Круговорот благих намерений - Юлия Ефимова

Глядя в окно на удаляющиеся фигуры, он подумал, что очень сильно ошибся с Риткой, видимо не стоило на ней жениться. Его призвание в этой жизни – вырастить детей, этих несчастных детей, которые, как и он, оказались выброшенными на улицу, точно котята. А Ритка, она не способна на поступок, так, мелкая и ограниченная земными благами.

Но всё же Ритка оправдала свое присутствие в их семье. В тот же вечер всё прошло гладко, но, конечно же, импровизировала в библиотеке Царица. Пока приемная мать ходила между стеллажами, та подошла к заведующей, которую очень точно описал ей Петя, и, протянув тетрадку с Риткиными стихами, сказала:

– Здравствуйте, тётенька! Посмотрите, пожалуйста, эти стихи, вы ведь разбираетесь. Они хорошие или нет? – спросила она, стараясь выглядеть как можно наивнее.

Полистав тетрадку, заведующая строго посмотрела на Тамару.

– Я так понимаю, стихи не твои, – сказала она. – Слишком взрослая поэзия.

– Не мои, мамкины, – подтвердила Тамара, очень стараясь показаться простушкой. – Она у меня стеснительная, говорит, глупости всё это. А я думаю, ее надо в книжках печатать.

– Ну, в книжках, возможно, и рано, а вот в литературный кружок походить и там показаться – вполне возможно. В следующий раз приводи маму, – сказала заведующая, возвращая тетрадку.

– Так она у меня вон, гуляет, – Тамара махнула испуганной Ритке рукой.

Как бы то ни было странно, но биография Ритки, которая, работая учительницей литературы, будучи изначально матерью-одиночкой, воспитывает еще и приемных детей нового мужа, сыграла на руку, и ее в этот же вечер позвали в кружок, пока присмотреться. Но волна удачи не хотела отпускать бедную, испуганную женщину, и к концу поэтического вечера тот, ради кого всё затевалось, сказал:

– Пусть новенькая что-нибудь прочтёт.

В кружке его, естественно, называли не Бромом, а Николаем, а заведующая, дама преклонного возраста, по-матерински Николашей, и каждое движение и слово сопровождала рабским взглядом – понравилось ли царю?

Поэтому, когда Ритка замешкалась, сидевшая рядом с ней женщина с выражением неизбывной скорби на лице даже немного подтолкнула ее в центр зала, где обычно члены кружка декламировали свои стихи.

Спаси меня, пожалуйста,

От всех невзгод спаси,

От одинокой старости

И мрачного пути.

Спаси меня от ревности

И от жестоких рук,

Спаси меня от бедности,

Порви порочный круг.

Спаси меня от подлости

Предательских речей,

Спаси меня от гордости,

От нелюбви людей.

Спаси, я погибаю,

Тону в пучине дней.

Пусть я тебя не знаю,

Спаси меня скорей.

Как рассказывала потом Петру Ритка, она даже не помнила, как читала, так переживала, но зал захлопал. Когда она пришла в себя, то увидела пристальный взгляд Николая. Словно бы за эту минуту она сделала что-то такое особенное, чего он от нее не ожидал.

Дальше события развивались очень медленно. Видимо, Бром присматривался к Ритке. Как она сама говорила – принюхивался. Однажды после очередной встречи кружка, куда Ритку теперь позвали на постоянной основе, он подошел к ней, и они проболтали два часа.

Казалось, это победа, но нет, после того вечера он пропал. Не приходил на собрания кружка, и все шептались, что Николаша попал в больницу. Через месяц возле школы ее встретил охранник Брома и передал записку. В ней говорилось, что он попал в больницу и просит ее прийти и навестить его.

– Ты должна к нему пойти! – кричал на Ритку Пётр, когда та наотрез отказалась это делать. – Ты обязана! Ты забыла, что я для тебя сделал?!

Тогда он ударил ее впервые, так, не сильно, больше для убедительности, но тут же заметил, как изменился взгляд супруги. С того момента она смотрела на него как кролик на удава.

Так или иначе, но сам факт рукоприкладства подействовал на жену, и она стала ходить в больницу. Больница была лучшим медицинским центром Москвы и отвечала всем стандартам, была комфортная и охраняемая. Бром и правда тяжело болел, лежал в отдельной палате, прикованный к постели и окруженный своими охранниками в три эшелона защиты, в дополнение к больничной охране по периметру. Риткины посещения Бром поощрял и каждый раз просил ее почитать стихи. Петра бесили положительные рассказы о тонком ценителе поэзии Николае. Всё, что рассказывала ему Ритка, не сочеталось с прожженной щекой Лиды, смертью Маринки и, предположительно, гибелью всей семьи Петра, включая друзей его родителей, которые случайно оказались не в том месте и не в то время.

В одно из таких посещений Ритка и увидела на руке Брома кольцо, по виду очень похожее на то, которое описывал Пётр.

Бром заметил ее интерес.

– Волшебное оно, – прохрипел он. Ему с каждым днем было всё труднее разговаривать. – После того как мне его подарили, в моей жизни все изменилось. Появились деньги, власть, удача неимоверная, вот теперь бы здоровья только… Знаешь, что я понял? Люди пыхтят и стараются чего-то добиться, а дается всё только тому, кого высшие силы выбрали, и неважно, бог это или дьявол. Жалко мне уходить, когда я тебя только встретил… Да не красней ты, – усмехнулся Бром. – Мне бы только здоровья немного, я бы тебя у мужа отбил. Уж очень ты мне женщину напоминаешь, которую я любил в молодости. Но ты не переживай, я обязательно встану, потому как я заговорённый, как птица Феникс – всегда из пепла восстаю.

Пётр не мог слышать бред, что так бережно, даже с проблесками нежности передавала ему Ритка, по глупости своей не понимая, что ему больно и он еле сдерживался, чтобы не ударить ее снова. Но делать этого было нельзя, нельзя сейчас ругаться с ней, эта дура была ему нужна как никогда.

Для составления нового плана вновь привлекли Тамару, она уже зарекомендовала себя как генератор креативных идей, и сейчас у Петра была надежда только на нее и ее изворотливый ум. Она попросила найти план больницы и даже строительные чертежи. С трудом, через какие-то старых знакомых, которые могли за деньги практически всё, он сумел раздобыть их быстро, хотя и дорого. Время шло, а Тамара по-прежнему молчала.

Пётр не беспокоил дочь, он знал свою Царицу: как только дочка что-то придумает, она придет к нему. И вот однажды она