Дарья Донцова - Домик тетушки лжи
Сон пропал. Я села на кровати, потом встала, подошла к балкону и закурила. Надо же, так перепугалась, когда увидела летящее вниз тело, одетое в свитер Аркашки. Интересно, а как бы я поступила, случись у нас дома, не дай бог, история, как у Кристалинских?
Вздрогнув, я вернулась в кровать. Иногда не следует задавать себе кое-какие вопросы…
Натянув одеяло на голову, я продолжала лежать без сна. Потом опять встала и закурила, старательно выгоняя дым в форточку. Надеюсь, что господь никогда не пошлет мне подобное испытание. Впрочем, если Кешка изменит жене, я сделаю все, чтобы спрятать от Зайки неприятную правду…
Окурок полетел вниз. Дрожа от холода, я нырнула под одеяло. Ну, Дашутка, наедине с собой надо быть честной. Я никогда не смогла бы выгнать сына из дома, ни в каком случае, это абсолютно исключено, и поведение Сони Кристалинской кажется мне по крайней мере странным.
ГЛАВА 17
Утром меня разбудил громкий лай Банди. Часы показывали семь. Вспомнив, что сегодня нужно ехать к Гене Кристалинскому, я, охая и вздыхая, сползла на первый этаж, где наткнулась на гроб. Возле полированного ящика стоял Борис, гневно выговаривающий питбулю:
– Слышь, парень, ей-богу, мне это надоело!
– Что случилось? – поинтересовалась я.
Режиссер пропел:
– Дашенька, доброе утро. Извини, разбудил тебя.
– Ничего, мне пора уходить.
– Все убегаешь, – придвинулся совсем близко мужик, – не хочешь даже разговаривать.
И он неожиданно обнял меня за плечи.
– Ну что ты, – я попыталась вывернуться из цепких объятий, – просто у меня работа!
– А Маня сказала, ты бросила преподавать.
Обозлившись на болтливую сверх всякой меры дочь, я быстро нашлась:
– Действительно, я прекратила одно время сеять разумное, доброе, вечное, но теперь опять взяла группу.
Борис придвинул лицо совсем близко.
– Ну хоть вечерок посиди дома, дай возможность за тобой поухаживать…
– Извини, – вертелась я, словно червяк под каблуком, – боюсь, это не понравится моему бойфренду.
Борис разжал кольцо рук.
– У тебя есть любовник?
Решив сменить скользкую тему, я быстро спросила:
– Что наделал Банди?
– Лезет все время спать в гроб, – возмутился режиссер, – просто отвратительно!
– Сегодня же прикажу Ивану разломать ящик в куски, – пообещала я.
– Ни в коем случае! – перепугался Борис. – Ты с ума сошла!
– Но этот похоронный атрибут надоел мне до жути, – ответила я, – мало того что занимает много места и вообще выглядит отвратительно, так еще Бандюша избрал его любимым местом для отдыха, а мне категорически не нравится, когда собака спит в гробу!
– Дашенька, – вздохнул режиссер, – если тебе и впрямь некуда девать сей предмет, подари его нам.
– Зачем?
– Мы бедные киношники, вечно экономящие средства. Сериал, который сейчас снимаем, нельзя назвать даже малобюджетным, он крохотнобюджетный, у нас жалкие копейки. Честно говоря, нам просто повезло с вами, потому что сумели сберечь кучу средств, оказавшись в Ложкине. Сняли ваши интерьеры, машины… Будем работать с животными… И уж совсем подфартило с гробом. В сценарии есть сцена шикарных похорон, поняла?
– Ладно, – кивнула я, – только после окончания съемок все равно нужно сжечь его.
– Заберем гробик с собой, – пообещал режиссер.
Потом он неожиданно опять обнял меня.
– Ну так как? Приедешь сегодня пораньше? Впрочем, если хочешь, можем встретиться в городе.
– А твоя жена как посмотрит на эту ситуацию?
– У меня нет жены, – изумился Борис.
– Ты же говорил про сына…
– Мы давно в разводе, я абсолютно свободен, без каких-либо обязательств…
– А я нет… У меня есть старый любовник, можно сказать муж…
– Да? – недоверчиво протянул режиссер. – Что-то он у вас в доме не появляется…
– Сегодня увидишь, – пообещала я и, мигом натянув куртку, вылетела во двор.
Стоял дикий холод, и оглушала пронзительная тишина, которая бывает только ясным, морозным, ранним утром в деревне. Моментально замерзнув, я влетела в гараж. Надо было надеть шубу, кстати, не помешало бы выпить кофе… Только из-за противного, приставучего мужика приходится спешно уезжать из дома. Интересно, он долго собирается снимать тут свой идиотский сериал? Сколько времени они обычно делаются? Я никогда не смотрю «мыльную» продукцию, вернее, не включаю телевизор, когда идут «семейные» и «любовные» драмы. Вот криминальные истории обожаю. Про Коломбо, ментов и Леху Николаева знаю все.
