Ирина Потанина - История одной истерии
— Я уже устала ждать. Присаживайтесь, — поприветствовала нас режиссерша.
Я подумала, что вообще-то и так сижу, но решила не разрушать светскую атмосферу конкретикой.
— Итак, вы сработались, — режиссерша подняла стакан с соком так, будто собиралась провозгласить тост.
— С г-ном Шумиловым? — вежливо поинтересовалась я, — О, да, сработались! — я не удержалась от подражания «широким» интонациям Зинаиды Максимовны, — Уже несколько раз. Он то нанимает нас, то увольняет. Правда, потом неизменно нанимает вновь. Пока совместная работа этим ограничивается.
— Как это мило! — тоскливо вздохнула режиссерша, сдув в воду несколько салфеток из салфетницы, — Аллочке эта ваша деятельность, я так понимаю, сулит большую пользу.
— Возможно, все еще наладится, — понимая, что режиссерша имеет в виду противоположное, заверила я.
«Стоп! А почему это Зинаида говорит только об Аллочке? За Ларису она, что ли, не так переживает? Возможно, Алла была Зинаиде ближе остальных актрис. Ведь и в розыск подала Зинаида, и в разговоре со мной по поводу исчезновения Аллы больше всего сокрушалась…» — порожденная идеями Тигры, подозрительность оформилась, наконец, в мысли, — «Если они, скажем так, дружили, то режиссерша вполне могла быть тем человеком, которому Алла звонила накануне исчезновения. Как бы это проверить?»
Мысль о Жорике и его методах пришла мне в голову быстрее, чем я осознала, что с мудрой режиссершей такой дешевый блеф может не пройти.
— На самом деле, наладится или нет, — довольно строго проговорила я, — зависит еще и от вас, Зинаида Максимовна. От вашей степени откровенности. Скажите, почему вы не сообщили милиции, что вечером, перед своим исчезновением, Алла звонила вам, а не мужчине, как показалось вахтерше?
Громко клацнула зубами Тигра. Девочка попыталась вернуть на место отвисшую от моей наглости челюсть.
— В смысле? — возвращая маленькое круглое пирожное обратно в тарелку, поинтересовался муж Масик. Потом секунду подумал и немного повысил голос, — Понимаете, Зинаида — личность творческая, ей можно. Кроме того, эта личность — моя жена, значит ей можно всё…
Масик растерялся, потому что еще не придумал, какой презент вручить мне, и как сделать это незаметно для режиссерши. Неужели моё воображение так точно всё угадало? Эх, ну почему оно не страдает ясновидением тогда, когда это нужно. Подчиняйся оно мне полностью, я, возможно, ушла бы из детективов и заделалась в гадалки.
Всё это время Зинаида Максимовна пристально смотрела на меня. Хорошо смотрела, с одобрением. Надо же, какой ясный цвет у её синих глаз. Может, линзы? Приподнятые брови режиссерши свидетельствовали о крайней стадии удивления.
— А я сообщила, — наконец, прервала затянувшуюся паузу Зинаида Максимовна.
На этот раз крайняя стадия удивления постигла меня.
— В смысле? — столь же глупо, как Масик несколько минут назад, поинтересовалась я, — Нет, я, конечно, понимаю, вы личность творческая, вам можно… Но…
— А вы, оказывается, хороший детектив, Катерина Кроль, — еще больше усугубила моё смятение Зинаида.
— Нет-нет. Это не совсем я. Это Тигра вот придумала, а я просто на вас всё спроецировала, — зачем-то принялась оправдываться я, потом взяла себя в руки, — То есть Алла разговаривала с вами перед исчезновением?
— Да. Но только один раз. Второй раз девочка действительно звонила какому-то мужчине. Вахтерша уверят, что слышала, как во время второго звонка Алла кричала кому-то: «Ты совсем с ума сошел!» А во время первого звонка Алла разговаривала спокойно. Я — кричала. То есть вахтерше показалось, будто я кричала, и еще ей показалось, что я мужчина. На самом деле, как вы уже могли заметить, я всегда так разговариваю, — Шумилов с Георгием, несмотря на расстояние между нашими столиками, внимательно следили за ходом признания режиссерши, — Я не сказала вам о своем разговоре с Аллой, потому что тогда пришлось бы рассказать, о чем именно говорила девочка. А это могло бы её скомпрометировать.
