Елена Логунова - Сеанс мужского стриптиза
– Всего доброго! – прощально прошептала я тихо покачивающимся вьюнкам, круто развернулась и зашагала в сторону нашей дачи.
Уличное освещение в Буркове эпизодическое: фонари имеются только перед особняками, так что дорога в чередовании полос света и тьмы выглядит как жезл гаишника. Я старалась побыстрее проскакивать черные пятна и, выплыв из чернильной темноты на очередной островок света, опасливо оглядывалась назад. Мне казалось, что я слышу за своей спиной чьи-то шаги.
Правильно казалось: на полпути к даче меня нагнал отдувающийся Поль. Сначала я не поняла, кому принадлежит поспешающая за мной кособокая фигура, и немного испугалась, но потом услышала окрик:
– Эй, Инна, погодите!
– Поль? – я всмотрелась в темноту.
– Едва догнал вас! – пожаловался юноша. – Ох, и быстро же вы ходите!
Поль вышел на свет, и тут только я поняла, что он прихрамывает. Одну ногу парень при ходьбе заворачивал внутрь и подволакивал.
– Это что, гипс? – я кивнула на громоздкий башмак, отяжеляющий правую ногу Поля.
– Это ортопедический ботинок, – сердито ответил он. – У меня косолапие. Я инвалид!
Мне стало неловко.
– Простите, я не знала, – пробормотала я. – Это у вас с детства?
– Врожденный дефект. Может, сменим тему?
– Да, конечно! – Я мысленно выругала себя за отсутствие такта и попыталась придумать другую тему для разговора.
Честно говоря, больше всего меня интересовала личность пропавшего Пахи-Пашеньки.
– Скажите, а кто такой Паша? – спросила я, придерживая шаг, чтобы прихрамывающий Поль от меня не отставал.
– Паша – это я, – пожал острыми плечами мой собеседник. – Павел Ситников, домашние зовут меня Полем. Это маман мне такое дурацкое прозвище придумала, она всех норовит величать на французский манер: Поль, Анатоль, Нинель! А сама она Надин, фифа крашеная!
Поль сплюнул под ноги. Я бы не удивилась, если бы плевок зашипел, как кислота: в словах юноши о матери было столько яду!
– Не горюйте! – сказала я, чтобы утешить расстроенного парня. – Поль – звучит совсем неплохо! Вот меня любящие родители окрестили Индией, а моего брата зовут Казимир, сокращенно – Зяма!
– Кто поминает имя мое всуе? – грозно пророкотал из темноты голос моего братца.
Через секунду Зяма вышел на свет и сказал нормальным голосом без всякого потустороннего завывания:
– Дюха, куда ты запропастилась? Меня послали тебя искать!
– Поль, знакомьтесь – это Зяма, Зяма – это Поль! – сказала я.
– Очень приятно, – пробормотал Поль.
– Взаимно, – вежливо ответил братец и вопросительно посмотрел на меня: – Ты успела завести новое знакомство? Любезный молодой человек провожает тебя в сторону дома?
– Нет, это я любезно провожаю молодого человека в сторону, противоположную его дому, – к лопуховой поляне на лесной опушке, – не без ехидства ответила я.
Зяма без промедления развернулся, мы перестроились и зашагали к лесу втроем.
– Скажите, Поль, а какой интерес у вас к лопуховой поляне? – светски спросил Зяма.
– Он должен встретиться там со своим близким другом! – поспешила ответить я, чтобы Поль своим рассказом про легендарного Паху-Пашеньку не запутал моего братца.
Хватит того, что я сама теряюсь в догадках относительно личности Пахи, да и диагноза Поля тоже: может, он не педик, а шизик? Говорит мне, что Паша – это он, и сам же призывает своего милого Пашу вернуться! Типичное раздвоение личности!
– А зачем ты меня искал? – спросила я Зяму, чтобы в очередной раз сменить тему.
– А ты разве кушать не хочешь? – вместо ответа спросил братец. – Ужин готов! Наш героический папуля сумел-таки приручить дикое пламя и зажарил роскошную курицу!
– Какую еще роскошную курицу? – громко удивилась я. – Мы вроде из мясных продуктов с собой только сосиски привезли, тушенку и замороженные полуфабрикаты?
– Не кричи! – Зяма поморщился, огляделся и понизил голос. – Курицу никто не привозил, она пришла сама. Сунулась, балда пернатая, к нам во двор через дырку в заборе и на свою беду встретилась с Лютиком. Ну, скажу я тебе! Питбуленыш-то наш – настоящий охотник! Курица, впрочем, тоже по-своему молодец – жирненькая такая оказалась, упитанная…
Мой рот наполнился слюной. Перспектива плотно пообщаться со вкусной жареной курочкой отодвинула на второй план желание познакомиться с загадочным Пахой. К тому же мы как раз поравнялись с нашей калиткой, до лесной опушки было рукой подать. Свою миссию проводника я выполнила.
