Людмила Милевская - Пять рассерженных жён

— Я уже вызвала такси. Меня подвезут к самому Тамаркиному дому. По мобильному вызову Даню, он проводит меня в квартиру.

— Ты хочешь, чтобы я доверил свою жену этому растяпе? — возмутился Евгений.

— Судя по тому, как он устроился в жизни, из вас двоих на растяпу больше похож ты, — заметила я, стараясь не слишком обижать своего Женьку.

Он и не обиделся, а с гордостью произнёс:

— Разница ценностей и интересов. Я считал бы себя покойником, если бы меня заставили жить под подолом Тамарки, как этот несчастный Даня.

Подъехав к дому Тамары, я с мобильного позвонила к ней в квартиру. Трубку поднял Даня и с радостью сообщил, что жены нет дома. От обиды я выругала его, отпустила таксиста и осталась поджидать Тамарку во дворе на лавочке. Подниматься в квартиру я не стала, опасаясь общения с Даней.

Несмотря на позднее время, ждать пришлось долго. Скучая, я, кажется, пересчитала все звезды на небе и листья на деревьях, лишь тогда Тамарка появилась. Она вышла из джипа, зевнула, и в сопровождении своих лбов направилась домой.

— Томик, захвати и меня, — ласково попросила я.

— Мама, а ты что здесь делаешь?! — испугалась Тамарка.

— Дожидаюсь тебя.

— С ума от тебя можно сойти, Мама! Что ещё случилось?

Я выразительно уставилась на лбов и спросила:

— Прямо сейчас сообщить?

— Ладно, пошли домой, — махнула рукой Тамарка, знаком отпуская свою охрану.

Дома она прямиком отправилась в ванную, в целях экономии времени предложив мне присутствовать при своём омовении. Я не возражала, потому что слишком давно знала Тамарку, изучила её вдоль и поперёк, и ничем она меня удивить не могла.

— Ну что там у тебя, Мама? — спросила Тамарка, снимая чулки. — Черт, синяк. Откуда у меня на ляжке синяк такой?

— Это всего лишь старческая сосудистая сетка, — вежливо подсказала я.

— Иди ты к черту, Мама, — ни с того ни с сего рассердилась Тамарка. — Это синяк. Ну, да ладно. Что там у тебя стряслось?

— Тома, — строго сказала я, — зачем ты покушалась на Татьяну?

Тамарка, а она уже снимала свои панталончики и стояла на одной ноге, чуть не упала.

— Мама! — закричала она, прыгая по ванной и всеми силами стараясь сохранить равновесие. — Прекрати свои штучки!

Я подошла к ней, взяла бедняжку под руку, давая ей возможность мирно расстаться со своими панталончиками.

— Э-хе-хе, — злорадно заметила я, — а животик-то у нас подвисает. И целлюлита у нас тьма. А все бизнес, бизнес, будь он проклят. С ним мы себя так и запустили, а пора, пора меры принимать.

— Я уже замучилась их принимать, — посетовала Тамарка, поскорей прыгая в ванну, чтобы скрыться с моих глаз, чтобы я ещё чего-нибудь на ней не рассмотрела. — По триста долларов в неделю уходит на этот целлюлит. Чем только меня не мажут — все зря. Так с чего ты взяла, что я покушалась на Татьяну? — резко поменяла она тему.

Видимо, смерть Татьяны была Тамарке значительно приятней целлюлита.

— Ну как же, только мы поговорили с тобой и ровно через час Татьяну бросают под колёса автомобиля, — сообщила я, присаживаясь на край ванны и выдавливая в воду пенную жидкость.

Тамарка пробкой выскочила из воды.

— Что? Таньку под колёса?! — завопила она.

— Не нервничай, она жива, — успокоила я, — если тебе это, конечно, приятно слышать.

— Конечно, приятно, — заверила Тамарка. — Накануне собрания это был бы полный крах. Татьяна единственная, на кого я могу твёрдо рассчитывать. Если Полька и Белка до собрания доживут, они будут голосовать против меня.

— Почему ты так уверена?

— Потому что они всегда делали так, как хотел Прокопыч, а он хотел голосовать против меня.

— Нет, ты ничем не лучше Татьяны, — изумилась я, — так просто сообщаешь мне об этом. Кстати, зачем ты убила Фрысика?

Тамарка округлила глаза, потом тут же зажмурила их, характерным движением рук зажала уши и нос и нырнула под воду.

— Мама, ты невозможная, — сказала она, выныривая, фыркая и разбрызгивая воду. — Зачем мне убивать Прокопыча?

— Все причины ты только что перечислила сама, — напомнила я.

— Мама, ты невозможная!

— Это ты уже говорила.

— Мама, что это на тебе? — показала она на мои серьги с бриллиантами приличного размера.

— Сама знаешь что, — ответила я.

— Так почему бы мне сейчас не убить тебя? Это тоже выгодно. Сниму серьги, а тебя вывезет Даня.

— Куда?

