень с кольцом в носу и татуировкой на щеке. Татуировка изображала кота в красно-синей форме человека-паука.
— Прикольная татушка! — одобрила Клава. — А хочешь, я покажу, какая у меня на попе?
— Хочу! — оживился парень.
— Размечтался! Я вообще-то по делу пришла. Мне ксерокопии сделать нужно. Очень много.
— Если много — у нас скидка…
— Вот и хорошо! Мне нужно вот это скопировать двести раз, причем непременно обе стороны… — И она протянула парню листок с двухсторонней печатью.
Парень посмотрел на этот листок и почесал в затылке:
— Ну, я вообще-то не знаю… это разве можно?
— А где сказано, что нельзя? Нигде. А все, что не запрещено — разрешено.
— Ну…
— Ты вообще-то работаешь или мечтаешь о светлом будущем? Тебе заказ принесли, а ты мнешься!
— Но ты с этим ничего плохого делать не будешь?
— Да нет, конечно. Это просто прикол такой будет. Приятеля одного хочу разыграть.
— Ну, если разыграть — тогда ладно… я сам приколы люблю.
— Ну, видишь, как удачно! У нас с тобой, можно сказать, общие интересы. Оба любим приколы и татушки. Так, глядишь, я тебе все-таки свою татушку покажу.
Парень снова оживился и принялся за работу.
До Северного кладбища Мила добралась на автобусе. Можно было и на электричке, но как раз днем они ходят редко — летом еще туда-сюда, а осенью совсем плохо.
Все это рассказала Миле словоохотливая бабуля с кошелкой, из которой торчало что-то пышное и зеленое.
— Роза это, белая, — пояснила бабуля, — у сестры на могилке хочу посадить, сестра белый цвет любила. Как зацветет в июне — любо-дорого! А тебе куда?
Мила сказала, что в похоронное агентство «Вечная память», так что, когда автобус остановился у ворот кладбища, бабуля любезно показала