— И вы?! Да сколько это будет продолжаться! — на этот раз и мою речь тоже имел возможность услышать весь городской парк, — Складывается впечатление, что вы все мечтаете, чтобы девочки не нашлись! Вы не имеете права скрывать от меня факты! Каждый из них может стоить пропавшим жизни!
Моё мастерство по части накручивания самой себя, в последнее время перерастало в умение закатывать грандиознейшие истерики.
— Та-а-к, — вздохнул Масик, протягивая мне стакан с соком, — Похоже, вы тоже личность творческая.
— Перестаньте, пожалуйста, — с опаской покосилась на меня режиссерша.
Я решила пойти навстречу. Выпила сок и замолчала. За одно это, все обитатели парка должны были согласиться поверять мне свои сокровенные тайны.
— Не объяснитесь — она снова закричит, — демонстрируя изрядную жестокость, сообщила режиссерше Тигра.
— Ой, да что же тут объяснять… Я все рассказала милиции, попросив их не афишировать этот момент. Так что моя совесть чиста. Правда, милиция вообще не стремилась что-либо афишировать… Они вообще ничего не собирались делать… И сейчас не собираются! Сволочи! Недееспособные гады!
Похоже, «недееспособные и сволочные» работники органов составляли мне выгодный фон. Выругавшись на них, режиссерша посмотрела на меня с еще большей симпатией и смягчилась.
— Впрочем, я действительно не права, — призналась она, резко склонив голову, — Доверять, так полностью. Каюсь и обещаю исправиться. Я расскажу вам, г-жа Кроль, зачем звонила мне Алла.
Театральная режиссерша сделала торжественную театральную паузу.
— Ну? — хором не выдержали мы с Тигрой, Жорик со Шумиловым и еще человек десять слоняющихся в окрестностях прохожих.
— Я расскажу вам это наедине.
Я не могла сдержать усмешки, глядя на перекошенную физиономию Георгия. Самое ужасное, что может представить себе детектив Собаневский — это тайна, которую доверили не ему. Зинаида томно подмигнула мужу и попросила его временно удалиться. Бурча себе под нос обиженное: «Мы так не договаривались…» Тигра пересела на сиденье к огромному Масику, которому пришлось потесниться. Изгнанники удрученно погребли к соседнему столику.
— Скажу вам сразу, Алла — девочка с очень непростой судьбой и сложным характером. Я была у неё единственным близким человеком, — начала свой рассказ режиссерша, переходя на пониженную громкость.
Я поразилась тому, как легко Зинаида Максимовна регулирует силу собственного голоса. Ведь и не шепчет вроде. Нормально говорит. А получается тихо.
— Алла почти не жила с родителями. Пятая дочь в многодетной семье, мечтающей о рождении сына, девочка была нежеланным ребенком. Когда она родилась, отец семейства целый месяц не разговаривал ни с ней, ни с другими детьми. Обиделся.
— И, слава богу, что молчал, — зачем-то вмешалась я, — Таким дуракам лучше вообще не разговаривать. Тогда у окружающих проблем меньше.
Со временем Алла тоже стала так считать, — продолжила Зинаида Максимовна, вдруг начав певуче растягивать гласные, — Но в детстве отцовская благосклонность казалась ей самой желанной вещью в мире. Старшие сестры — Анна, Анжела, Анастасия и Ангелина (все на «А») — невзлюбили сестренку, считая её причиной плохого отцовского отношения ко всей семье. Крепкий комплекс вины терзал душу трехлетней Аллы, и когда мать отдала её на воспитание своей бездетной сестре. У тетки Алла тоже не прижилась — муж тети Ляси, человек мягкий, но пьющий, наотрез отказался кормить чужого ребенка. Тогда Аллочку — сиротку при живых родителях — забрала к себе сестра этого мужа, Мария, Дети Марии давно уже выросли и разъехались по всей стране, поэтому женщине было одиноко. Она с радостью приняла к себе Аллочку — сиротку при живых родителях. Всю свою житейскую мудрость, всю неуемную энергию, взрастившую трех дочерей и сына (Зиночку, Клавочку, Катюшу и Коленьку) пустила Мария на Аллочку — смышленую девчушку с испуганными глазами и воробьиной взъерошенностью — сиротку при живых родителях.
