Фактор кролика - Антти Туомайнен
Лаура Хеланто повернулась и одарила меня такой непосредственной улыбкой, какой я давно не видел. Эта улыбка произвела на меня такой же гипнотически-отупляющий эффект, как и раньше. Мне пришлось напрячься, чтобы вспомнить, зачем я ее искал.
— Франкенталер, — сказала она и ткнула рулеткой в бетонную стену.
Мы синхронно повернули головы в одном направлении. На стене красовались меловые изгибы.
— Нам надо обсудить некоторые организационные изменения, — начал я и объяснил, что отныне отправкой наличных буду заниматься сам. И я надеюсь, что ее это не огорчит.
— Конечно, нет, — сказала Лаура, не отрывая взгляда от стены. — Скорее наоборот.
Она повернулась ко мне. И улыбнулась.
— Каждая лишняя минута, которую я могу потратить на это, бесценна. Огромное тебе спасибо.
Я снова хотел что-то сказать, хотя сам толком не знал, что именно, но упустил свой шанс. У Лауры зазвонил телефон. Она достала его из кармана и посмотрела на экран.
— Одну минуту, — сказала она, принимая звонок.
Мы стояли на месте. Лаура произнесла в телефон несколько слов и нажала отбой. Потрясла головой.
— Это моя дочь, Туули, — сказала она. — Я искала ей врача, который специализируется на работе с детьми с астматическими осложнениями. Но это недешево, а страховая отказалась оплачивать.
Мы посмотрели на стену, на серый цемент и на белые меловые отметины.
— Сейчас в «Атенеуме» выставка Моне. Открыто до восьми. Что ты на это скажешь?
Сам не знаю, какое чувство во мне возобладало: восторг или гипнотическое оцепенение, вызванное улыбкой Лауры.
— Шесть часов меня полностью устраивает, — сказал я без лишних раздумий. Не уверен, что в моих словах было что-то смешное, но Лаура снова мне улыбнулась.
— Отлично, — сказала она. — Увидимся там. Ничего, если я перейду к де Лемпицка?
Я кивнул, попрощался и добавил, что мы увидимся в музее. Последние слова я пробормотал уже после того, как Лаура отошла от меня, на ходу скручивая рулетку.
Я почти добрался до другого конца зала, когда меня кто-то окликнул.
Поезд «Варан» сошел с рельсов. Я не назвал бы это катастрофой. Обошлось без человеческих жертв. Детей просто вытащили из вагонов. Я встал рядом с Кристианом, и мы вместе поставили паровоз обратно на рельсы.
— Не понимаю, — сказал я Кристиану, убедившись, что локомотив снова способен тянуть за собой вагоны. — Как педальный локомотив может сойти с рельсов? На поворотах максимальная скорость не превышает десяти километров в час.
Кристиан осмотрел рельсы, а затем и сам поезд.
— Саботаж, — сказал он так тихо, что я не столько услышал это слово, сколько его угадал.
Я тоже осмотрел паровозик, сделанный из дерева и металла. Оценка Кристиана показалась мне полной глупостью.
— Не думаю, — сказал я, но не успел ничего добавить, потому что Кристиан замотал головой, призывая меня к молчанию.
— Вы знаете весь персонал Парка? Всех посетителей? У вас есть многолетний опыт технического обслуживания Парка приключений?
Я быстро огляделся по сторонам.
— Если это саботаж, — сказал я так же тихо, — то разве не ты должен быть первым в списке подозреваемых?
В карих глазах Кристиана вспыхнули искры. Он расправил плечи и весь как будто стал шире. Я видел перед собой стену из мышц.
— Позвольте вам сообщить, — прошипел он, — что я сам собрал этот паровоз. Я своими руками прикрутил эти красные лампочки к глазам «варана». Их раньше не было. Я сам это придумал. Я сказал Юхани, что с ними паровоз будет выглядеть более быстрым и опасным — но в хорошем смысле. Юхани согласился. Юхани одобрил эту идею.
Кристиан говорил очень серьезно. И опять выглядел абсолютно честным. Должен признать, он не походил на человека, готового пустить собственный поезд под откос.
— Почему ты думаешь, что это саботаж? — спросил я.
Кристиан посмотрел на меня, а затем указал на участок пути, где начинался поворот. Я повернулся и услышал его голос у себя за спиной:
— Кто-то бросил на пути растаявшую куриную ногу, — сказал он. — Паровоз потерял устойчивость, а на крутом повороте просто сошел с рельсов. Авария могла быть и серьезней.
При всем уважении к мнению Кристиана я не разделял его обеспокоенности. Однако таявшая куриная нога представлялась мне более серьезным поводом для тревоги. Единственное место для куриных ног — это морозилка в кафе «Плюшка и кружка».
— Я с этим разберусь, — быстро сказал я, не давая Кристиану возможности дальше развить свою теорию. — Теперь все в порядке. Паровоз снова на ходу и…
— Когда мы объявим о?..
Я понял, что он имеет в виду, в мгновение ока. Еще одно мгновение мне понадобилось, чтобы сообразить, что ему ответить. Кристиан заметил, что я замялся.
— Мы же договорились, — сказал он.
— Вообще-то…
— Я уже сказал остальным, что буду новым исполнительным директором.
Последняя фраза вылетела у Кристиана изо рта так неожиданно, что он, похоже, сам удивился. За долю секунды он покрылся краской, его глаза влажно заблестели — то ли от злости, то ли от отчаяния.
— Кому именно ты это сказал? И зачем?
Кристиан растерялся. К паровозу приближалась новая толпа детей.
— Просто некоторым, — пробормотал он на два тона ниже.
Я почувствовал, что в душе Кристиана нарастает что-то нехорошее. Разумеется, он смутился, но не только. Он был явно разозлен. И очень мускулист. А мне сейчас дополнительные проблемы были ни к чему. И хотя я очень хотел закончить этот разговор, оставались вещи, которые меня беспокоили: сошедший с рельсов детский поезд; оттаявшая куриная нога; неизменное желание Кристиана занять должность исполнительного директора; осведомленность ряда сотрудников о том, что Юхани это ему обещал, и, наконец, вопрос: как много им известно о внутренних делах Парка. Дети приближались к поезду, словно орда зомби, — двигаясь в произвольном направлении, но ни на секунду не останавливаясь, — и меня озарила мысль, дающая хотя бы временный выход из неловкой ситуации. Я вспомнил своего бывшего начальника.
— Кристиан, ты видишь себя как открытого и эмоционального лидера
