Дарья Симонова - Пятнадцатый камень
— Я вот что тебе скажу, Клим. Не советую тебе лезть во все эти дела. Ты любишь поиграть в рыцаря и по совместительству козла отпущения. Неужели ты не понимаешь, что Сильвестр с этим хмырем всех нас просто отвлекают…тобой! В качестве бонуса мы получаем эксцентричные драчку Эли с Чегановой, мандраж Собакина и еще массу удовольствий. А в доме, между прочим, человека грохнули. Я чувствую, что все об этом слегка подзабыл, хотя и суток еще не прошло. Боюсь, что ты — овечка на заклание. Где это видано, чтобы лоху — уж прости! — поручали детективные функции, когда дом напичкан бывшими ментами! Тебе вообще приходило в голову, что фокус с бильярдным шаром — это фальшивка. И на самом деле Тимура убили совсем не так!
Нет, Климу это в голову не приходило. Как, впрочем, и никому другому. Оригинальный ход мыслей у Идочки. Клим отогнал от себя знакомое ощущение не пойманной догадки — оно становилось слишком навязчивым. Во избежание бесплодного самокопания он желал побеседовать с Нонной и Муази. Теперь очевидно, что Пална знает больше, чем говорит. Но вот почему…
— Скажи мне, обличительная моя, а Алим Юсупов с тобой уже говорил?
— К несчастью, да.
— И ты тоже ему выложила вышепроизнесенную версию событий?
— Что я, дура?! Для тебя, мой справедливый, припасла. Я отвечала только на поставленные вопросы. Мое дело предупредить тебя.
— Спасибо за заботу. Скажи мне, а ты случайно не знаешь певицу Мишель?
— Не разбираюсь в певицах. Ты перешел на светскую беседу о вкусах?
— К сожалению, пока нет. Мишель — это знакомая Романа. Может, теперь припомнишь?
— Не припомню. Нет таких певиц. Я не в курсе, с кем якшается Рома. Мне с ним детей не крестить.
— Но у тебя с ним были отношения, — произнес Буров скорее с утвердительной интонацией.
— Нет, у меня не было с ним отношений. Увы и ах! Он не в моем вкусе. Слишком приторный.
— Тогда кто здесь в твоем вкусе? Не верю, чтобы ты здесь теряла время даром, — Клим мягко отобрал у Дольской сигарету, которую она с решительным видом собиралась прикурить прямо в комнате.
— Ты прекрасно знаешь, кто в моем вкусе, — язвительно промурлыкала Ида, поднялась с кресла и осторожно вложила руку Клима в конверт из своих теплых мягких ладоней. В старые добрые времена она так делала, если хотела загладить вину.
— Не стой так близко ко мне, воздух здесь слишком прозрачен, — процитировал Клим, ответив тем самым на ее цитату в начале разговора.
Интимность момента тут же не расцветши увяла:
— Да перестань ты цитировать этих старых рокеров! От них теперь только пенсионерки млеют с минералкой и слабительным! Повидала таких однажды на одном мероприятии.
— А ты что же, ходишь на рокеров?
— Давно это было. Лет пять назад в приступе ностальгии. Была сборная солянка из каких-то немытых идолов перестройки. Там с одной командой играл этот тобой любимый Лис…
Клим действительно когда-то дружил с гитаристом Лешей Лисом. Прозвище он заслужил, конечно, за длинный нос, а может и еще за какие заслуги, но Лис давно ушел с перископов, и в столице выступал редко. Даже удивительно, что Ида его помнила и заметила в концертном рокерской неразберихе… Тут раздумья о тех, кто далече, прервал зычный зов Сильвестра из гостиной. И Климу ничего не оставалось, как поспешить вниз. Ида с саркастическим интересом выслушала его короткое извинение. "С этой девушкой вечно ощущение оборванной связи", — вздохнул Буров.
Перед тем, как уйти, он успел неловко поинтересоваться, с какой стати его загадочная собеседница разделяет парфюмерные вкусы своей заказчицы. Это, дескать, причудливая ассимиляция или Идочка просто хочет, чтобы хозяин дома реагировал на нее так же, как на собственную супругу? Вопрос был поставлен иезуитски. Клим рассчитывал, что одним из вероятных ответов будет категорический протест на последнее предположение. Не прямолинейное вроде "нет, ни в коем случае не хочу, чтобы Гарин реагировал на меня, как на супругу!" — но косвенное. Люди, стремящиеся непременно выиграть в словесном поединке, обязательно себя выдадут. Рано или поздно. А Клим начал было подозревать, что истинная цель Дольской — не Квасницкий, а Гарин. Такие игры в ее духе. Но Ида, ангельски улыбнувшись, заявила:
— У Ромы хороший вкус. Как и у меня. А вообще… ты, оказывается, любопытный! Углядел компромат. И ведь, кажется, вчера тебя никто не просил этим заниматься…
Ее правда: подмеченная мизансцена выходила за рамки климовых полномочий. Тут Бурова осенило, что он вовсе даже и не «углядел», а подслушал. Леди произнесла вслух нечто вроде "а…да…те самые…Кензо", потому и врезалось это название. Русское ухо восприимчиво к японскому слову, — это факт. Кстати, один и тот же брэнд вовсе не гарантирует, что Нонна и Ида пользуются одним и тем же ароматом — их, пожалуй, у знаменитого японца великое множество. Идочка и сама могла бы это подсказать, но не тут-то было! Где-то помалкивает, где-то лжет… Хотя нельзя сказать, что в компании обманщиков она лидирует. Здесь ей чувство меры не изменяет.
