Охотничий билет без права охоты - Мария Мусина

имеет в виду Ирина, а Ирина должна растолковать мне, что ее муж – двуличный Кика – по-прежнему нагло и беззастенчиво изменяет Ирине, а положение еще и осложняется тем, что Ирина никак не может вывести его на чистую воду. И я уже приготовилась выслушать эти причитания. Но тут позвонили в дверь.

– Ко мне пришли, – сказала я, – вечером все расскажешь.

– Ах, – ответила Ирина, – Кикины злодеяния уже не поддаются никакому описанию!

Матильда приветливо завиляла хвостом, что вовсе не означало, что пришел кто-то из своих. Просто Матильда любила гостей. На пороге стоял оперуполномоченный Костя. Улыбался, как всегда.

– Все еще не поймали, – сказала я.

Костя развел руками:

– Оль, ну как его поймаешь?

Простота наших правоохранительных органов иногда превышала все возможные нормы идиотизма.

– Я только на минутку. Фоторобот показать. – Костя привычно прошел на кухню, я налила ему кофе и настрогала бутербродов. Может быть, Костя все же когда-нибудь изловит покушавшихся на Мокрухина, и в наш подъезд можно будет, наконец, войти без страха споткнутся о чей-нибудь хладный труп.

Костя между тем выложил на стол довольно мутное, много раз отксеренное изображение.

Предполагаемый преступник бычьей шеей, наглым злобным взглядом как две капли воды был похож на самого потерпевшего Мокрухина. Рот ломаный, глаза маленькие, опухшие, одно веко асимметричное, контур спинки носа извилистый, да еще шрам во всю щеку…

– Не хотела бы я его в подъезде встретить, нет, не хотела бы, – сказала я.

– Посмотри внимательнее, может, все же видела его где-нибудь?

Я еще раз добросовестно вгляделась в этот ужасный портрет. Бандит бандитом. Они все так похожи…

– Ольга! – в голосе оперуполномоченного чувствовалась натуральная мольба, – ты уж постарайся запомнить, постарайся. На этот раз чую – вышел на след злодея, точно тебе говорю. Я сейчас был у Поли. Он вроде бы даже встречал этого мужика в вашем подъезде… То есть встречала, – добавил Костя таинственно и с усмешкой посмотрел на меня.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я просто для того, чтобы не молчать. Я все прекрасно поняла. К тому все давно уже шло. Но не хотелось верить в то, что Поли может решиться на такой неординарный шаг.

Проводив оперуполномоченного, я привела себя в относительный порядок. Так хочется иногда пококетничать с кем-нибудь. При этом совершенно бескорыстно и без всяких там мыслей, а Поли был единственный мужчина, с которым мне разрешал дружить Антон. При виде всех остальных муж скрежетал зубами, и мне все время казалось, что сейчас он просто-напросто ударит человека – ни за что ни про что. Можно ли подвергать людей такой опасности?

И вот теперь, выходит, я потеряла последнего друга!

Пребывая в грустных мыслях, я спустилась к Поли на седьмой этаж.

Поли был на этот раз с длинными, бронзовыми, зачесанными назад волосами и мне обрадовался:

– О, ну наконец-то! Только сейчас хотела к тебе подняться…

– Друг называется! – негодовала я, – как ты мог мне ничего не сказать!? То есть могла.

– Ах, ты про это, – Поли сделал, то есть теперь уже сделала неопределенный жест в сторону нижних конечностей, – какое это имеет значение? Что, у нас с тобой других тем нет? К тебе Костя заходил? Квазимоду показывал? Надоел этот Мокрухин со своими разборками – сил нет.

– Бог с ним, с Мокрухиным. Как же ты мог? Мы с тобой вчера по телефону разговаривали. И я тебя вчера называла в мужском роде…

– Ну и что? Меня это совершенно не смущает. Правда, мне больше нравится женский род. Мужчиной быть как-то трудновато стало.

И мы обсудили нелегкую мужскую долю.

– Но если ты думаешь, – сказал, то есть сказала Поли, – что я просто капитулировал – ты ошибаешься.

И мы обсудили нелегкую женскую долю.

– Тогда зачем тебе все это нужно? – решилась спросить я.

– Какие вы все удивительные! – возмутилась Поли. – Когда Пугачева меняет мужей, вы не спрашиваете, зачем ей это нужно.

– Ну, все же, в некотором роде, это не одно и то же, – я уже и сама засомневалась – так ли это.

– Вот такой у меня имидж, – надулась Поли, – Имею я право на собственную индивидуальность? Принимай меня таким, какой я есть. То есть такой. Ты же мне не кажешься ненормальной, хотя ты и прожила двадцать лет с одним и тем же мужиком…

– В любви и согласии, – уточнила я.

– Вот это уже не имеет никакого значения! Важно то, что ты ему ни разу не изменяла. А это, несомненно, патология! Типичное извращение!

– Будем терпимее друг к другу! – взвилась я.

– Вот именно! – вскричала Поли. – Частная жизнь неприкосновенна! Поговорим лучше о моем творчестве!

– Слушала твой последний диск – он потрясающий! – Правду в глаза говорить легко и приятно. – Особенно эта песенка про голубое небо, желтое солнце и несчастную любовь. Очень свежий образ!

– Да, – с достоинством проговорила Поли, – такого еще не было! Этот «Ветер с моря дул» ни в какое сравнение не идет с моим художественным поиском. Тоже мне шлягер! Ха-ха! Вся его подлость в том, что там каждая строчка по два раза повторяется! Попробуй, не запомни! А я не ищу дешевой популярности!

Еще час мы обсуждали последний диск Поли.

– Ну а как ты, – наконец решила поинтересоваться Поли моими делами, – как твои переводы?..

Я поскучнела. Это для меня история про взаимоотношения Анны-Марии и Джузеппе представляет какой-то интерес. А Поли с его, то есть с ее богатой личной жизнью в самых нетрадиционных формах… Боюсь, он даже не поймет, о чем это я.

– Напустила на себя таинственный вид, ой, ой, – погрозила мне пальчиком Поли, – небось, втихаря переводишь какую-нибудь жуткую порнушку. Знаю я вас, высоконравственных!..

Я всегда воспринимала Поли как задушевного друга, но теперь, когда он стал женщиной, не могу сказать, чтобы он стал мне ближе. То есть она.

– Поли, – тихо спросила я, – как же ты все же решился? Была операция? Было больно?

– Оль, – Поли посмотрел мне прямо в глаза, – ну не все ли тебе равно, кто я – мужчина или женщина?

– Конечно, Поли, конечно, – поспешила я с заверениями, – Мы же друзья…

* * *

Я вернулась домой, уселась за роман и пребывала в добром расположении духа вплоть до семи часов. Даже с минутами. В это время обещал приехать Антон, и мы вместе должны отправиться к Кике и Ирине.

Волноваться я начала непосредственно в половине восьмого. Терпеть не могу опаздывать и заставлять людей ждать. В отличие от Антона, который всегда опаздывает. С этой его привычкой я борюсь многие годы! И без всякого результата! В восемь, когда