Ольга Лукас - Элексир князя Собакина
— Никогда! — поклялся Живой.
— А служить пойдешь?
— Во флот пойду! То есть на флот! Гардемарином!
Царский гнев понемногу утихал. От щек отлила кровь, исчезла жила поперек вспотевшего лба.
— Встаньте! — приказал он.
Все поднялись с колен. Княжна поддерживала ослабевшую Жозефину. Паша украдкой поглядывал на дверь, но дать стрекача не решался.
— Ладно! Вытри личико, гардемарин. Наука тебе будет. А теперь тащи сюда большой кубок. Миловать — так миловать!
Паша открыл шкаф и достал оттуда две бутылки водки и литровую пивную кружку. Царь собственноручно наполнил ее тяповкой и протянул Живому.
— Пей мое царское здравие!
Паша взял кубок, приложился, но тут же поперхнулся и закашлялся.
— Эх ты, моряк! — усмехнулся Петр. — Пейте по кругу тогда. Да сядьте вы!
Все сели в кружок и принялись за угощение. Мурка только сделала вид что пьет, а Жозефина припала к кружке, как к святому источнику. Тем не менее, когда кубок дошел до царя, в нем оставалось еще больше половины.
Петр встал.
— Восхвалим отца нашего Бахуса и подругу нашу приятную Венус! — сказал он, поднимая кружку.
При слове «Венус» он выразительно посмотрел на княжну. Вера потупилась.
Петр влил в себя все оставшееся и тяжело опустился на место. Сразу стало видно, что водка произвела на него нейтрализующий эффект. Если до этого момента говорил и действовал настоящий император, то теперь в кресле, прикрыв глаза, сидел прежний Костя, только нарядившийся в дурацкий костюм. Усы его, до сих пор державшиеся параллельно полу, постепенно клонились вниз, глаза слипались.
Живой решил, что надо подыграть психу, подольститься и выиграть время, пока не пройдет действие патины.
— А без тебя тут, царь-батюшка, большие безобразия творятся, — начал он. — Очень хорошо, что ты явился, теперь порядок в стране наведешь.
— Что там у вас стряслось? — без особого интереса спросил Бабст.
— Ну, во-первых у нас сразу два царя, младший и старший. Это, по-моему, полное безобразие. А ты как думаешь, мин херц?
— Терпите, — безразлично сказал Бабст. — Несть бо власть, аще не от Бога. Я тоже одно время младшим царем был. Ну, а еще что?
— Внешний враг, государь, торжествует, — входил в роль Живой. — Всё тут без тебя прокакали. Страну по кускам растащили. Эстляндию отдали, Лифляндию отдали, Финляндию... Да почти все, что ты завоевал! Даже Украину не удержали.
Паша загибал пальцы, считая территориальные потери.
— О-хо-хо... — вяло вздохнул царь. — Придется назад воевать. Ну, а шведы что?
— А вот шведы притихли. Здорово ты им тогда навалял!
Петр слабо улыбнулся.
— А то! Горяч больно Карлус-то был... — сказал он. — Ну, а Питербурх что? Стоит?
— Стоит, батюшка. Да только столица теперь снова в Москве.
Царь вздрогнул и открыл глаза. Лицо его снова стало наливаться кровью.
— В Москве? Да я же велел там домов не строить!
— Нарушили указ твой бояре Батурины. Такого понастроили, что в страшном сне не приснится. Да и вообще...
— Ну! Правду говори!
— Парламент придушили, свободных выборов нет, свободы слова тоже нет... — снова стал загибать пальцы Паша.
— Это правильно. Еще что?
— Коррупция, ваше величество, — докладывал Живой. — Повсюду взятки, в приказах лихоимство, в подлом народе бедность великая, купечество кошмарят, а правды нет нигде. Армию развалили.
— В школе не платят ничего, — пожаловалась Жозефина.
— Отношения с Европой испорчены, — добавила княжна.
Бабст вскочил с места и схватился за дубину. Это снова был Петр.
— А ну, становись! — скомандовал он.
Вера и Жозефина удивленно переглянулись. Живой с готовностью вскочил и встал по стойке «смирно».
— Становись в строй, кому говорю! — гаркнул Петр на женщин. — На Москву пойдем! Будем Кремль брать. Я им покажу, толстозадым, кто в стране хозяин! Софью выкурил оттудова и этих выкурю!
Всем пришлось подчиниться. Петр прошелся перед строем, заглядывая в лица солдат. Живой ел глазами начальство. Царь остался доволен.
— Вперед! — скомандовал он, распахнул дверь и решительно шагнул вперед.
Однако дверь оказалась не та. Вместо того чтобы вывести свое войско в коридор и дальше на улицу, император оказался на балконе пятого этажа, выходящем прямо на Неву.
Он покачнулся и, чтобы не упасть, схватился за перила.
Перед его глазами развернулась величественная панорама. Желтым пламенем пылало небо над створками Троицкого моста. В струнку, как рядовые на параде, тянулись вдоль гранитных набережных дворцы. Непрерывным караваном шли по реке груженные лесом баржи. Грозно высились бастионы крепости. И над всем этим, освещенный последним лучом заката, слал приветствие своему создателю золотой ангел Петропавловского собора.
