Маргарита Южина - Закажи себя сам!
– Вот, – закончила рассказ Василиса и уставилась на подругу. – Что думаешь?
Люся помолчала.
– А этот… Кувыкин, ты говоришь? Он же тебе угрожал, да?
– Угрожал. Денег требовал, – вспоминала Василиса. – Но, честно говоря, я его всерьез не приняла. Ты же понимаешь – приличного преступника собакой не запугаешь. Ну я и подумала – поиграть мальчик хочет. Да и потом – он же просил-то всего половину того, что я получила! А мы только что с тобой получили гонорар за свадьбу! Ну и… Люся! Ты представляешь эту половину? Да он бы руку протянул, ему бы милостыню больше дали!
– А может… – Люся уставилась на подругу и тихо проговорила. – Вася, он что-то другое имел в виду.
– Но я же ничего не получала! – взвилась Василиса. – И ладно бы паренек перепутал, а то… он ведь и потом мне звонил, совсем недавно! Неужели у него не было времени во всем разобраться?
– Вася, я тебя не пугаю, но… – Люся потерла нос. – Тебя опять кто-то подставляет.
– Делать им нечего, что ли? – обозлилась Василиса Олеговна. – Вот найду этого подставщика!..
Люся, не обращая внимания на крики подруги, подошла к телефону и взяла бумажку, исписанную Васиной рукой.
– Это номер программы? – спросила она. Подруга кивнула. – Попробуем так… – и Люся горько завыла в трубку. – Девушка-а-а, миленькая-я-я-я… Я вот токо что сейчас вашу программку просмотрела-а-а, горе-то какое-е-е-е. Я ж ведь родная тетушка-а-а этого Кувыкина-а-а-а!.. Вася, как его зовут-то? – быстро обернулась к подруге Люся, прикрыв трубку .
– Никита Альбертович, – шепнула Василиса.
– Так я ж чего вам тут плачу… – продолжала Люся. – Мы с Никитушкиной матушкой завсегда в контрах были, а ведь похоронить-то надо! А я ж родная тетка, да адреса ихнего не зна-а-а-аю… Как это вам не известно?! А вы посмотрите хорошенько!.. Ну?.. Не дает?.. А как же мне его похорони-и-и-ить?.. Ага, записываю!.. Нет-нет, ну что вы! Кому я скажу? Можно подумать, сейчас прямо все родственники и кинутся…
Люся положила трубку и выдохнула:
– Записывай, Вася, пока не забыла – улица Терешковой, дом двенадцать квартира один, записала?
Василиса послушно нацарапала адрес, отложила ручку и спросила:
– Ты думаешь нам надо к этому Кувыкину наведаться?
– Уверена. И прямо сейчас. Только я одна схожу, ты ж…
– Я здорова! Мне уже на работу выходить! И потом… я шапочку теплую надену. Черт с ним, с платком, правда ведь? Я посмотрела – я в нем и правда на лимон похожа…
На Терешковой двенадцать, возле первого подъезда на лавочке сидели две женщины и ругали маленькую девчушку за то, что она бросила бумажку от конфеты, а не положила ее себе в карман. При этом возле самих женщин в радиусе четырех метров все было заплевано шелухой от семечек.
– А я и твоей матери скажу – кого вырастила?! Сегодня бумажку на снег бросила, а завтра детей бросишь?!! – кипятилась одна из женщин в толстом пуховике защитной окраски.
– Ой, да у ей и мать такая ж, – махнула другая тетушка – в сером пальто с куцей, потрепанной чернобуркой, смачно сплевывая шелуху. – Я ить ей, слышь-ка, Матвевна, я ить грю тут намедни – вы, мол, гражданочка, мусор-то из дому в тот двор таскайте, у нас здеся все забито, а она мне, слышь, Матвевна, от так морду-то на сторону повернула и грит, мол, звоните в службы! Умныя все пошли!
– Здравствуйте, добрые женщины, – склонила голову в приветствии Василиса. Потом быстро повернулась к девчушке и строго сказала. – Подбери, умница, бумажку, да беги домой…
Девчушка обрадовалась нежданному освобождению, схватила фантик и молнией метнулась к подъезду.
– И как же славно, что в подъезде живут такие воспитатели, – улыбалась Василиса. – Вот ведь сейчас родителям совсем некогда воспитанием заниматься, и кто поможет, если не мы.
Женщины, которые зыркнули на Василису сначала весьма настороженно, теперь согласно кивали.
– И ведь когда заниматься детьми-то? Этих денег столько надо заработать… Цены – сумасшедшие, не понятно для кого придуманы, пенсия – крохи… – продолжала та завоевывать публику.
Дальше пошел перечень всех жизненных неудобств. Женщины уже активно перекинулись на правительство, на ЖЭКи, на зажравшихся богачей, а после пошли чистить всех жильцов подъезда поименно.
– …Вот сейчас Никитка-то помер, – сама завела разговор тетушка в древней чернобурке. – Алик через неделю сопьется, как пить дать, ну и чего? Вытурят его из квартиры, а сюда въедут господа-а!
