Смерть и креативный директор - Рина Осинкина
– Барышни не досаждают командами? Принеси то, сделай это?.. Рулить не пробовали?
– Всяко бывало. Но я к таким вещам с юмором. Знаю же, что день-два, от силы неделю и как корова языком ее слизнет. Конечно, взамен новенькая рано или поздно появится, но не моментально, поэтому я от них отдыхать успеваю. К тому же Аркаша все равно на моей стороне будет, случались прецеденты. Но лично я к ним с уважением, потому как жалко убогих. Поначалу морока была с именами, мелькают же – то Маша, то Клаша, но я выход нашла. Ни к чему, думаю, голову заспамливать, буду каждую молодой хозяйкой звать. Ты представляешь, ни одна из них подвоха не заподозрила! Ни разу, хоть и мымра. Как услышит, что она «молодая хозяйка», прям, ушки розовеют от удовольствия. Видно, у каждой надежда зрела, что так оно вскоре и станется.
– Ну, вы же сами говорите, что бывшая мымра уже не мымра, – пожала плечами Олеся, которой наскучил разговор.
К тому же из образа она вышла, это нехорошо. По легенде, она должна дотошно выспрашивать, не творили ли произвол полицейские чины, приехав на убийство, а вместо этого сплетни собирает, в которых ноль полезной информации.
Хотя про камешек экономкин подумать стоит.
Рассказать Максу?
Да нет, не будет она это делать. Коновалов ей не друг детства, с которым хочется делиться проблемами, чтобы в ответ получить понимание, сочувствие и добрый совет.
И о сплетнях, кстати, не нужно так пренебрежительно. В них может крыться кое-что важное для понимания действующих лиц. Признайся, дорогая: тебе просто противно чье-то грязное белье к глазам подносить, ну так ты вспомни сотрудников правопорядка и посочувствуй: им приходится ежечасно купаться в человеческих нечистотах, а ты всего-навсего к краешку сточной канавы подошла.
«Или причина твоей брезгливости не в «грязном белье» вообще, а в том, что принадлежит оно хозяину поместья, такому обалденному?» – со змеиной вкрадчивостью поинтересовалась сама у себя Олеся.
«Нечего ерничать! – тут же огрызнулась она на себя же. – Неинтересен мне этот Михеев! Наверняка, он полный кретин, и самовлюбленный нарцисс к тому же».
Но даже если в своих суждениях Олеся ошибается, и он умен, и обладает множеством иных достоинств, с такими странными пристрастиями он точно ей не нужен – ни в каком качестве! – спасибо экономке.
Вот и умничка, вот и молодец. Возвращайся, детка, мыслями к тому делу, ради которого в его доме оказалась.
Не совсем уж бесполезно она время тут провела, не нужно результаты преуменьшать. Родионовы ничего ей не рассказали об интерьере здешнего зимнего сада, а эта информация, возможно, сыграет свою положительную роль в ее креативном расследовании. Садик дверь в дверь располагается с комнатой, где убили Турчину, есть где развернуться фантазии сценариста.
Кстати, кастелянша – пардон, экономка – про свой чуланчик настойчиво твердит. Почему же ты, Звягина, так пренебрежительно относишься к подробностям пьесы, которую намерена сочинить?
– Любовь Сергеевна, отчего же вы мне не показываете ваше секретное убежище? Я заждалась.
Экономка вздернула подбородок и проговорила:
– Я вам еще раз повторю! Никаких хозяйских секретов я не выбалтываю!
Надо же, на «вы» перешла. Оно и к лучшему, Олеся терпеть не могла хамоватой фамильярности. Но, с другой стороны, если михеевская прислуга на нее внезапно обиделась, то пользы от этого Олесе мало. Замкнется, и слова не вытянешь. Или больше вытягивать нечего?
Она поспешно произнесла:
– Я пошутила. Неправильно мысль сформулировала. А сказать хотела: «укромное». Да, укромное убежище. Покажете?
Экономка хмыкнула и, повернувшись к Олесе спиной, дверочку отворила. Пошарила рукой за дверным косяком, нащупывая выключатель. Под потолком неторопливо зажглась лампа дневного света, обозначив кирпичную кладку подсобного помещения и содержащиеся в нем предметы: по левой стороне был развешан на крюках и приставлен к стене садовый инвентарь, напротив входа размещался стеллаж с пакетами, банками, бутылями. «Химикаты и удобрения», – решила Олеся. В углу, справа от стеллажа, стояла тумбочка без дверцы, на которой красовалась массивная пепельница чешского стекла со следами пепла, но без окурков. В нише тумбочки Олеся смогла рассмотреть стопку разноцветных тряпиц и рулон туалетной бумаги. У правой стены стояла кровать-раскладушка, укрытая красно-коричневым пледом – похоже, флисовым. Подушки как таковой не было, но изголовье раскладушки было приподнято, что для послеобеденной дремы приемлемо, но для полноценного сна не вполне удобно.
– Круто… – восхищенно сказала Олеся, надеясь, что интонация получилась убедительной.
– Самой нравится, – самодовольно проговорила экономка.
– А отчего же господин Михеев не обустроил вам нормальное место для отдыха? Ведь полагается, не так ли? Домище у него огромный.
– Он мне кресло в офис поставил.
– В офис?
– А как еще назвать? Мастерская? Экономская?
– Кастелянская.
– Тьфу, я сказала!
– Поняла, офис.
– Ты ведь из какого-то совета по правам человека?
– Верно, – согласилась Олеся.
– Не вздумай на него кляузу строчить. Я к его причудам привыкла, а деньги он платит хорошие. К тому же, на мои косяки сквозь пальцы смотрит.
– Я здесь по другому делу, Любовь Сергеевна. А вот что косячите, не поверю, – польстила экономке Олеся и улыбнулась доверительно, справедливо рассудив, что малая толика патоки не помешает. – По вам видно, что обязанности исполняете добросовестно.
– Тут ты права, права, – закивала, соглашаясь, собеседница, – но ведь и на старуху бывает проруха. Намедни я его футболку фирменную испортила. Пришла к нему в кабинет, говорю: «Тут дело такое, Аркадий Михайлович… Вычтите у меня из зарплаты. Сплоховала». А он мне: «Да ты офигела, Сергевна. Не отстирала, так на тряпки пусти, она у меня не последняя». А я так обрадовалась, говорю: «А давайте я вам ее покажу, а вы решите, может, перекрасить ее, жалко же вещь стоящую». А он как психанет: «Иди, – говорит, – Сергеевна, работай! И не мешайся мне тут». И смотреть отказался – такой вот благородный. А с футболкой как дело-то было…
«Вот напасть… Как бы ее с темы свернуть?» – думала Олеся, слушая вполуха, как экономка живописала свой профессиональный прокол и искренне по этому поводу сокрушалась.
На фразе: «Я справедливость люблю. Если сама напортачила, значит сама исправляй» Олеся быстро проговорила:
– Как точно сказано, Любовь Сергеевна! На редкость точно! Я тоже считаю, что, если на тебя дело какое возложено, выполняй его безупречно или не берись. А сама отвлеклась от полученного задания, спасибо, что напомнили.
Экономка воззрилась на нее с недоумением, однако за то, что ее прервали, не рассердилась, ибо прервали во всех отношениях правильно.
– Нет ли у вас еще каких-либо претензий к сотрудникам полиции? Может быть, вещь какая-то пропала? Или была испорчена
