Иоанна Хмелевская - Колодцы предков (вариант перевода Аванта+)

— А, похоже, в ней все дело, — огорченно промолвила тетя Ядя. — Ведь, насколько я понимаю, именно она запрятала сундук? Вы ее родные правнучки, подумайте, где бы спрятали вы…

Михал Ольшевский горячо поддержал конструктивную идею тети Яди. По его словам, совершенно необходимо произвести глубокий и всесторонний анализ предположительных замыслов и концепций завещательницы и ее нотариуса. Мы честно поднапряглись, но, несмотря на все наши усилия и происхождение по прямой линии от завещательницы, ничего путного придумать не могли. Тайна оставалась тайной. Что же, черт возьми, могло прийти в голову покойнице прабабке?!

Я отстаивала кладбищенскую концепцию, грустно вздыхая:

— Сокровища лучше всего спрятать в фамильном склепе. Жаль только, что нет такого склепа. Может, просто в могиле…

— Да нет же, лучшее место — развалины! — живо рассуждала Люцина. — Каждый нормальный человек замуровал бы клад в подвале старого полуразрушенного дома! И он может там лежать до сих пор, никто им не интересуется…

— Еще как интересуются! — перебила сестру мамуля.

— Но я уверена — в усадьбе прабабки тоже был какой-нибудь колодец…

— Если ты еще раз упомянешь колодец… — зловеще начала Тереса…

Добрая тетя Ядя поспешила предотвратить ссору:

— Я уверена — в усадьбе прабабушки и склеп тоже должен быть! Давайте для начала заглянем в склеп!

— Но ведь ясно же сказано — клад находится именно здесь! — возразила Люцина.

Франек по-деловому подвел итог наших рассуждений:

— Значит, вы считаете, клад может быть запрятан или в склепе, или в развалинах, или в каком-нибудь колодце. Может, вы и правы. Прятал клад наш дедушка, а уж он был хитер! Вот знать бы только, прятал он в спокойной обстановке или спешил.

— Ну и… — оживился Марек. — В спокойной или наоборот?

— Не знаю, меня там не было.

Михал задумался, наморщив лоб.

— Он был очень стар… Я говорю о нотариусе, — рассуждал он вслух. — Пани Больницкая скончалась, а нотариус остался с сундуком на руках. Помогали ему Франтишек Влукневский, ну и тот самый Менюшко…

— Менюшко! — вырвалось у Люцины.

А Михал Ольшевский вдохновенно продолжал:

— Судя по датам документов, между составлением завещания и записью, оставленной нотариусом, прошло два года. Всего два года… Сын нотариуса уже ничего не прятал и не перепрятывал, значит, спрятано было в период, прошедший за эти два года…

Люцина опять не выдержала:

— Позвольте напомнить вам об этом паршивце Менюшко…

— …который мчался по полю, — язвительно добавила Тереса. — Что ты все мешаешь? Кому какое дело до того, что он там когда-то где-то мчался?

Михал Ольшевский пытался сохранять спокойствие:

— Менюшко и в самом деле мог оказаться опасным… Может, нотариус и Влукневский знали об этом? Может, не доверяли ему? Может, торопились спрятать сундук, чтобы тот не узнал? А он подсмотрел? Недаром ведь через столько лет здесь поблизости крутился…

— Теплее, теплее… — одобрительно произнес Марек.

Я вдруг перестала слушать окружающих, мысленно перенесясь в далекое прошлое. Увидела в своем воображении поместье прапрабабушки, которого никогда в жизни не видела. Темная ненастная ночь, двое мужчин с трудом волокут тяжеленный сундук и, кряхтя, водружают его на телегу, запряженную четверкой сильных лошадей. Третий мужчина, прячась в кустах, следит за ними горящими глазами. Двое тихо переговариваются, о чем-то совещаются, кидая время от времени незаметный взгляд на третьего в кустах, потом бросаются в телегу, ударяют по коням и четверка мчится в ночную тьму… Третий тоже не дурак. Отвязывает от дерева своего коня, вскакивает в седло и мчится следом за ними…

— На их месте я бы сделала вид, что прячу клад в подвале дома нотариуса, — вырвалось у меня. — А потом, отделавшись от алчного Менюшко — не торчал бы он со своим конем день и ночь у дома нотариуса! — я бы перевезла сундук в другое место, лучше всего на усадьбу Франтишека Влукневского, а тут быстренько где-нибудь спрятала. Быстренько, чтобы вредный Менюшко не поспел… А если быстренько, то самое простое — в колодец и следы в воду…

Родичи молча внимали мне, как древней пророчице. Возражения были только у Люцины:

— Но вредный Менюшко догадался, — сказала она. — Догадался, что у Влукневского, только места точно не знал. И стал искать следы спрятанного, следов не нашел, принялся искать в наиболее перспективных местах..

