Сердце знает - Кэтлин Игл
Плаксы не было на месте. Рой свистнул.
— Куда ты пропал, а? — свет фар быстро приближался, слишком быстро.
Из канавы, на противоположной стороне дороги, светились глаза пса. Он опоздал, но сейчас уже был там. Хозяин позвал его, и он кинулся к дороге. Стремительно надвигались и фары ревущей машины.
— Нет, стой там, ха-айа.
Рой вскинул руки и неистово замахал, считая, что в свете фар водитель, наверняка, заметит его, но может не заметить пса. Может его сбить. — Эй, не сбей пса! Черт тебя подери, не сбей моего пса! — Он указал туда, где припадая к дороге скулила овчарка, не зная, то ли послушаться хозяина, то ли бежать к нему. Глаза ее сверкали.
Мысль об овчарке была последней мыслью Роя Блу Ская, и собака была последним, что он видел.
1
Смерть разрушила все хорошо подготовленные планы.
Хелен Кеттерлинг была спецом по части планов. Чтобы все было в порядке — требовался план. И она страх как не любила даже малейшего их нарушения. А смерть все перечеркнула.
Она стояла у своей машины на гравийной стоянке против Управления по делам племени резервации Бед-Ривер и курила сигарету, наблюдая, как три старика-индейца поднимаются ступенями к парадной двери. Двое их них были старше того, с кем пришли попрощаться, но третий вполне мог быть однокашником Роя в 40-е годы.
За то короткое время, что Хелен знала Роя Блу Ская[1], она так и не спросила его, закончил ли он школу. Не хотела его обижать бестактными вопросами. Рассказчик он был замечательный, но предпочитал народные сказки и легенды личным воспоминаниям, хотя она сумела узнать и кое-что из его жизни. Теперь она знала, что он принимал участие в Арденнской операции, был дважды женат, что жены были много моложе и обе умерли слишком рано. О второй жене, матери его детей, он говорил меньше, чем о первой. Из этого она поняла, что память о второй потере все еще причиняет ему боль.
Вернее, причиняла. Сейчас ему уже ничто не причиняет боли. Он обрел покой, и так как был членом Совета племени бед-риверских Лакота, то останки его выставлены для торжественного прощания в этом доме с ярко-синими створками двери.
Он был также дедом ее сына, но этого никто не знал. Никто, кроме самой Хелен.
Она отошла подальше от здания, от пришедших проститься с покойным и исступленно курила сигарету за сигаретой, словно ребенок, который боится, что его поймают за этим занятием. Она всегда так курила. Самая вкусная сигарета — это сигарета, выкуренная тайно. Сидни заставал ее пару раз за этим занятием и выговаривал: «Ты же должна вести себя как учитель, мам». Она гордилась им, в том числе и тем, как он ее, свою мать, отчитывал за курение, тем более что она все еще считала себя учителем, пусть даже и занялась другим делом, потому что… ну, в частности, потому, что за него хорошо платили. Но Сидни всегда судил ее по самым высоким меркам, впрочем, как и она себя; и ей было неловко за неуклюжее объяснение, что она, мол, так редко потакает этой своей слабости и курящей ее, вообще-то, нельзя назвать. Он спросил, что курение ей дает, и она не нашлась с ответом. Терпеть не могла такие ситуации: требуется хороший ответ, а понимаешь, что его нет.
Хелен приехала в Бед-Ривер в поисках ответов. У нее есть работа, которую надо выполнить, говорила она себе, плюс разузнавать все, что можно о семье Блу Скай — впрочем, это тоже часть ее работы: она должна узнать, как они связаны с казино, деятельность которого она расследует. Рой обратился в Бюро по делам индейцев с просьбой провести расследование, факт тем более любопытный, что генеральным управляющим казино «Pair-a-Dice-City»[2] являлся его сын Картер. Все то время, пока она общалась с ними, она внимательно наблюдала, слушала и уже сложила в голове из этих мозаичных кусочков единую картину — что и было ее работой.
Но у нее, кроме служебного долга, были и личные мотивы. Обязанность перед сыном. Сидни всегда был только ее сыном. Это было с ее стороны необходимым эгоизмом, но теперь, когда он входит в подростковый возраст, ей приходиться думать о том, кто он, кроме того, что он ее единственный ребенок, кем он станет. Он задает вопросы, и одному Господу известно, как ей отвечать на них, а скоро настанет время ясно и недвусмысленно объяснить, как, на самом деле все обстоит в этом мире. Вот она и выуживала сведенья из семейной истории. И у нее это неплохо получалось, особенно с тех пор как она подружились с Роем.
Бывали моменты, когда она не сомневалась в том, что он догадывается о ее затее и потому занял нейтральную позицию. Она чувствовала, что он, по существу, одобряет ее действия. Молчаливый нейтралитет она считала одобрением. Не такое уже большое расстояние от сознания, что человек нейтрален, до одобрения… Ей хотелось одобрения со стороны старика. Он ей нравился, и она знала, что и Сидни он понравится, они должны познакомиться, и Сидни должен послушать дедушкины рассказы; и от того, что она все это знала, ей было больно. Все еще было больно. Она все принимала чересчур близко к сердцу. И тайны эти бередили ей душу, как и риск, на который она пошла, просто появившись в Бед-Ривер.
Риск исходил со стороны человека под два метра ростом. 13 лет назад она хорошо знала второго сына Роя, который тоже, наверное, ждет ее за этими синими дверями. Она повернулась и пристально посмотрела на створки, словно пытаясь просверлить в них отверстие, увидеть, как он выглядит теперь, насколько громкий крах блестящей баскетбольной карьеры изменил его, и как он переносит горе.
Когда-то Хелен любила Риза Блу Ская…
Как бы там ни было, тогда ее безумно влекло к нему. Охваченная страстью, она твердила себе, что это любовь, любовь на все времена, как любовь Ромео и Джульетты, но эта любовь не имеет будущего и ее следует хранить втайне, если, конечно, не жаждешь заполучить парочку трупов на театре личной драмы. Риз верил, пусть даже никто кроме него в это не верил, что
