Таня Танк - Няка
Вернувшись домой около двух ночи, Зина принялась трезвонить в дверь и бухать в нее сапогами. На душе у нее дудели саксофоны и бренчало фортепьяно. Ее тянуло на мелкие хулиганства.
– Есть что пожрать в доме? – громко поинтересовалась она у Криворучко.
– Жареная картошка, пельмени, жюльен сегодня готовила… Кстати, тебе сюрприз.
На цыпочках проследовав на кухню, где спящая «кузина» исторгала горлом затейливые рулады, Оксана вынесла в прихожую цветочную композицию, оформленную с претензией на вкус.
– Принес курьер, в девять вечера, – зашептала Криворучко. – Ой, Зин, как я тебе завидую. Только не бросай меня, когда выйдешь за него замуж…
– Замуж? Я там никого не знаю, – буркнула Зинка. – Хотя…
В порыве чувств она опустилась перед корзинкой на колени и на всю мощь легких вдохнула аромат цветов.
– О мой няка! – прошептала она. – Эпическая сила, как я счастлива!
* * *В полдень следующего дня Зина, одетая в теплые угги, взятые напрокат у Криворучко, катила в такси по направлению к элитному загородному поселку Березополье.
– Решила поддержать тебя в трудную минуту, – позвонила она Катюшке с КПП. – Прикажи этим держимордам впустить меня в периметр.
Через несколько минут взволнованная Стражнецкая обнимала ее на пороге отчего дома:
– Как я рада, что ты приехала! Теперь никто не посмеет бросить в меня камнем. Я была с подругой!
– Главное – побороть его сопротивление, – давала Рыкова последние наставления. – В крайнем случае, подсекай и вали. Это безотказное средство обольщения. Кстати, где будет происходить заклание нашего агнца?
– Пойдем, пойдем, – и Стражнецкая распахнула перед ней двери будуара Карачаровой.
– Милая, это пошло, – поморщилась Зина. – И какой тренажерный зал можно разместить на этих двадцати квадратах? Но самое главное – эта комната никуда не ведет.
– Ну и что? – недоуменно спросила Катюшка.
– А то, что в случае непредвиденной ситуации ты никуда не сможешь сплавить своего любвеобильного скромника. Если тебе дорога честь, быстро меняй дислокацию!
Прочесав дом, приятельницы подыскали подходящее помещение. Это были гостевые апартаменты, состоящие из двух смежных комнат, каждая из которых имела свой выход на этаж и на общий балкон.
– Эта конструкция словно создана для разврата! – восхитилась Рыкова. – Ты увлекаешь ушастого сюда и на кушетке ведешь с ним свои куртуазные диалоги. А я сижу в соседней комнате, прислушиваюсь ко всем шорохам… в общем, стою на страже вашего хрупкого счастья. Если услышишь удар в стену – принимай более приличную позу. Если услышишь свист – немедленно вталкивай зайца ко мне, а уж я его как-нибудь замаскирую былинками и еловыми веточками.
– Но эта комната по метражу тоже не похожа на тренажерку, – возразила Катюшка.
– Верно. Поэтому сначала ты ведешь его в гостиную и говоришь, что будешь ломать эту стену и ту… в общем, несешь всякую пургу насчет проекта. Когда он выговорится, приглашаешь его перекусить и приводишь сюда…
– А если он откажется перекусить?
– Эти ребята жрут по десять раз на дню. Очень уж боятся, что мышцы сдуются. Скажи, что его ждет деревенский творог со сметаной, яичница из пяти яиц и отварная индюшачья грудка. Уверяю, он вприпрыжку поскачет в западню!
– Так жестоко, – прошептала Стражнецкая. – Позвать человека обедать, а вместо этого…
– Увы, – поддакнула Зинка. – Жизнь вообще жестокая штука… Да не гундось ты! Чем скорее признается в любви, тем быстрее получит обед! Верно?
И приятельницы расхохотались.
* * *Около одиннадцати вечера Зина возвращалась домой. Приплюсовывая к одной сумме с тремя нулями другую сумму с четырьмя, она каждый раз сбивалась со счета, тихо материлась и начинала прикидывать заново. На ее губах играла плутовская улыбка.
– И это семья депутата Эмской Рады! – причмокивала она. – Весьма достойный пример для электората! Муж отчалил с любовницей и по совместительству – тещей, безутешная супруга в лучших традициях порно вызывает инструктора по фитнесу…
Едва Зинка свернула к своему подъезду, как наперерез ей шагнула мужская тень. Это был Бекетов.
– Где ты была так допоздна? – взволнованно заговорил он. – Почему не брала трубку? Я места себе на находил.
– Да так, участвовала в облаве на одного глупого зайца.
– На какого зайца? Какая облава? Неужели ты продолжаешь свое расследование?
