Галина Куликова - Кулак обезьяны
Кончилось все скверно. Ира взаимностью не ответила, назвала Бублейникова дураком и наябедничала воспитательнице. Та, в свою очередь, пожаловалась родителям, которые и наказали влюбленного со всей возможной строгостью. Попытка первого романа закончилась плачевно, в прямом смысле этого слова.
Каким-то мистическим образом вот это самое событие, случившееся в детском саду, открыло счет любовным катастрофам, которые преследовали его все последующие годы. Бублейников влюблялся, страдал, не спал ночами, писал стихи, охапками скупал цветы в окрестных ларьках, безумствовал, а дамы, словно сговорившись, отвечали решительным отказом. Правда, самостоятельно, без привлечения воспитательниц и родителей. После очередного провала, пытаясь утолить страдающее самолюбие, Ленечка обязательно заводил роман с женщиной, которая ему совершенно не нравилась. Но и эти отношения, как правило, заканчивались очень быстро и сопровождались безобразными сценами. И Бублейников на какое-то время оставался один. До следующей влюбленности.
Он снова пристально глянул в зеркало. Растрепанные русые волосы, серые глаза, обычные, ничем не примечательные нос и подбородок. По отдельности вроде бы ничего, а в целом — убого, невыразительно. Манная каша какая-то. Родители дали ему замечательное имя — Леонид. Сын льва в переводе. Ну и где его мощь, страсть, неукротимый характер? Впрочем, какой он на фиг Леонид? В свои теперь уже тридцать два года как был, так и остался для всех Ленечкой. В гороскопе имен он как-то прочитал, что может достичь известности в журналистике. Увы, успехов как не было, так и нет. Правда, там же было написано про крушение любви и постоянный поиск спутниц жизни. Вот это — в точку.
Взять хотя бы самый последний случай. В редакцию, в отдел информации, пришла новая сотрудница. Девушка только закончила институт, была активна, амбициозна и чудо как хороша. И он снова, как мальчишка, влюбился. В течение месяца молодая журналистка без малейшего напряжения выдерживала осаду, отвергая все предложения сходить в кино, театр, ресторан или просто прогуляться после работы. Правда, цветы за окно не выбрасывала и откровенно Бублейникова не посылала, но и надежд никаких не подавала — была неизменно спокойна, приветлива и немного холодна. В день рождения она мило поздравила его, однако на банкет не осталась и вечером ему домой не позвонила, хотя Ленечка непонятно почему этого ожидал.
Бублейников злобно сплюнул и, наскоро завершив утренний туалет, отправился пить кофе.
Была среда, однако на сегодня он взял в редакции законный отгул — надо же человеку прийти в себя после праздника. На самом деле он собирался использовать этот день, чтобы вплотную заняться новым проектом. Работа предстояла довольно муторная — требовалось превратить книгу воспоминаний Ольги Святославовны Дымовой, известной в прошлом путешественницы, почетного члена нескольких королевских академий, профессора археологии, в увлекательный, авантюрно-приключенческий бестселлер. За это издательство обещало заплатить очень хорошие деньги.
Готовую рукопись надо было сдавать уже через два месяца, но сложность состояла не только в этом. Строго говоря, не существовало пока самих воспоминаний. На прошлой неделе главный редактор издательства срочно вызвал Бублейникова и торжественно вручил ему стопку тетрадей, исписанных неразборчивым почерком, большую коробку с какими-то письмами, телеграммами, записками на клочках бумаги и папку с черно-белыми фотографиями, многие из которых были плохого качества.
— Что это? — с вполне объяснимым недоумением поинтересовался Ленечка.
— Архивные материалы автора, исходники всякие, — туманно пояснил редактор.
— А где сама рукопись? На базе чего мне бестселлер ваять?
— Дорогой мой, — широко улыбнулся редактор, — если бы она дала нам хоть какую-нибудь рукопись, мы бы тебе столько денег не предлагали. Вот ее личные дневники разных лет, переписка с коллегами и соратниками, еще какие-то документы. Разбери, рассортируй все. Пойми, чего здесь не хватает для успеха, и — вперед, на интервью к автору. Она дала согласие на то, чтобы под запись рассказать некоторые захватывающие эпизоды своей жизни. Ну и ответить на все возникающие вопросы, связанные с книгой.
— То есть я должен буду ездить к ней домой и часами беседовать, вытягивая материал для рукописи?
— Не домой, в больницу, — поправил его редактор. — Бабка из больницы уже практически не вылезает — обострились все нажитые за долгие годы хронические болезни. Что ты хочешь, ей в марте стукнуло девяносто пять. Плюс старческий маразм.
