Жена Синей Бороды - Ольга Геннадьевна Володарская
Мальчик растерялся. Закопать? Выбросить? Бросить в печь?
Вдруг Федор замер, разжал обхватившие хвост пальцы. Я не буду этого делать! Я хочу посмотреть! Увидеть, изменится ли лицо бабки при виде окровавленного кошачьего трупа. Он засел в кустах и стал ждать. Алевтина показалась совсем скоро. Выйдя из дома с черного хода, она зычно звала Елизара и оглядывалась по сторонам.
- Елиза… - Бабка как вкопанная застыла, так и не договорив. Потом присела, приложила свою большую морщинистую ладонь к маленькой кошачьей головке и скупо, совсем не по-бабьи заплакала. Федор обомлел. Алевтина могла чувствовать. А значит, страдать. В этот миг ему многое открылось. Первое - это то, что люди могут любить животных больше, чем себе подобных. Второе - у каждого есть своя слабость.
Когда бабка, прижав завернутого в фартук кота к животу, ушла, Федор все не мог пошевелиться. Эта бессердечная баба оплакивала дохлую тварь, а над своим внуком не проронила и слезинки! И тут Федор прозрел… Он всегда считал, что главное в его отношении к ней - это чувство страха. А оказалось теперь, что он ее ни капли не боится.
Просто НЕНАВИДИТ! И он обязательно ей отомстит!
Все эти мысли вновь и вновь проносились у него в голове, стоило ему припомнить тот день. Поэтому он и приходил на могилу Елизара, чтобы воскресить свою ненависть и воссоздать картину казни. На этот раз посидел он у забора недолго, он вспомнил, что обещал деду переписать несколько накладных: тот вел всю бухгалтерию сам и в последнее время из-за старческой дальнозоркости делал много ошибок в документации.
Вообще к патриарху у Федора было особое отношение. С той же силой, с какой он ненавидел бабку, он любил деда. Теперь он его не боялся, а только уважал. Старший Егоров стал для мальчика идолом, кумиром, именно на него ему хотелось походить во взрослой жизни. Отец же не вызывал в Феде никаких сильных чувств: да, он его любил, но скорее из-за того, что именно с ним у него были связаны самые счастливые детские - сейчас-то он уже не ребенок - воспоминания. Уважения, по мнению сына, Григорий был не достоин, а это для Феди было самым главным в отношении к людям.
Дядьку Ваньку Федор вообще презирал. С детства мальчишка понял, что прав тот, кто сильнее, а сильнее тот, кто умнее, а дядя, хоть и обладал недюжинной грузоподъемностью, умишком не блистал, вот и не считался Федор с ним. К тетке, правда, он относился с симпатией. Та ему нравилась за упрямство и бесстрашие, делала она то, что хотела, а на мамкины угрозы отвечала всегда презрительной улыбкой. Кузенов своих, трех детей тетки Лены, Федор не воспринимал, они казались ему глупыми, хоть и были гораздо старше, ограниченными и бесперспективными. Отца их, то ли барона, то ли князя, он даже за человека не считал - так, обычный пустоголовый павлин-приживала.
Больше в их мрачном доме никого не привечали. Друзей у Федора не имелось. Он так стремился к лидерству, что у него были либо враги, либо подпевалы. Да и неинтересно ему было со сверстниками. Самым большим его другом был дед, вот уж возле кого он мог часами отираться. Старику это страсть как нравилось, только он виду не подавал. Буркнет, бывало, что-то невразумительное, когда внук надоест своими расспросами, улыбнется втихую, кликнет кучера и - айда! - вместе с Федькой на фабрику. Дела срочные решать.
В одну из таких поездок и произошло событие, которое многое изменило в мироощущении Федора. Помнится, ехали они по Сенцовской площади, обширной, старинной. Граничила она с набережной и с Народной площадью, так что, почитай, самый центр. Лавок много на ней располагалось, контор, рынок имелся, почтовое управление, рядом резервуар для воды, что питала городской водопровод. Эту площадь и пересекали Егоровы в открытом экипаже, когда на их пути неожиданное препятствие возникло. Дед поднялся во весь рост, прищурился, Федор сделал то же и увидел, что в густой грязи, которая окружала наряду с обширными лужами резервуар, застрял мучной обоз. Выезд на Народную был полностью отрезан, и несколько колясок и телег стояли в отдалении, ожидая, когда уберут баррикаду.
- Деда, а не наша ли мука? - тихо спросил Федор, дергая старика за рукав.
- Чай, наша, с фабрики везут.
Дед сел на свое место, призадумался. Неожиданно из почтовой конторы выбежал лихой полицейский с аккуратными бачками и в идеально сидящей на нем форме. Позвякивая саблей, он пронесся через площадь, подлетел к обозу и начал визгливо отдавать приказы расстроенным мужикам-возчикам, при этом активно жестикулируя.
- Что за павлин? - в бороду пробормотал дед.
- А не полицмейстер ли новый? - обернулся к Егорову кучер.
- Вот пустозвон он, кажись, - дед недовольно откинулся, он терпеть не мог людей, которые сотрясают воздух почем зря.
Тем временем полицмейстер обернулся, видно, мужики признали своего хозяина и отослали стража порядка к нему. Тот, для солидности нахмурив брови, направился к Егорову. Походка у него была стремительная, вид грозный, и Федор сильно оробел при его приближении. Вот как оштрафует сейчас деда, а то и похуже.
- Ваш обоз? - рявкнул он, подойдя вплотную к колесу.
- Ну, мой, - спокойно ответил дед.
- Убрать!
- Хм. - Егоров почесал бороду в раздумье. - Мне вас легче убрать, чем муку.
После чего похлопал кучера по плечу и, не обращая внимания на грозный взгляд стража порядка, так же спокойно уехал.
На следующий день полицмейстера сняли.
Когда Федор узнал об этом, он не мог уснуть. Он даже не предполагал, что деньги могут дать такую власть. Он всегда хотел быстрее вырасти, приумножить дедовы капиталы, построить свою мельницу, стать таким же богатым и уважаемым. Но Федор и не мечтал стать всесильным! Вот с того дня он стал мечтать и об этом. И все больше подгонял время.
Глава 4
Федор стоял во весь рост на телеге и всматривался в даль. По бескрайней степи ехали, катили, тянулись фуры, телеги, обозы, повозки и кибитки. Лошади, быки, даже странные