— Да хоть на мусорную свалку, — усмехнулась Тамарка. — Все равно скоро сама отправишься туда, если, конечно, совесть у тебя есть.

Мне стало противно от её чёрного юмора. Можно подумать она младше меня. Кто бы говорил.

Я фыркнула и хотела её послать, но не успела, Тамарка послала меня сама.

— И вообще, иди ты к … матери! — с чувством сказала она. — Я же не разбойник, чтобы действовать такими методами. С такими методами место на большой дороге. Если я, Мама, всякий раз для решения своих проблем начну хвататься за нож, затрудняюсь сказать сколько народу в Москве жить останется. И не только в Москве.

— Кстати, — вспомнила я, — почему ты наврала мне с акциями Фрысика? Почему сказала, что их будут делить? Ты же сама ими управляешь как хочешь.

Тамарка посмотрела на меня, как бы соображая придуриваюсь я или действительно не знаю почему она наврала.

— Мама, ты невозможная, — наконец сказала она. — Зачем мне спускать на себя тебя? Ты мне надоела со своими неожиданными выводами. То я убила Изабеллу! Потом я убила Полину! Теперь Татьяну! Потому и наврала, чтобы ты не вопила, что я убила Прокопыча. Зачем мне отрицательные эмоции. Я достаточно их получаю при одном твоём появлении, к чему же усугублять? Потри мне лучше спинку.

Тамарка протянула мочалку и повернулась ко мне своей жирной спиной.

— Кто же тогда пытается убить Польку, Белку и Татьяну? — спросила я, кое-как елозя по этой спине мочалкой.

— Ах, Мама, теперь мне это уже все равно, — вяло откликнулась Тамарка и гораздо энергичней добавила: — Ну, три же лучше, сильней, чтобы спина горела!

— Почему тебе все равно? — поинтересовалась я и, озлобляясь, крикнула: — Да тру из последних сил! Что ещё тебе надо?!

— Мне все равно, потому что теперь мне ясно: Танька не переметнулась на сторону Зинки, — сказала Тамарка и вырвала из моих рук мочалку. — Толку от тебя никакого, — рявкнула она. — Кто так трёт?

И она яростно принялась натирать себя, казалось, ещё немного и искры посыпятся от её спины. В считанные секунды Тамарка побагровела.

Я задумалась. С одной стороны я чувствовала — Тамарка мне не врёт. Врать она, как и любой человек, умела, но делала это лишь тогда, когда обстоятельства вынуждали. Сейчас не вынуждали. Кто мне этот Фрысик? Если Тамарка призналась бы, что его убила она, как бы я поступила?

А вот не знаю. Убивать людей плохо. Во всяком случае дружить с Тамаркой мне расхотелось бы. К тому же она не знает, что Фрысик мне никто.

— Думаешь я поверила, что ты собралась замуж за Прокопыча? — словно подслушав мои мысли, спросила Тамарка, подставляя себя под душ. — Сразу, в общем-то, поверила, а потом, подумав — нет. Кто-кто, а ты не такая дура и в мужиках разбираешься. Прокопыч был сволочью!

И эта туда же!

— Да почему вы все так на него ополчились? — возмутилась я. — Именно потому, что разбираюсь в мужиках, могу сказать: он был умница!

— Умница?! — задохнулась от возмущения Тамарка и тут же буднично приказала: — Дай халат.

— Конечно, умница, — подтвердила я, подавая махровый халат. — Жёнам квартиры покупал, деньги им давал, поручения их выполнял, сопли им вытирал. Да такого мужика на руках надо носить.

— Вот именно, — облачаясь в халат, с осуждением сказала Тамарка и снова буднично добавила: — Пойдём, коньячку тяпнем.

— Пойдём, — согласилась я.

Глава 19

Мы отправились в столовую. Кухни у Тамарки не было, а была огромная столовая по-американскому типу: со стойкой, с баром, с высокими табуретами и прочими прибамбасами, русскому человеку завидными, но абсолютно бесполезными.

Лично я представить себе не могла свою Тамарку, сидящей на этом идиотском табурете, на котором с трудом помещается лишь одна половинка её зада. Впрочем, вру, однажды она напилась и на табурет взгромоздилась, что было дальше рассказывать не стоит. Две недели я носила ей в больницу продукты с повышенным содержанием кальция. Теперь Тамарка для рисовки предлагает табурет своим гостям.

— Садись, — пригласила она и меня.

Я с ужасом покосилась на табурет и сказала:

— Нет уж, мне, пожалуйста, скромно и с удобствами. Люблю развалиться.

— Тогда на диван.

Пока Тамарка разливала по рюмкам коньяк, я с огромными подозрениями разглядывала её халат. В конце концов я не выдержала и воскликнула:

— Слушай, Тома, откуда у тебя этот халат?

— А почему ты спрашиваешь, Мама? — в свою очередь поинтересовалась Тамарка, придвигая ко мне мою рюмку и мужественно открывая банку с чёрной икрой.