Людмила Милевская - Продается шкаф с любовником
— Да, но я напрочь о том пистолете забыл!
— А теперь что, нашли между пистолетом Наташи и убийством Маши какую-то взаимосвязь?
— Нет, не нашел. Наташка мне соврать не могла, она пистолет утопила, а «ТТ» — излюбленное оружие бандитов.
— Думаете, Машу убил бандит?
— А вы думаете, что нормальный человек способен убить невинную девушку?
— Нет, я так не думаю, — сказала Далила, поеживаясь от холода.
Верховский буркнул:
— Вы замерзли. Пойдемте в машину.
Скользнув лучом по ее ногам, он с досадой воскликнул:
— Да как вам идти!
И подхватил ее на руки.
Далила не сопротивлялась.
* * *Вернувшись поздно ночью домой, грязная и усталая, она рухнула в кресло и долго сидела, задумавшись. Ее так потянуло к Верховскому, что в душе поднялась волна паники. Она боялась на гребне этой волны принять не правильное решение.
Причины паники две. Первая: Далила не хотела влюбиться, она слишком мало знала этого человека и очень опасалась ошибиться опять.
Вторая причина: Наташа — сестра. Далила не представляла, как она скажет Верховскому (уже не чужому), кто убил Машу? Как посмотрит в его глаза?
И, как назло, именно в этот сложный момент она была абсолютно уверена: Наташа убийца.
«Как поступить? — гадала Далила. — Отказаться от этого дела? Сослаться Андрею на занятость?»
Последняя мысль неприятно кольнула.
Далила подумала: «Ну вот, Андреем его уже называю. Что дальше? Осталось признаться в любви».
Внутри все восстало: «Ну нет!»
— Сейчас же Матвею звоню, — прошептала она.
И от отчаяния позвонила, прямо ночью, по домашнему номеру, не на мобильный. И мгновенно одумалась. Пока шли гудки, кусала губу и, ругая себя за глупость, надеялась: «Хоть бы трубку Ирина взяла, тогда будет ясно, что не судьба».
Нет, трубку поднял Матвей и совершенно не заспанным голосом, опуская приветствие, торопливо спросил:
— Далька, что-то случилось?
— Немедленно приезжай, — прошептала Далила.
Уже позже, когда нежилась в ванне, подумала: «Работает по ночам. Не любит он Ирину свою. А кого любит? Меня!»
Глава 25
Остаток ночи Матвей провел в своей старой, совсем не забытой постели. Не спали они до утра, а когда оба заснули, в коридоре раздались шаги. Это Димка совершал обычный свой утренний «моцион» от детской до туалета.
Хотя какой детской — ребеночек вырос давно.
Не просыпаясь, он прошлепал мимо закрытой спальни, а на обратном пути краем недремлющего сознания отметил струящийся из щели двери свет ночника.
Проворчав:
— Опять мать не спит, опять непорядок, — Дмитрий заглянул в ее комнату и мгновенно проснулся.
Еще бы, увидеть такое! Разведенные мать и отец как раз спали в нежных объятиях друг друга. Из-под сползшего одеяла выглядывали: округлое бедро Далилы, крепкая ягодица Матвея, их переплетенные ноги — все обнаженное.
Дмитрий в ужасе прикрыл дверь и с радостной улыбкой проследовал в детскую. В кровать он больше не лег. В спешке натянул вчерашнюю майку (и ту наизнанку), наметом втиснулся в домашние джинсы, торопливо (задом наперед) надел старый свитер — все, что подвернулось, хватал, устремляясь в прихожую.
Там, не включая света, в темноте (куда дотянулась рука) сорвал с вешалки куртку, «сумец» спортивный свой прихватил и выскользнул из квартиры в промозглую питерскую мглу.
Выскользнул и, поеживаясь, подумал: «И куда я в такую рань?»
Следующая мысль была гораздо оптимистичней:
«На стадион. Разомнусь. Или просто так посижу, подремлю. Пускай старики почудят».
Когда будильник Далилы поднял трезвон, она испуганно подскочила и, расталкивая Матвея, панически прошипела:
— Быстрей, Димка в любое время может ввалиться.
— Ввалиться? В спальню? Ну и демократию ты тут без меня развела, — сердито буркнул Матвей и, как заправский любовник, лихорадочно запрыгал по комнате, собирая с пола одежду.
Торопился отчаянно: сразу двумя ногами нервически тыкался в одну штанину, обе руки пытался просунуть в узкий рукав рубашки — все под шипение Далилы и треск рвущейся ткани. Потом, крадучись, заспанный, неумытый — не одетый, а собранный на живую нить — пробирался в прихожую своей же родной квартиры. Далила, косясь на дверь комнаты сына, сопровождала Матвея тычками-пинками. У вешалки, увидев новую куртку Дмитрия, она не совладала с нервами и в отчаянии зашипела:
— Ну что ты возишься, черт возьми, давай поскорей, поскорей!