— Девяносто пять? — подпрыгнул в кресле Бублейников. — И она в маразме?
— Ты только не волнуйся, — успокоил его редактор. — У нее бывают просветления, и тогда она вполне адекватна. Дождешься очередного просветления — и включай диктофон.
— То есть я должен, как сиделка, сутками караулить у ее кровати в надежде на просветление? Отлично.
— Сутками вряд ли, тебе не разрешат. Но мы договорились с ее племянницей, которая за ней уже много лет ухаживает, она и будет регулировать процесс вашего общения. Знаешь, Дымова очень заинтересована в том, чтобы ее воспоминания увидели свет. Короче, племянница тебе позвонит, сообщит о теткином самочувствии. Кстати, не забудь взять у меня ее телефон, чтобы связь у вас была двусторонняя. И запомни — проект на особом контроле руководства издательства. Наш вице-президент по маркетингу уверен, что именно сейчас подобная литература особенно востребована.
— Что еще за проект?
— Мы начинаем издавать серию «XX век: свидетели тайны».
— Что это значит? — удивился Бублейников.
— Ничего не значит. Игра слов, чтобы привлечь внимание. Ты же знаешь, как это делается, сам газетчик. В общем, это воспоминания известных людей обо всем необычном, что им пришлось пережить. Только изложенные живо, интригующе, как авантюрный или приключенческий роман. Учти, книга Дымовой стоит в плане под номером два.
— А где гарантии, что она вообще в своем уме? Вдруг выдаст мне кучу информации, которая на поверку окажется бредом, фантазиями или галлюцинациями?
— Если ты это красиво изложишь, опубликуем галлюцинации. Так что не надо драматизировать, лучше принимайся за работу. Сроки сам видишь какие.
И редактор красноречиво ткнул толстым пальцем в календарь.
Бублейников допил кофе и прикинул, во что бы ему одеться — сегодня он шел на первое интервью с Дымовой. Вчера утром, когда он, по счастью, еще не успел напиться в честь своего дня рождения, позвонила племянница Ольги Святославовны и суровым голосом сообщила, что тетя уже второй день чувствует себя хорошо и готова побеседовать со своим литературным редактором.
«Ишь ты, как повернула — литературный редактор. Видно, ушлая тетка», — отметил про себя Бублейников. Договорились, что на следующий день он к двенадцати подъедет в закрытую ведомственную больницу на Волгоградском проспекте.
— Только не больше часа, пожалуйста, — строго предупредила племянница, которую звали Надежда Валерьевна. — Врачи больше не разрешают.
— Не волнуйтесь, я все понимаю, — согласился Бублейников.
И вот теперь, стоя перед зеркалом, примеряя рубашки и галстуки, он думал: «Если она действительно в маразме, нам и двадцати минут не понадобится. Но тогда надо будет высасывать всю эту авантюрно-приключенческую лабуду из пальца. Разве что в дневниках что-то любопытное найдется. Если же нет — придется сочинять книгу от первой до последней страницы».
Мысль о том, чтобы отказаться от этой проблемной истории, ему в голову как-то не пришла.
* * *— Во-первых, каждое утро делать зарядку, — Виолетта Никодимовна решительно загнула мизинец на правой руке. — В здоровом теле — здоровый дух. И утро у тебя с завтрашнего дня будет начинаться, как у всех нормальных людей, в семь часов. Это я проконтролирую лично.
— Может быть, я сам… — начал было Максим, но бойкая соседка не дала ему завершить фразу.
— Во-вторых, — загнула она безымянный палец, — будешь раз в неделю ездить со мной на рынок, закупать полезные для здоровья продукты, а не ту дрянь, которой у тебя набит холодильник.
— Какая же это дрянь? Там…
— Там у тебя сплошные жиры, холестерин и ГМО. Все это необходимо выбросить в помойку. Кстати, туда же отнесешь оставшийся алкоголь. Хватит травить организм и дурманить сознание. Отныне только чай из трав, ты меня понял?
Максим уныло кивнул головой. Спорить с Виолеттой Никодимовной в данную минуту у него не было ни сил, ни желания.
— В-третьих, — загнула она следующий палец, — порядок в квартире мы сегодня наведем, но поддерживать будешь сам, а я каждый вечер стану проверять. Извини, но с тобой сейчас, как с малым дитем. Смотрела я, смотрела на то, что ты вытворяешь, и не выдержала. Здоровенный мужик, молодой, красивый, а живешь как бомж на вокзале, даже хуже.