— Что это? — ошарашенно спросил Петр.
— Это Петербург, Костя, — тихо ответила Мурка. — Пошли-ка спатеньки, хватит бузить.
Обмякший Бабст склонил голову и покорно последовал за ней.
Глава 13
Прощай, Рамакришна!
Все настоящие разведчики, начиная со Штирлица, обходятся без будильника. Если разведчик дал себе задание встать в семь утра — значит, встанет, даже если вчерашний день закончился глубоко за полночь.
Мурка-терминатор открыла глаза и оценила обстановку. Остальные еще спали: на соседней кровати, разметав по подушке дреды, беспечно дрых Живой. Говорят, что есть такие точки на теле человека, нажав на которые, можно сделать его глухим, слепым или даже подчинить себе его волю. Во всяком случае, в кино такое проделывают сплошь и рядом. Может быть, поэкспериментировать на Паше? Ни на что другое он все равно не годится.
Идея выглядела заманчиво, но разведчица отвергла ее, представив себя в двусмысленной ситуации над распростертым телом Живого. А если кто-нибудь это увидит? А если он проснется в самый неподходящий момент? Ладно, в другой раз.
Мурка бесшумно спустилась вниз и сунула ноги в хозяйские шлепанцы с розовыми помпонами: пол не внушал доверия. На нижнем этаже, обняв швейную машинку, храпел Бабст, так и не снявший царский костюм. На соседней кровати, положив под голову пачку тетрадей, спала Жозефина Павловна в образе школьной учительницы.
«Пахнет, как в вытрезвителе!» — отметила про себя Мурка, ни разу не бывавшая в вытрезвителе. Она ступила на скрипучий паркет, который под ее ногами не издал ни единого звука: еще вчера она несколько раз прошлась по комнате и запомнила, на какие половицы наступать не следует.
В комнате хозяйки, положив голову на подушку и укрывшись, как подобает, одеялом, спал Петр I, он же четырежды брат, он же — Петр Алексеевич Савицкий. Вот кто не утратил здравомыслия и степенного достоинства, несмотря на фальшивые петровские усы. Зато проспал все самое интересное. Трудно быть царем: она и сама вчера страшно устала.
На вешалке покачивался костюм императрицы: за ночь платье высохло и выглядело вполне опрятно. «А с петровским камзолом, наверное, напряги будут! — запоздало спохватилась Маша. — Что ж вы, ваше величество, одежу свою царскую от самозванца не уберегли?»
Она осторожно подошла к спящему Савицкому: какой все-таки красивый мужик! Наверное, потому, что настоящий князь. У разведчицы закружилась голова. Может, предложить ему бросить здесь Живого и Бабста, пусть спиваются — начало прекрасной дружбе, кажется, положено — и уехать за эликсиром только вдвоем. А потом... потом можно придумать столько всего интересного!
Размечтавшись, Маша подошла поближе. Вероятно, почувствовав ее пристальный взгляд, Савицкий глубоко вздохнул, пошевелился и, немного поворочавшись, затих. Правая рука с обручальным кольцом на безымянном пальце выскользнула из-под одеяла.
«Соберись, тряпка! За дело!» — решительно приказала себе Мурка-терминатор. Она справится с заданием одна. Не нужен ей этот классово чуждый тип.
Для начала она вернулась в общую комнату и внимательно осмотрела стол. Ни менделеевского аппарата, ни колбы с патиной, ни хотя бы капли эликсира для образца. Видимо, Бабст, перед тем как превратиться в царя, тщательно припрятал все в рюкзак.
Сам рюкзак стоял неподалеку. Маша осторожно подошла к нему, потянула за ремень, но в этот момент хранитель музея прекратил храпеть, пробормотал сквозь сон: «Верочка!.. » — и перевернулся на другой бок.
«Ладно, пусть барахло пока у него хранится. Теперь он от меня никуда не денется!» — решила Мурка и, прихватив телефон и походную косметичку, пошла прихорашиваться и рапортовать начальству о результатах первого эксперимента.
Выйдя в коммунальный коридор, она досчитала до десяти и храбро прошла мимо комнаты Вована. Покосилась на вырванную с мясом дверь туалета и свернула в ванную комнату.
То было совершенно экзотическое, удивительное помещение! Величественный, похожий на Мойдодыра водогрей поприветствовал ее грозным рыком. Где-то этажом ниже застонали трубы. Маша присела на край ржавой ванны, окрасом напоминавшей шкуру пожилого леопарда, и огляделась по сторонам. По облупившимся стенам, некогда выкрашенным синей краской, были развешаны разнокалиберные тазы, похожие на набор бубнов и тамтамов ансамбля африканской песни и пляски. На внутренней стороне двери висел портрет Вячеслава Бутусова, которому обитатели квартиры в разное время и под разное настроение пририсовали усы, бороду, рога, прическу Анджелы Дэвис, сигарету и реплику: «Хочешь? Спроси меня как!»