Матвей виновато развел руками:
— Как поскорей? Не пойду же раздетым.
— Так одевайся и уходи, — едва не плача, приказала она.
Матвей рассердился:
— Во что одеваться? Моей куртки-то нет!
— А где же она?
— А фиг ее знает!
— Куда ты ее засунул?
— Я ночью повесил на вешалку.
Зная аккуратность Матвея, Далила заподозрила неладное и на цыпочках проследовала к детской. Осторожно просунув нос в дверь, она изумленно воскликнула:
— И куртки нет, и Димки нашего нет!
Матвей мгновенно прозрел:
— Значит, Димка и ушел в моей куртке.
Она поразилась:
— Зачем?
— Видимо, спешил и в темноте перепутал.
— Куда о" спешил?
— Не хотел нас смущать, решил дать нам свободу, неужели не ясно, психолог, — раздраженно отмахнулся Матвей и горестно вопросил:
— Лучше скажи, в чем я теперь пойду на работу?
Не замечая вопроса, Далила схватилась за голову и испуганно запричитала:
— Ужас какой! Димка нас видел! Лежащих в постели! Голых! От стыда подальше ребенок из дому ушел!
В дождь! Ночью!
— А она убивается! — подивился Матвей. — Нашла, квочка, время. Можно подумать, я не ночью к тебе пришел, и не в дождь. И совсем не растаял. Лучше скажи, что делать с курткой?
Она рявкнула:
— Знаешь что, обзывай квочкой Ирину свою долговязую, а меня уже все, отобзывался!
Он деловито кивнул:
— "Понял, а с курткой что делать?
— А с курткой нечего делать, у тебя ее нет!
— Вот именно! Так в чем я пойду?!
— Димкину старую надевай, — зло предложила Далила и снова загоревала:
— Ужас какой, Димка нас видел!
Матвей, обреченно вздохнув, потянулся к вешалке:
— Придется в старой Димкиной топать.
Потом они долго смеялись над тем, как потешно сидела на крепком Матвее куртка стройного сына.
— У тебя изумительный пузик торчит, — тыча пальцем в его слегка раздобревший живот, заливалась Далила.
— Какой пузик? Я строен, как кедр, — поспешно вытягиваясь, не соглашался Матвей.
Но в конце концов, покрутившись у зеркала, он сделал неутешительный вывод:
— Да-а, тяжелею, старый я мерин.
Далила вдруг перестала смеяться и с обидой ему возразила:
— Мерин, да, но вовсе не старый.
Матвей спохватился:
— Прости, я забыл, что мы как бы ровесники.
— Какие ровесники! Ты старше меня на целых три года, — проговорила она и указала на дверь:
— Все, уходи. Больше видеть тебя не желаю, глупого и скандального.
Выходил он с сентенцией:
— Видеть она не желает. А зачем тогда позвала?
Далила отрезала:
— Чтобы дождаться, когда ты уйдешь, и снова почувствовать себя до жути счастливой!
И, показав Матвею язык, захлопнула дверь.
Проводив бывшего мужа, она, разбитая и помятая (не выспалась катастрофически!), поплелась на кухню: завтракать и сочинять историю сыну.
"Скажу, что у Матвея ночью поломалась машина, — лениво прожевывая бутерброд, закручивала сюжеты Далила. — Нет, лучше скажу, что он проходил мимо и на него напали разбойники…
Ночью? Мимо? Матвей? Проходил?
Тем более что я не знаю, когда Димка лег спать.
Вдруг прямо перед моим приходом? Нет, про разбойников не годится".
Творческий процесс завершить не удалось — помешал телефонный звонок.
Далила встрепенулась, почему-то подумав: «Это Андрей!»
Мысленно поправив себя: «Не Андрей, а Верховский», — она поспешно схватила трубку и остолбенела.
Это был не Верховский, а его сестра, Наташенька Замотаева.
— Простите, я вас не разбудила? — фальшиво смущаясь, спросила она.
— Нет, а почему вы так рано звоните? — удивилась Далила. — Что-то случилось?
— Да.
— Что же?
В ответ длинная пауза. И еще раз:
— Да.
И еще одна пауза, а после протяжного вздоха манерная жалоба:
— Ах, я всю ночь не спала, ах, я так волновалась, переживала…
Далила сердито ее перебила.
— Андрей сегодня звонил вам? — спросила она.
И снова подумала: «Ну почему же Андрей? Для меня он Верховский. И точка! Ну, в крайнем случае Андрей Викторович».
Замотаева тем временем переполошилась. Демонстрируя истинные чувства, а не бутафорские, она завопила:
— Звонил? Андрюша должен был мне позвонить?
Почему? Что с ним случилось? Вы его видели? Когда?
Как он?
«Значит, не обманул», — вздохнула с облегчением Далила.
Расставаясь, она взяла с него обещание, что никто не узнает об их поездке за город — даже родная сестра.
