Дарья Донцова - Балерина в бахилах
Я ответила:
— Просто странно. Неужели в карточке ничего не сказано про непереносимость препаратов? Такое маловероятно, люди отлично знают об особенностях своего организма и предупреждают медиков.
— Если учесть, что баба Таня с трудом узнала родного сына, который, по свидетельству Гали, ежедневно ей харчи таскает, то твое замечание меня умиляет, — засмеялась Ленка.
— Но Борис, укладывая мать в клинику, должен был сказать об ее аллергии, — протянула я, — и, мне кажется, у бабы Тани случился отек Квинке, это намного серьезней, чем банальная крапивница. Слушай, когда вы обедали?
— В час, — ответила Ленка.
— Я пришла в пять, слишком много времени прошло. Отреагируй баба Таня на пищу, это бы случилось минут через десять-пятнадцать после обеда. А чем вас кормили?
— Суп-пюре из капусты, жидкий и невкусный, гречка с курицей, — отрапортовала Ленка, — жилистый беговой цыпленок, умерший от слишком частых тренировок. Мы жратву почти не тронули, я потом чай пила и вафельный торт ела.
— А бабушка?
— Она сразу заснула.
— Странно.
— Ничего особенного, пожилого человека, да еще нездорового, часто на боковую тянет, — возразила Фомина.
— Значит, баба Таня, практически не попробовав больничных яств, мирно задремала?
— Да. И дрыхла до твоего прихода.
— А когда вам лекарство давали?
— Здесь дикие порядки, — стала жаловаться Фомина, — будят в шесть, суют под мышку холодный градусник. В восемь обход, через десять минут уколы и таблетки. Следующее опилюливание ровно в двенадцать сорок пять, ну а потом в семь вечера.
— Значит, ни больничная еда, ни медикаменты не могли вызвать отека, — констатировала я, — бабе Тане стало плохо около пяти.
— Может, в воздухе зараза пролетела, больница ведь! — предположила Ленка.
— Клубничный сок! — вдруг осенило меня. — Борис налил ей из пакета нектар. Татьяна Петровна его с жадностью выпила и спустя короткое время стала задыхаться. Спору нет, клубника полезная во всех отношениях ягода, но одновременно и сильнейший аллерген.
— Маловероятно, что сын дал бы матери запрещенный продукт! — воскликнула Фомина. — Хотя, может, он не знал про то, что баба Таня не выносит эти ягоды?
— Она что, никогда за всю свою долгую жизнь не пробовала клубнику? — усмехнулась я. — Разреши тебе не поверить.
— Ела, ела, ела, отрава в организме накопилась и подействовала, — заявила Ленка, — жаль старушку, она, несмотря на болтовню, мне показалась милой. Сейчас в палату тетка заходила, с четвертого этажа, хотела бабу Таню проведать. Очень расстроилась!
— С четвертого этажа? — переспросила я.
— Ну да. У нас вторая травма, а есть еще первая. Татьяна Петровна сначала там лежала, затем ее ко мне перевели. Бывшая соседка сказала: они даже подружились и не хотели расставаться.
— Но тебе сообщили, что в палате жаловались на болтливость старухи?
— Ну да, — удивленно подтвердила Ленка, — врач так сказал! А теперь соседка другое говорит. Чушь! Кто-то кого-то не понял!
Пожелав Фоминой сладких снов, я позвонила Майе Виноградовой и без предисловий спросила:
— Скажи, аллергия может накопиться?
— Это как? — удивилась подруга.
— Человек всю жизнь ел клубнику, и ничего, а потом попил сочку и попал в реанимацию.
— Всякое случается, — обтекаемо ответила Майка, — но такое развитие событий редкость. Сок был свежим?
— Нет, из пакета.
— Вероятно, производители добавили в него гору консервантов, организм среагировал на какие-нибудь «Е», — предположила Виноградова.
Я положила трубку на стол и уставилась в темное незанавешенное окно. На улице наконец-то пошел снег, неправдоподобно крупные снежинки медленно танцевали в свете уличного фонаря. Я молча наблюдала за балетом. Потом вздрогнула. Балет! Балерина! Танцовщица, которая парит в воздухе… Нет, Татьяна Петровна не сумасшедшая, она не все помнит, но маразматичкой ее никак нельзя назвать. Похоже, старушка на самом деле хотела проститься с девушкой на шаре, балерина существует в действительности, я могу ее отыскать. Вот только позвоню Лёне Котову, он архитектор, собирает книги по градостроительству, знает Москву как свои пять пальцев и непременно мне поможет.
На следующее утро, около двенадцати часов, я вошла в кабинет к заведующему травматологическим отделением и, улыбнувшись, сказала:
— Мой секретарь договорилась о встрече. Спасибо, что любезно согласились уделить постороннему человеку пару минут.
