Русский вечер - Нина Матвеевна Соротокина
— Завтра же присоединюсь к Кириллу. Будем вместе ломать диск. Только зачем он тебе? Вам, Яночка, надо на дно залечь, а не расшифровывать чужие тайны.
— Борь, не пугай меня. Есть еще одно обстоятельство, которое касается меня лично. Это совсем другая история. Мне есть чего бояться, и пути к страху тоже лежат через Италию. Но сегодня я не буду тебе об этом говорить. У нас и так достаточно материала. Попробуй теперь растолкать всю эту нечисть по полкам. Я ведь не напрашивалась, ты сам пришел. Думай!
— Я думаю, но что-то как-то не стыкуется. Больно все глупо.
— Поздно уже. Три часа ночи.
— А жаль…
— Ты где живешь?
— На «Речном вокзале».
— Мама моя, переться через весь город.
— Может быть, Яна Павловна, я у вас дождусь, когда заработает метро? Мне неловко занимать на такси деньги у ваших соседей.
— Да, пожалуй, они удивятся. Я постелю тебе в гостиной на диване.
— Диванов у вас как в султанском дворце. Нет, настольная лампа мне не нужна. Если мне захочется что-нибудь почитать перед сном, я буду читать стихи наизусть. А сегодня вечером точно была слежка? Я так привык, что за вами табуном ходят мужики, что версия об очередном воздыхателе мне кажется вполне реальной.
14
Борис отлично слышал, как пробудился дом и детский голос спросил:
— Мам, кто это? Почему он у нас спит?
— Это с моей работы. Борис… отчества не знаю. И не кричи. Мы поздно засиделись.
— А почему вы засиделись?
— Потому что разговаривали.
— Он в тебя влюблен, да, мам?
— Не говори ерунды. Поела? Все! Челку причеши, опять она у тебя дыбом. Бери рюкзак. Поехали.
Щелкнул дверной замок. Борис открыл глаза, слез с дивана и прошлепал на кухню. На столе рядом с недопитой чашкой какао лежала записка. «Повезла Соньку в лицей. Пейте кофе. Дождитесь меня».
— Всенепременно! Только жаль, что мы опять на «вы».
Он пошел в ванную. Знал бы, как обернется дело, привез бы с собой зубную щетку и бритву. И тапочки… Тапок большого размера в доме не было, это уже обнадеживает. Ну и вираж! Могли он предположить неделю назад, что эта дива, королева неприступная — Яна Прекрасная обратит на него свой лучезарный взор? Придется чистить зубы пальцем. Ты дурак и неудачник, Борис Опашев! Ты просто случайно попал в поле ее зрения, как пролетающий мимо объект. Не кондор, конечно, и не чайка — пошлейший образ. Мухой жужжащей тоже быть не хочется… «О синева бойниц (глазниц!). Домашний барраж крикливых птиц над каждой башней…» Как там дальше у Бродского? Та-та, та-та, «простор с разбега. И колыбель любви белее снега». Сопли-то утри! Разбежался!
Похоже, что вся Яночкина история не стоит свеч и выеденного яйца. Историю следует закрыть и забыть о ней. Диск надо сломать, выкинуть в помойное ведро. Стоп! Вслед за чужим диском в ту же емкость отправится гордый орел Опашев. Не-ет, это нам не подходит. Такой футбол нам не нужен. Мы будем длить историю с загадочным конвертом из последних сил. Примерим мундир Штирлица, засунем в рот трубку Холмса и кинемся во все тяжкие. Пока над этим домом колеблется, так сказать, завеса тайны, я здесь свой человек!
Когда Яна вернулась, Борис был свеж, бодр, рыжеватая щетина (растет со скоростью сорняка в огороде) отнюдь не портила общего вида. Посуда была помыта, стол накрыт, ландыш соседствовал с йогуртами и вареными яйцами.
— Хозяйственный, — проворчала Яна.
Она не выспалась, под глазами наметились синие тени. Отсутствие макияжа, с точки зрения Бориса, не только ее не портило, но придавало необычно милый, домашний вид. Словно рекламная примадонна, глянцевая женщина-вамп, отпозировав объективу, закрыла голый пупок, сунула напедикюренные ноги в тапки и убрала с лица абстрактное и недоброе выражение, с которым взирала на мир.
— Курить на пустой желудок вредно, — прикрикнул Борис, видя, что Яна потянулась к сигарете.
— Я уже пила сок.
— Пусть после сока американцы курят, а у нас на родине — только после полноценного завтрака. Я тут порылся в вашем холодильнике. Очень рекомендую творог.
Они чинно выпили по чашке кофе. Неторопливый разговор велся в лучших традициях: «пасмурно?» — «не только пасмурно, но и сыро» — «для мая вполне нормальная погода» — «дождь шел всю ночь» — «хорошо, что не снег»… Наконец Яну прорвало:
— Хватит в дурочку играть. Высказывай версии!
— Версия у меня одна, — бодро начал Борис, — все это достаточно серьезно. Тип в римском аэропорту передал конверт в Москву таким экзотическим способом неспроста. Либо за ним уже была слежка и он должен был избавиться от секретных документов, либо не явился к месту встречи его связной.
— То есть документы нужно было срочно отправить по месту?
— Именно. План такой. Я сам займусь этим диском, и еще тряхну Кирюху. Думается мне, что интернетовский практичный герой все-таки его подельник. Какую еще вашу тайну он может знать, кроме зашифрованного диска?
— Будем трудиться в двух направлениях, — согласилась Яна. — Сегодня же позвоню итальянцу и назначу ему встречу. Думаю, что мне все-таки удастся растрясти этого Альберти.
— Нет. Встречаться с ним вам не надо. Это опасно.
— Не говорите глупостями! Это Сонькино выражение. По-моему, оно очень точное. Мне надо понять, чего Сержио от меня хочет. Положим, вся эта таинственная публика делает свое полезное грязное дело: поставляет проституток в бордели, торгует наркотиками или сперла из музея меч короля Артура… не важно. Но они-то должны знать, что я не из их компании.
— Они могут подозревать, что вы, хотя бы косвенно, имеете отношение к убийству Виктора, — строго сказал Борис и скосил глаза, опасаясь, что они его выдадут.
Самому ему это предложение казалось верхом абсурда, но еще не то придумаешь, чтобы тебя не отставили от должности. Однако Яна купилась самым примитивным способом.
— Ах, не пугайте меня! Все это ужасно! — она с яростью смяла сигарету в пепельнице и тут же закурила новую.
— Яночка, нежная птица моя, все это бирюльки. Хотите, я вам по-настоящему страшную историю расскажу?
— Как в пионерлагере?
— Страшнее. Я был студент.
— Вы какой институт окончили?
— Физтех. Мы ехали на практику. В дорогу моя престарелая тетка, мир праху ее, золотая была женщина, наделала мне бутербродов. Завернула их в пакет, а потом принялась в страшной суете бегать по дому, что-то она там потеряла. Я не стал выяснять, что именно. Я поспешил на поезд. Ехали долго. Рядом со мной сидела Симочка, беленькая такая, пушистая, как хлебный мякиш.
