Козырная дама - Татьяна Михайловна Соловьева
— Да ну! Неужели и в их рядах есть преступники? И кто же это?
— Некто Пыхов, фельдшер морга судебно-медицинской экспертной службы.
— Надо же, какие дела! — неопределенно протянул Эстет. — Хорошо поработала прокуратура, ничего не скажешь, молодцом!
— Молодцом! — подтвердил и Ворбьев.
Странный у них шел разговор. Ворбьев выкладывал, что знал, Эстет равнодушно слушал и вроде даже с трудом терпел, бросая реплики лишь для того, чтобы не молчать.
Ворбьев был вольным стрелком, в группировку Эстета, которую тот называл «Экологической бригадой», не входил, в общих делах не участвовал. Его задачей была информация, которую он добывал по прямому указанию Эстета либо приносил ему сам, как сегодня. Конечно, подозрение, что тот так или иначе причастен к банде «ассенизаторов», у Ворбьева было, но в какой-то миг он и впрямь засомневался, так ли это? А что, если Эстету действительно рассказ о раскрытой квартирной банде нелюбопытен, он прервет его и, не заплатив ни копейки, отправит восвояси?
Но Эстет разговор не прервал.
— Интересно, многое ли известно следователям? — спросил он.
— Вряд ли… Разве что детали — то, что банда существует более трех лет, что на счету ее немало кровавых дел… Но допросы только начались, а вот чем закончатся…
— И этот… Пыхов, или как его там, тоже участвовал в кровавых делах? — как бы между прочим спросил Эстет.
— Нет, у него была другая задача — поскорее, до того как будет проведено вскрытие, отправить тело в крематорий. Прокуратура, насколько мне известно, собирается шерстить судмедэкспертов. Думаю, для Петрова, начальника экспертной службы, это чревато большими неприятностями, даже если часть их спишут на хроническое пьянство, которым страдает большая часть его работников.
— Это его проблемы… — На этот раз равнодушие Эстета было неподдельным. Проблемы Петрова его нисколько не волновали. — И что этот фельдшер? Говорун?
— У Казанцева, а дело ведет он, все рано или поздно становятся разговорчивыми.
— А кто такой Казанцев? Из ваших?
— Нет, из прокурорских. Следователь. Специализируется на квартирных делах.
— Хороший следователь?
— Странноватый. Но начальство им довольно.
— Значит, далеко пойдет, если никто не остановит… По твоим словам выходит, что взяли не всю банду. А что ж не арестовали главаря?
— Точно не знаю, — честно признался Ворбьев. — Казанцев человек скрытный, подозрительный, себе и то раз в году доверяет, по предварительному обещанию. Но могу предположить, если Горелина оставили на свободе, значит, у Казанцева на этот счет есть какие-то соображения. Он из тех людей, которые просто так ничего не делают.
— Экий ты, право, ушлый! И как умудряешься знать все, что происходит в городе?
— Это у меня с детства. Когда был маленьким, очень любил смотреть по телевизору киножурнал «Хочу все знать», — попробовал пошутить Ворбьев, заглядывая хозяину в глаза.
Хотелось, ох как хотелось ему увидеть в серых насмешливых глаза Эстета если не восхищение, то хотя бы поощрение. Неужто он, Вор-бьев, того не стоит? И суток не прошло после операции по захвату банды, проводившейся прокуратурой и ФСБ в атмосфере строгой секретности, а ему, Ворбьеву, уже известны многие ее детали.
Но Эстет, как всегда, казался спокойным, ироничным и равнодушным, хотя на шутку отреагировал:
— Это хорошо, что любишь все знать. Будут новости, приходи…
Воробьев понял: разговор окончен. Он поднялся из глубокого кресла и открыл было рот, чтобы напомнить о том, что поиздержался, но Эстет, видимо, и сам не забыл, с чего начался их разговор. Пройдя к огромному письменному столу, занимавшему чуть ли не половину его просторного домашнего кабинета, достал из ящика конверт с деньгами.
Ворбьев улыбнулся благодарно, спрятал конверт в сумочку-визитку, болтавшуюся на руке, попрощался и вышел.
Сведения, добытые Ворбьевым, действительно были любопытны. Но требовали некоторых уточнений. Эстет подошел к телефону, набрал по памяти номер. Голос в трубке возник сразу же после первых гудков, будто звонка ждали.
— Ты в городе?
— Да, — настороженно ответил невидимый собеседник, соображая, что могло стоять за звонком Эстета.
— Что творится на белом свете, знаешь?
— Лето наступило…
— Остришь? — холодно спросил Эстет.
— Это я так, — стали оправдываться на том конце провода. — Что-то случилось?
— Случилось. Вчера вечером в поселке Борзенка взяли банду, в том числе и Долгушина.
— Ни фига из дому пишут!
— Ты что же — не в курсе? — удивился Эстет, но удивление это больше смахивало на угрозу.
— Меня не было в городе, — оправдываясь, сказал собеседник. — Вернулся меньше часа назад и еще ни с кем не связывался. Ты уверен, что информация точная?
— Точнее не бывает. Насколько осведомлены твои ребята?
— О тебе они, разумеется, ничего не знают. Но для меня некоторые опасны… Особенно Жоржик Долгушин.
— Есть и поопаснее. Пыхов, например.
На том конце телефона раздалось тяжелое дыхание.
— Пыхова тоже взяли? — наконец донеслось из трубки.
— Взяли. Поэтому и звоню. Что намерен делать?
— Линять.
— Успеешь! На тебе Пыхов. Он не должен заговорить. Знаешь, каким способом сохраняется тайна?
— Это моя задача?
— Твоя. Организуешь, свободен.
— Но если Пыхов в СИЗО…
— Хоть у черта за пазухой! — перебил Эстет. Угроза в его голосе прозвучала явственнее. — Красиво жить хочешь? Твои недоноски наследили, оставили улики. Причем, заметь, улики настолько серьезные, что подобрались к Пыхову. А я, как горничная, должен за тобой уборку делать? Организуешь Пыхова — доложишь. У меня все!
Эстет положил трубку. Но тут же поднял ее снова. На этот раз звонок был коротким.
— Возьми под наблюдение Горелина. Глаз с него не спускать. Докладывать о каждом шаге. Дальнейшие инструкции будут.
Горелин с помертвевшим лицом все еще стоял у стола, с которого взял сотовый телефон в черном кожаном футляре, когда раздался звонок Эстета. Заметив, что по-прежнему держит телефон в руках и даже не выключил его — из трубки доносились частые короткие гудки, он нажал нужную кнопку и положил телефон.
«Все пропало! Все пропало! — Горелин заметался