То, что режиссерша превратила свой рассказ в пародию на былинное сказание, никак не давало мне возможности сосредоточиться на фактах. От обилия имен, эпитетов и прочей лишней информации у меня совсем помутнело в голове. Неизвестно зачем, я принялась записывать имена сестер Аллы и детей Марии. Потом поймала себя на том, что тщательно подчеркиваю появившуюся вдруг в блокноте надпись «сиротка при живых родителях». Все-таки режиссерша влияла на меня как-то очень странно.
— Когда Алле было девять, — не ведая о моих проблемах, продолжила Зинаида Максимовна, — родителей начала мучить совесть, и они попытались забрать девочку обратно. Мария не отдала. Отец Аллочки обиделся и целый месяц не разговаривал с женой и остальными дочерьми. Такого горя семья перенести не могла. Мать Аллочки отсудила дочь. Последующие восемь лет Алла провела в бегах. То она сбегала от родителей и возвращалась к Марии, то возвращалась обратно в отчий дом, ведомая за руку, а то и за ухо, бессердечными представителями власти. То, накопив мелочь, которую каждую субботу очередные молодожены кидали на счастье в местный пруд, Алла покупала билеты и отправлялась в путешествие к какой-нибудь из дочерей Марии. Но и там милиция находила девочку, неизменно возвращая её родителям. Зимой, когда Мария умерла от старости, Алла убежала в лес, намереваясь замерзнуть насмерть. Девочку отыскали и в лесу (тогда милиция почему-то работала качественно) и, промерзшую, но живую, доставили в ненавистный дом. Мать и четыре сестры — Анна, Анжела, Анастасия и Ангелина — уже сами были не рады и искренне сочувствовали мукам Аллы. Но изменить ничего не могли: отец неизменно требовал возвращения младшей дочери домой. Постепенно между Аллой и женской половиной отчего дома даже установились теплые отношения. Сестры помогали Алле сбегать, мать умоляла успокоиться, подождать совершеннолетия и ехать, куда глаза глядят. Глаза у Аллы глядели в город. Старшая дочь Марии проживает в нашем городе. В день своего совершеннолетия Алла нагрянула к ней с просьбой помочь устроиться на учебу. Три года подряд Алла проваливала экзамены в институт. Поступив, девочка переехала в общежитие. Захотела пожить совсем самостоятельно. У Аллы сложились очень теплые отношения с дочерью Марии. Девочка делилась с ней самыми сокровенными вещами. Однажды познакомила её со своим возлюбленным — Артуром — очаровательным блондином, единственным недостатком которого было обручальное кольцо. Не желая слушать ничьих советов, готовая отдать все за возможность быть рядом с этим человеком, Алла понемногу сходила с ума. В случайных собеседницах блондина девочке виделись соперницы. В деловых встречах чудилось нежелание уделять ей, Алле, время и внимание. В мягких намеках Артура на бесперспективность их отношений — изысканные издевки. Однажды Алла позвонила старшей дочери Марии и, не в силах сама сносить этот груз, принялась жаловаться на Артура. Она тихо плакала и причитала, а собеседница пыталась успокоить девочку: «Негодяй и подлец? Это даже здорово, что он такой. Не так обидно с ним расставаться будет. Обманывает и тебя, и жену? Замечательно. В компании веселее. Изменяет с твоей подругой? Ну, это ты загнула, у тебя нет подруг». Потом подобные разговоры стали повторяться довольно часто… Они не являлись ничем важным или решающим. Ничего не меняли в жизни Аллы. Стали чем-то вроде традиции…