Прямо из гаража я позвонила Дегтяреву.
– Алло, – пробормотал сонный голос.
– Привет, это я.
– Дарья? – удивился Александр Михайлович, потом помолчал и в ужасе спросил: – У меня будильник сломался? Который час?
– Полвосьмого.
– Что у вас случилось?! – почти выкрикнул полковник.
– Да ничего, полный порядок.
– Зачем звонишь тогда в такую рань? – сбавил тон Дегтярев.
– Приезжай к нам сегодня ужинать…
– И ты проснулась ни свет ни заря, чтобы позвать меня?
– Конечно, боялась, что на работу убежишь!
– Могла не стараться, – вздохнул Дегтярев, – сегодня пятница, я так и так к вам собрался прикатить.
– Хочешь, заеду за тобой?
– Давай.
Договорившись с полковником, я метнулась в Чапаевский переулок. Часы показывали четверть девятого, когда «Рено» послушно замер возле нужного дома. От души надеясь, что Геннадий не ушел к метро, я взлетела на второй этаж и принялась звонить в дверь. Раздалось шарканье, и дверь распахнулась.
Я знаю, что пьянство никого не красит. Мой последний муж был запойным алкоголиком, собственно говоря, именно по этой причине я и разошлась с ним в свое время. Некоторые люди могут пить годами, но все равно ухитряются прилично выглядеть, другие за месяц превращаются в жалкое подобие человека. Мой бывший муж и стоявший сейчас на пороге Гена Кристалинский были из второй категории. Насколько понимаю, еще ранней осенью Геннадий шикарно одевался, посещал дорогой парикмахерский салон, ездил на новенькой иномарке и мог позволить себе любую прихоть. Сейчас мой взгляд упал на чучело.
В темноватом коридоре, держась одной рукой за ободранную стену, стояло, покачиваясь, существо, одетое в рваные, грязные джинсы и давно не стиранную, замызганную рубашку. Темные сальные волосы напоминали шерсть нерасчесанной персидской кошки, мутные глазки плавали под красными, воспаленными веками. Пару секунд помятая личность тупо смотрела на меня, потом раздвинула узкие губы, прячущиеся в трехдневной щетине, и просипела:
– Чего надо?
Мне в нос ударил аромат перегара и нечищеных зубов. Стараясь не дышать, я вытащила из сумки бутылку пива и покачала ею перед носом парня.
– Хочешь?
– Давай, – оживился хозяин.
Не выпуская емкость из рук, я шагнула в квартиру и решила на всякий случай уточнить:
– Ты Геннадий Кристалинский?
– Уж не знаю теперь, – вздохнул парень, – раньше и впрямь меня так звали, но теперь, похоже, имя мое «Никак» и звать меня «Никто».
Русский человек – философ от рождения. Французский бомж, или, как называют там людей подобной категории, клошар, веселое, необремененное никакими особыми думами существо. Летом ночует под мостами, радуясь каждой бутылке дешевого вина, попавшей в руки. Зимой, прячась от сырости и холода, перебирается на какую-нибудь жилплощадь, где коммунами обитают подобные ему экземпляры. Бродяга-француз не корчит из себя Сартра и Камю в одном флаконе. Чаще всего он честно признается: да, пью, потому что обожаю такой образ жизни. Времяпрепровождение в коробке из-под холодильника на берегу Сены милее мне, чем скучное, буржуазное прозябание. Клошар доволен собой и окружающим миром. Милостыню он клянчит весело, не ноя и не жалуясь… Кстати, малочисленные парижские нищие, которых, впрочем, вы никогда не встретите на Больших бульварах или Елисейских Полях, никогда не стоят просто с протянутой рукой. Они пытаются хоть как-то закамуфлировать свою деятельность. Делают вид, что торгуют спичками, или пытаются играть на гитаре.
Российский алкоголик мигом объяснит вам, что вступить на отвратительный путь пьянства его заставила жуткая трагедия, достойная стать сюжетом для Федора Михайловича Достоевского. Наш пьющий соотечественник мучается, постоянно испытывает комплекс вины, стенает, плачет, ноет, портя жизнь не только себе, но и всем окружающим. Вот он, дрожа от похмелья, дергает вас за рукав возле ларька и бормочет:
– Умоляю, один рублик, на лекарство для смертельно больного ребенка, я – ветеран афганской войны, потерял половину внутренностей…
Естественно, вы не верите, но потом делается неприятно, а вдруг правда про ребенка? Опрокинув «пузырек» с дешевым красным вином, клошар становится счастливым. Наш бомж, скушав «огнетушитель», мучается раскаяньем и стыдом до следующей дозы. Вот и Гена расфилософствовался с утра пораньше. Решив растоптать в зародыше это желание, я протянула ему «Балтику».