– Поль, вы извините меня, если теперь я вас оставлю? – спросила я молодого человека, чутко принюхавшись. Со двора тянуло дымком и ароматом жареного мяса. – Лопуховая поляна прямо по курсу, вы уже не заблудитесь, правда, там темно…
– Ничего, у меня есть фонарик, – ответил Поль. – Он небольшой, но довольно мощный.
Зяма открыл рот, явно собираясь поинтересоваться у нового знакомого, что он собирается делать в лопухах с небольшим, но мощным фонариком, но я своевременно наступила не в меру любопытному братцу на ногу, и он сказал совсем не то, что намеревался:
– Ой, больно! Дюха, ты чего?
– Того! – непонятно ответила я. – Попрощайся с Полем и пойдем ужинать!
– До с-с-свиданья, Поль! – послушно прошипел сквозь зубы Зяма, прыгая на одной ножке.
Это напомнило мне, в какой драматический момент я оставила шумное сборище на нашей даче, и, присоединившись к компании у догорающего очага, я первым делом сочувственно спросила Смеловского:
– Как нога, Макс?
– Очень вкусная! – благодушно ответил тот, широким жестом зашвырнув в темноту дочиста обглоданную куриную кость.
Лютик, лежащий у ног папули, как маленький жирный тюлень, с трудом поднял голову, проводил перелетную птичью косточку слегка сожалеющим взглядом, но не сделал ни малейшей попытки встать на лапы.
Я поняла, что под воздействием жареного мяса все драматические события напряженного вечера присутствующими забыты, и полностью переключилась на курицу. Спасибо папуле, он проследил, чтобы обжоры оставили мне славный кусочек!
Я еще сладко чавкала, когда прочие участники трапезы начали подниматься из-за стола. Подгонял всех оператор Саша. Он заметил в ночном небе одинокую пухлую тучку и был встревожен этим явлением, так как опасался, что облачный покров может быстро разрастись и закрыть едва поднявшуюся луну. А нам необходимо было ночное светило во всей красе. Впрочем, ночь и так не была темной, небо подсвечивали алые всполохи.
– Это зарницы, что ли? – пробормотала мамуля, щурясь на багровое сияние.
– Или большой пионерский костер! – предположил Зяма, вспомнив детство.
– Эй, заканчивайте вечер воспоминаний! Вы, вообще, помните еще, зачем мы здесь? Мы вроде работать приехали, а не отдыхать! – забубнил Саша, устанавливая под развесистой березой операторский штатив и закрепляя на нем камеру.
– Точно, господа хорошие, давайте ближе к делу, мы же не жрать сюда приехали! – сыто рыгнув, поддакнул оператору Смеловский. – Саня, камера готова?
– Всегда готова! – пробасил тот, дергая березовую веточку, как шнурок дверного звонка. – Макс, погляди, как тебе эти листики на переднем плане?
Максим заглянул в видоискатель и сказал:
– Супер! Очень оживляет.
– Кто оживляет, кто омертвляет! – засмеялся Зяма, с намеком посмотрев на мамулю.
Наша родительница передвинула свой стульчик от стола в тыл видеокамеры, ориентируясь на импровизированную съемочную площадку. Лицо у нее сделалось задумчивое и вдохновенное.
– Прям как настоящий режиссер! – восхитился мамулей несносный Зяма. – Люк Бессон потерял бы сон! Надо повесить на спинку стула именную табличку: «Бася Кузнецова».
По паспорту мамулю зовут Варварой, но папуля завет ее Басей, и свои пугающие книжки наша писательница тоже подписывает именно так: «Бася Кузнецова».
– Зяма, ты еще здесь? – прикрикнул на весельчака Максим. – А ну, живо на грим! Анька, давай запанируй его!
– Дуй сюда и дай мне свою физиономию! – скомандовала Зяме Анна, устроившаяся на свободном от остатков пиршества краешке стола с раскрытым чемоданчиком.
– Тебе, Анечка, я готов дать не только физиономию, но и все прочие части своего организма! – игриво ответил Зяма.
– Закрой, пожалуйста, рот! – покраснев, попросила девушка.
Зяма послушно заткнулся, но продолжал прожигать Аню взглядом. С учетом того, что в глаза себе братец вставил линзы красного цвета, взгляд его был воистину пылающим.
Анна ловко раскрасила Зямино лицо белилами и синими тенями, после чего сказала:
– А теперь открой рот!
– Я…
Зяма начал было говорить, но Анька бесцеремонно сунула ему в рот вставные зубы. Сияние естественной улыбки заметно усилил фосфорический блеск дюймовых глазных клыков. Превращение пышущего здоровьем жизнерадостного молодого мужчины в полнозубого синюшного вампира завершил длинноволосый смоляной парик.