– Что делать, – горделиво вздохнула Рыкова. – Пепел Клааса стучит в моем сердце.
– Зизи… Зина, я очень за тебя переживаю. Разве заниматься расследованием – это твое дело? Выводить негодяев на чистую воду должны не журналисты, а полиция.
– Пробовала я спихнуть это дело на них…
– Как? Ты была в полиции?
– И в полиции, и в Росздравнадзоре.
– И что же?
– Они обдали меня презрением. Их более чем устраивает официальная причина смерти Ульяны. Они не видят ничего подозрительного в гибели Ревягиной. А при упоминании о бутылочках словно по команде хватаются за животики. Впрочем, ты тоже считаешь, что это плод моей воспаленной фантазии…
– Я не могу утверждать это стопроцентно.
– В общем, радуйся, я решила оставить это дело. Правда, редакторша никак не хотела униматься. Какую-то распечатку раскопала в Интернете. Представляешь, виртуальный дневник некой дебилки о том, как она худела с помощью няки!
– Няка? – недоуменно переспросил Миша. – Это еще кто такой? В смысле, что за новое средство?
– Почему ты решил, что это средство?
– Ты же сама сказала: девочка худела с помощью няки.
– Девочка? Я сказала: дебилка. Может, это жирная корова лет пятидесяти? Ой, пардон…
– Ну хорошо, – улыбнулся Миша. – Бальзаковская дама весомых достоинств ела какую-то няку…
– По-моему, все-таки пила. Только не няку. А настой каракумской колючки. Это единственное рациональное зерно, которое я нашла в многословном слащавом сюсюканье этой Лулу.
– Ты вся в своем расследовании, – вздохнул Бекетов. – Буквально живешь им.
– А, – махнула рукой Зинка. – Наверно, брошу его совсем. Дивидендов оно мне приносит мало… я имела в виду, моральных. Одна бесплодная беготня с мокрой спиной.
– Я не могу тебя заставить это сделать, но знай: если ты и правда оставишь это дело, я стану почти счастлив, – многозначительно произнес Миша, неотрывно глядя Зине в глаза. – Счастье мое, как я мог жить без тебя все эти 25 лет? Страшно представить, треть жизни…
И он нежно поцеловал Зину в обе щеки, а потом слегка коснулся губами ее ярко накрашенного рта.
А спустя час ей названивала Катюшка:
– Зиночка, милая, что все это значило? Зачем ты принялась колотить в стену в самый романтичный момент, когда зайчик запнулся о ковер и упал на кровать? Почему уехала, не дождавшись меня? Мне так хотелось обсудить с тобой детали свидания…
– Увы! Я была вынуждена броситься в погоню, – мрачно отвечала Рыкова. – Катенок, мужайся: на балкон проник некто с фотоаппаратом. Чует мое сердце, негодяй кое-что успел отщелкать.
– Ну и что он мог отщелкать? Я не сделала ничего плохого! Вернее, не успела, – разомлев, хихикала Катюшка.
– Я, конечно, не могу ничего утверждать, поскольку, сидя в этом чулане, пропустила все самое интересное, – с сарказмом отвечала Зинка. – Но интуиция подсказывает мне, что ты скомпрометировала себя, дорогуша.
* * *Стражнецкий и Карачарова сидели в небольшом ресторанчике загородного пансионата. Они правильно рассудили, что в конце марта, да еще и в будни, заведение не будет ломиться от отдыхающих, и они смогут насладиться тремя днями свободной любви вдали от любопытных глаз. Костик был искренне рад этой вылазке – он считал Ольгу единственной женщиной, которая его полностью понимает. Иной раз в ее отношении к любовнику проскальзывало нечто материнское, от чего Стражнецкий ненадолго становился податливым материалом, из которого можно было лепить если не все, то очень многое.
Он рано лишился матери. Красивая студентка медучилища Елена вышла замуж за научного сотрудника Илью Стражнецкого, едва ей исполнилось 18, а в 19 уже родила Костю. Елена Ивановна работала инструктором лечебной физкультуры в одной из больниц Эмска, Илья Михайлович занимался секретными разработками в области ядерной энергетики. Так прошло 10 лет.
И вот однажды Елена Ивановна не вернулась из командировки в Москву. По коротким фразам отца Костик понял, что мать жива и здорова, но больше с ними жить не будет. И лишь спустя год мальчик узнал, что его родители развелись, и у Елены Ивановны теперь новый муж. Больше он никогда ее не видел.
Он явно недополучил требовательной материнской любви, поэтому некоторая жесткость, с которой обращалась с ним Карачарова, не вызывала у Костика протест, а, наоборот, все сильнее привязывала его к Ольге. Он был уверен, что они никогда не расстанутся, и в порыве чувств время от времени говорил это любовнице. Повторил и сейчас.