Люся с сомнением уставилась на окна первого этажа, где, должно быть, располагалась квартира номер один, и вздохнула – не похоже, чтобы господа сюда рвались.
– А и чего? И въедут! – поддержала подругу тетка в омоновском пуховике. – Купют да сделают здеся какой-нибудь притон. Вот у Макарихи в подъезде баню сделали, савуну! Дык у них теперь по всему подъезду токо девки голозадые снуют, и хоша б один мужик бесштанный выскочил! А визгу-то сколь! Макариха жаловалась, что ейному мужу-то хорошо, он теперь все время возле замочной скважины торчит, а самой Макарихе токо сверчки достаются!
– Во! И у нас такое ж будет!
– А, простите, кто это Алик? – втиснулась в беседу Люся. – И почему он обязательно сопьется?
– Дык он жа и при Никитке пил, сволочь, а уж без парня-то! – махнула рукой «омоновка».
– Отец это Никиткин, Алик-то… Альберт Семенович, прости господи. Пьянь!
– Так он теперь что – один проживает? – аккуратно вызнавала Василиса.
– Оди-ин, – качнула головой женщина в пальто. – Любка-то, жена его, Никиткина мать, ишо ой как давно померла, говорят от рака, а Танька, так та уж давно съехала, замуж выскочила. Сестра Кувыкина.
– Да она ж в другом городу, – поправила подругу другая тетушка. – Уж сколь лет не показыватца…
– Чего уж ты! Брата-то хоронить приезжала! Была она, я сама видала.
– Я не усмотрела, надо ж… – горько качнулась ее подруга и заявила: – А Алик сопьется! Точно вам говорю.
– Переживает, наверное, – горько вздохнула Василиса. – А что – друзья Никиты к отцу не заходят?
– Да кто к ему пойдет? – поморщилась женщина в пуховике. – Никитку днем и забыли когда видали, ночевал только. Где он, с кем – разе кто знал? И Алик не знал, это уж точно. Даже не ведал, где сын его работает! Говорил – дилектором! А у Никитки одна куртка и та уже, почитай, лет пять! Дилектор! Курьером, наверное, где-то пристроился, потому как шибко спину гнуть не любил. А то и вовсе сторожем!
– А девушки у него не было? Или жены? – спросила Василиса.
– Да кака там девка! Кто к яму сунется в таку-то нору!.. Но… может, и была… не видала, врать не буду, – справедливо решила «омоновка». – А вот к Алику точно девки не бегают! Потому как пьянь! И бегай, не бегай, все одно сопьется.
– А мы ведь как раз к нему, – сообщила Люся. – Пока не спился. Хотели помощь предложить. Мы от профсоюза.
– Вон че! Помощь ему! Вы ему бутылку притащите, вот и вся помощь! Он без бутылки с вами и говорить не станет!
Подруги переглянулись и, не сговариваясь, повернули к магазину.
Когда они, уже нагруженные русским зельем, шли обратно, на скамейке женщин уже не было.
Двери первой квартиры им открыли сразу.
– Заход-ди! – без лишних разговоров пустил их в дом хозяин, по-видимому Алик. – Пришли соболезнуть? Начинайте.
Честно говоря, подруги к такому приему не были готовы. Они ожидали увидеть опустившегося пожилого человека, который потерял не только сына, но и последний разум. Однако перед ними стоял еще не старый мужчина, в ярких спортивных штанах китайского производства и в полосатой выглаженной рубашке. Взгляд его был незамутнен, и хотелось верить, что таким же осталось его сознание.
– Мы… мы из профсоюза, – скромно откашлявшись, пролепетала Люся. – Пришли помянуть… Никиту. Он был… хорошим работником, и нам жаль, что так скоро закончилась его жизнь, потому что…
Дальше поток словоблудия иссяк, Люся запнулась на середине предложения и не знала, как закончить скорбную речь. А Алик ждал. Уперся немигающим взглядом в Люсю и ждал.
– Поэтому мы принесли выпить, – ни к селу ни к городу закончила Василиса.
Мужчина преобразился мгновенно. У него на щеках заиграл румянец, взор засветился надеждой, а ноги уже несли его на кухню.
– Проходите же! – звал из кухни хозяин. – Давайте же к столу! Помянем!
Женщины молча выставили бутылку и смиренно уселись рядом. Предложить им снять теплые куртки хозяин не додумался.
– Я надеюсь, вы при исполнении? – вытащил только одну рюмку гостеприимный хозяин.
– М-да, да мы не будем, – закивали головами сыщицы.
– Тогда я вам водички, с вашего позволения, – бодро распорядился Алик и плеснул воды в два стакана.
– Простите, а может, мы разденемся? – кокетливо собрала губки пучком Василиса.
– Ни в коем случае! Вы ж при исполнении! – грозно глянул на гостей Алик и сурово произнес: – Помянем! Минутой молчания!