На самом деле у меня нет ни агентов, ни помощников, я давно освоила простой трюк, набираю номер и говорю:
— Здравствуйте, вас беспокоит пресс-атташе писательницы Арины Виоловой.
Несолидно самой напрашиваться на разговор, ясное дело, у всех успешных людей есть шоферы, охранники, домработницы…
— Вы мне не посторонний человек, — заулыбался главврач, вставая из кресла, — почти у всех больных лежат детективы Виоловой на тумбочке. Я готов вам помочь. Надеюсь, в вашей семье все здоровы? Садитесь, пожалуйста, и излагайте свою проблему без стеснения.
Я опустилась на стул.
— Сергей Андреевич, мой вопрос может показаться вам странным.
— Ничего, я привык, говорите.
— В первой травматологии у вас лежала Татьяна Петровна Редникова.
Сергей Андреевич нахмурился, щелкнул пальцами и ткнул в селектор.
— Вера! Все данные на больную Редникову.
Потом повернулся ко мне:
— Мы скоропомощная больница, людей очень много, увы, всех запомнить я не могу. Это ваша родственница?
В кабинет заглянула рыжеволосая девушка:
— Можно? Вот то, что вы просили.
— Давай сюда, — кивнул Сергей Андреевич, — ага, Татьяна Петровна… Лодыжка… в принципе, даже учитывая возраст, ничего ужасного. Состояние удовлетворительное, соответствует тяжести травмы. Остеопороз — бич пожилых людей, в особенности женщин, однако сейчас есть хорошие препараты. Они, конечно, дорогие, но вы сможете их приобрести. Кошельку успешной писательницы такие таблетки особого урона не нанесут.
— У меня вопрос не о лечении. Татьяна Петровна сначала лежала в первой травме, а потом ее перевели во вторую. Почему?
— Ну… лечащий врач у нее остался прежним.
— Какой смысл в смене палаты?
— Сейчас, тут должно быть отмечено. А! Понятно! На Редникову жаловалась соседка, просила их расселить. Татьяна Петровна своими разговорами мешала ей спать, целыми днями смотрела телевизор. Увы, иногда больные не находят общего языка, и мы их разделяем. Варькина Нина Тимофеевна осталась в первой травме, Редникову Татьяну Петровну перевели во вторую. Врач, повторяю, у нее остался тот же, просто палату сменили, положили туда, где имелось место. Деление на первую и вторую травму чисто условное, они обе входят в одно отделение. Да, вспомнил! Я вчера ходил к новой соседке Редниковой… э… э…
— Лене Фоминой, — подсказала я.
— Точно, — обрадовался заведующий, — просил ее проявить снисхождение к пожилой даме, которую скоро выпишут.
— Фомина — моя близкая подруга.
— Ясно, — поскучнел доктор, — придется старушку опять перемещать.
— Нет, нет, — успокоила я врача, — просто я хочу кое в чем разобраться. А где найти эту Варькину?
Сергей Андреевич снова ткнул в селектор:
— Вера! Помогите писательнице Арине Виоловой!
Через пятнадцать минут я выяснила, что Варькина завтра выписывается, и опрометью побежала на четвертый этаж. Слава богу, женщина была на месте.
— Я жаловалась? — изумилась Нина Тимофеевна. — Никогда! Наоборот! Просила оставить нас вместе, но мне сказали, что во второй травме есть какой-то суперлазер, которым будут лечить бедную Танечку. Редникова очень милая и несчастная!
Мы поговорили с Ниной Тимофеевной, я вышла в коридор, постояла пару минут в задумчивости и пошла назад, к Сергею Андреевичу.
Через три дня после вышеописанных событий Борис приехал за матерью. Я сидела у кровати Ленки и увидела, как толстяк, обутый в голубые бахилы, входит в палату.
— Боречка! — обрадовалась Татьяна Петровна.
— Собирайся, мама, — торопливо сказал он, — такси ждет!
— Мы едем домой, — захлопала в ладоши старушка, — там Катенька! Я по ней соскучилась!
— Угу, — кивнул Борис и стал складывать в сумку мелочи из тумбочки.
— Ах, как здорово, — ликовала старушка, — скоро я увижу балерину!
— Непременно, — пообещал Борис, усаживая мать в инвалидное кресло.
— Давайте помогу, — предложила я.
— Спасибо, я сам, — отрезал толстяк.
— Вам будет трудно, — настаивала я, — коляску надо толкать двумя руками, как сумку нести?
— Поставлю маме вещи на колени, — заявил Боря.
— Ну уж нет! — воскликнула я и схватила торбу.
Борис дернул щекой, но ничего не сказал.
У входа в корпус стояло такси.
— Куда вы направляетесь? — спросила я, глядя, как толстяк запихивает мать в салон.
— В Подмосковье, — понизив голос, ответил Борис, — спасибо за помощь.