— А ведь следов не осталось только в том случае, если сундук действительно спрятали в колодце! — взволнованно воскликнул Михал. — Все остальное не удалось бы быстренько замаскировать.

В кухне Франека наступила вдруг тишина. Все молча переваривали услышанное, глядя большими глазами друг на друга.

Нарушила ее очень довольная мамуля:

— А что я говорила? Конечно же колодец! Колодец наших предков!

Я набросилась на Марека:

— А ты почему молчишь? Голову даю на отсечение — ты что-то знаешь об этом!

— Может, и знаю, — ответил Марек и снова посмотрел на Казика, который совершенно возмутительно игнорировал свои обязанности часового. Парень вздрогнул, вспомнив, что стоит на вахте, исчез из нашего поля зрения и спустя минуту появился — все спокойно!

Марек продолжал:

— Кое-что я узнал от людей, кое-что — из старых записей в костелах. В давние времена многие интересные вещи записывались в костельных книгах. И если не было пожара, из этих книг много чего интересного можно было узнать. А в войну ксендзы и викарии самоотверженно сохраняли старинные книги…

— Я что-то не поняла — он узнал что-нибудь или же нет? — произнесла в пространство Тереса.

— Узнал, и мы заставим его сказать, — заверила я ее.

— А он еще не сказал? — с облегчением произнесла мамуля.

— Еще нет, но скажет! Пусть попробует не сказать!

— Так что же вы узнали? — жадно спросил Михал.

Марек перестал издеваться над нами и принялся рассказывать:

— История очень романтическая… Много, много лет тому назад к костелу подъехала телега, запряженная четверкой загнанных коней. Была глубокая ночь, бушевала буря…

— К здешнему костелу подъехала? — уточнил Франек.

— К здешнему. Из костела вышел заранее предупрежденный ксендз и быстренько освятил груз, находящийся в телеге, после чего лошади умчались в ночь. На телеге прибыли двое. Одним из них был известный ксендзу местный житель Франтишек Влукневский, который за услугу, оказанную ксендзом, пожертвовал на костел двести золотых рублей. Если бы не вышеупомянутые двести рублей, ксендз не сделал бы записи в костельной книге, а мы не узнали бы всех этих подробностей. Во всяком случае, из записи можно сделать вывод: ксендзу пришлось действовать в спешке…

— Надо же! — изумленно воскликнула я, очень гордая собой. — Ведь точно такую же сцену я только что видела в своем воображении! Четверка лошадей и темная грозовая ночь! Прямо ясновидящая из меня…

И я вкратце описала то, что мне привиделось: драматическая сцена в поместье прапрабабушки, двое в спешке волокут сундук, третий подглядывает. Четверка лошадей, даже это совпало! И даже погоду отгадала — черная грозовая ночь.

— Наша ты фамильная Пифия! — издевательски протянула Люцина. — Посадить бы тебя на треножник да окурить фимиамом, глядишь, и остальное узнаем, не придется теперь всем головы ломать.

Тереса обиженно заметила:

— Выходит, она больше всех похожа на прабабушку, а мы так не в счет, хотя и прямые наследницы!

— А ты этого до сих пор не замечала? — удивилась Люцина. — Ясное дело, Иоанна — вылитая наша бабка. Такое же отношение к домашнему хозяйству. Насчет прабабки не скажу, а вот бабка — вылитая.

Михал Ольшевский прервал наши несвоевременные рассуждения о фамильных характерах. Его интересовал клад и только клад. Он по-научному подвел итоги услышанного, и получилось — только колодец. Замуровывать в полу или стене долго, да и свежая штукатурка выдаст. В земле закопать — тоже останутся следы. Колодец, только колодец! Во-первых, концы в воду. Во-вторых, опустить легко, а вот достать — совсем наоборот.

— Нельзя исключить и третьей возможности, — добавил молодой искусствовед. — Франтишек Влукневский мог заранее вырыть какую-нибудь большую яму, или использовать картофельную. А сверху быстренько набросать чего-нибудь.

Марек был шокирован:

— И это говорите вы, специалист по древним памятникам художественной культуры! Дипломированный искусствовед! Кому-кому, а уж вам бы следовало знать, что освященных предметов в землю не зарывали! И вы все тоже знайте это! Почему я и решил рассказать вам об освящении сундука у костела в темную грозовую ночь.

— Да сколько же раз можно говорить — только колодец! — нервничала мамуля. — Ия вообще не понимаю, чего вы еще ждете?