Когда Клим, наконец, покинул спонтанную комнату переговоров и устремился на вопль Сильвестра, он едва не наступил на Мураками. Тот, как видно, облюбовал лестницу, несмотря на неоднократные попытки представителей рода человеческого в суматохе растоптать кошачье достоинство.
"Одно к одному, — отметил Клим с судорожной досадой. — Мураками, Кензо… не хватает сакуры, татами и сумо. Прямо сад камней Рёандзи. И никак не разглядеть пятнадцатый камень…"
Глава 13. Прощай, Кензо, или Прибор для вермишели с яйцами
— Квасницкий проявился! Ждем с минуты на минуту, — победоносно заорал Гарин, как только Клим спустился в гостиную.
"Еще одно дерево, за которым не видно леса, — вздохнул Буров про себя одновременно озадаченно и облегченно. — Ату его! А может, оно к лучшему? Ласковый теленок Рома удостоен сразу двух номинаций: решающий свидетель и главный подозреваемый. Поделом тебе, светский лев!"
Если Клим злорадствовал тихо, с сознанием собственной неправоты, то сыскная сборная, судя по доносившемуся гулу, ликовала с пугающим энтузиазмом. Охота на пропавшего абонента, опрометчиво угодившего в «сеть», удачно завершена. Извлеченной из чужого глаза соломинке доверена роль последнего бревна, на которое и взгромоздится вся команда утопающих. Слишком удобно для того, чтобы быть правдой!
Еще спускаясь по лестнице после убаюкавшего всякую мыслительную бдительность рандеву с Идой, Клим по-детски злился на Рому: мог бы уж не объявляться вовсе! С ним никаких зацепок, расколоть его будет непросто… Ему надо не к Сильвестру спешить, а к финской границе. Но тактика завзятого клаббера сродни кошачьей: пушистой меховой горкой развалиться на ступеньке и ждать, пока отдавят хвост. А ведь до сей поры он действовал противоположным образом. Не подставлял, а наступал на хвосты, во всяком случае, госпоже Дольской: не взял дивчину с собой развлекаться! Предпочел певичку с французским именем? Нет, к черту Кензо! Ида определенно равнодушна к Квасницкому.
Происходящее напоминает ловлю комаров пылесосом при открытых окнах. Закрыть окна, отсечь лишних, притаиться по-кошачьи на пересечении энергий. В теплой лунке между сном и явью. Рыжий лестничный дух Мураками помогает медитации. А мешает ей песенка из телевизора, сумевшая моментально прилипнуть к Климу. Стоило только пройти разок мимо юсуповской команды, балующейся серфингом по телеканалам, так голова уже забита очередным музыкальным мусором. Тот французский девичий голосок, припев про парижский бульвар… А мелодия-то, батюшки, ну, точно! У Клима неожиданно ярко возник перед глазами кадр: маленький уютный полуподвальный кабачок, джазовое трио, девушка, уютно грассирующая, и ни к чему не обязывающий эклектичный танец. Начало романа с Дольской. Ида тогда говорила, что главное — это не уметь танцевать, а дать музыке танцевать собой. А кабачок назывался "Заводные яйца". Завлекло смешное название, а потом клюнули на нестандартное обрамление интимных посиделок. Деревянные столы, перехваченные железными ремнями, светильники в виде импровизированных старых чайников. Да, заводные яйца. Они самые. Гоголь-моголь с французским акцентом. Хуже не придумаешь.
Ассоциативный метод опять дал сбой. Может, хоть Квасницкий прояснит секрет народного блюда, упомянутого Тимуром в последние часы своей жизни…
Тем временем в гостиной бурлила энергичная подготовка к тому, чтобы взять Рому тепленьким. Гарин с Юсуповым, памятуя о недавних опереточных раздорах на женской половине, предпринимали попытки подавить очередной мятеж. Попросту говоря, пытались удалить протестующих дам из гостиной, дабы обеспечить конфиденциальность "правды и только правды". Женщины решительно протестовали.
— Вот уж я точно имею право присутствовать! — настаивала Марго, — Не желаю, чтобы вы успели договориться втихую. Вы уже и так неизвестно чего напридумывали!
