Козырная дама - Татьяна Михайловна Соловьева
— Пожалуйста, Андрей, сюда. — Зоя Иннокентьевна указала жестом на дверь, ведущую в комнату.
Андрей прошел, с интересом огляделся вокруг, подошел к книжному стеллажу.
— Как много книг!
— Не сказала бы, что очень много, но есть замечательные, редкие, настоящие раритеты. Они достались мне от отца.
— И на иностранных языках есть. Вот на английском, а это…
— Испанский, немецкий, итальянский.
— Вы знаете все эти языки?
— Ну, положим, нельзя сказать, что знаю. Разве что английский, который преподаю в школе. Испанским тоже немного владею — в институте мы учили два языка. У меня второй был испанский, — пояснила Зоя Иннокентьевна. — А по-немецки и по-итальянски говорю плохо, можно сказать, совсем не говорю, но читаю с удовольствием.
Зоя Иннокентьевна догадалась, что пришел к ней парень неспроста и вряд ли для того, чтобы посмотреть, какие у нее книги. Конечно же, хотелось поскорее узнать причину его прихода, но она сдержала любопытство, не стала торопить вопросами, — в конце концов, сам скажет, что его привело.
— Хотите чаю? — спросила Зоя Иннокентьевна.
— Лучше кофе, если можно. Люблю кофе.
— А мне больше нравится чай. И, желательно, без всяких добавок, чистый настоящий чай. Можно с лимоном. Но кофе я вас угощу. Держу для подруг, они у меня кофейницы!
Зоя Иннокентьевна ушла на кухню, сварила кофе, поставила на поднос чашки, заварной чайник, кофейник, сахар, «мазурку» — так называлось печенье с изюмом и грецкими орехами, которое она испекла еще утром. Когда зашла в комнату, Андрей сидел в кресле и с интересом рассматривал иллюстрации в толстом альбоме Писсарро.
— Какие интересные картины! — воскликнул он, увидев хозяйку. — А я даже не слышал никогда об этом художнике…
— Не расстраивайтесь! Узнавать новое никогда не поздно, — улыбнулась Зоя Иннокентьевна. — А Камиль Писсарро действительно был удивительным художником. Он импрессионист.
— Расскажите о нем, — попросил Андрей.
— Отец Писсарро был торговцем, но Камиль не захотел идти по его стопам. Он совершил путешествие в Венесуэлу, потом некоторое время жил в Париже, где подружился с самыми знаменитыми в то время импрессионистами Клодом Моне и Полем Сезанном, затем снова путешествовал, жил в различных французских провинциях, в Англии. Он был, пожалуй, одним из самых упорных пропагандистов импрессионизма, а может, и самым талантливым. Но это уже мое личное мнение. Больше всего мне нравятся поздние работы Писсарро — Монмартр, площади, улицы, переулки Парижа, прохожие под мокрыми зонтами, мокрые автомобили, огни, размытые дождем, длинными цветными полосами отражающиеся в лужах… Казалось бы, обычные городские пейзажи, но у Писсарро они волнуют…
Зоя Иннокентьевна рассказывала о любимом художнике, угощала гостя печеньем, нетерпеливо ожидая, когда же он, наконец, скажет, зачем пришел.
Но вскоре все объяснилось.
Андрей поднял с журнального столика книгу, под ней лежали документы — ордер, паспорт, свидетельство о рождении и доверенность, которую Игорь подписал по настоянию Елизаветы.
— Откуда они у вас? — удивилась Зоя Иннокентьевна.
— Документы нашел в квартире Александра Ворбьева, а доверенность лежала в сейфе «Синей птицы».
— Елизавета вчера звонила, расспрашивала об Игоре, но о документах ничего не сказала…
— Она не знает о том, что они у меня.
— Но почему вы решили отдать их? Как я поняла, ваша Елизавета имела на квартиру Игоря свои планы. Вас заставил Казанцев?
— Нет, я не знаю никакого Казанцева. Я пришел сам по себе. Подумал, вы, наверное, и так переволновались за это время… — Андрей поднялся. — Пойду, пожалуй.
— Спасибо вам!
В ответ парень промолчал, лишь улыбнулся, и Зоя Иннокентьевна отметила, что улыбка у Андрея получилась не такой, как всегда, не кокетливой, а немного застенчивой.
— Странный все-таки человек, — вслух сказала она, проводив неожиданного гостя и оставшись одна. И сама же себе ответила: — Может, и странный, но порядочный.
Она внимательно рассмотрела все документы. Все было на месте — и паспорт, и свидетельство о рождении, и ордер, и квартирные счета, и доверенность.
Она убрала посуду и отправилась на почту, чтобы дать телеграмму Игорю, сообщить, что все в порядке, напомнить, что ждет его, так что пусть поскорее приезжает.
Почта находилась неподалеку, через два дома, и Зоя Иннокентьевна пошла пешком. Но если туда она шла быстро, торопясь дать поскорее телеграмму Игорю, то домой возвращалась не спеша. Недавно прошел дождь. Небольшой, летний, с крупными каплями, и воздух был свежим и приятным. Прикинула, через сколько дней приедет Игорь, ее единственный племянник, единственная родная душа на белом свете. Получалось, что если он сегодня получит телеграмму, то вполне сможет выехать завтра, а, значит, уже во вторник, самое позднее в среду, будет дома. Зоя Иннокентьевна представила, как пойдет встречать Игоря к поезду, обнимет, расцелует в обе щеки, и ей стало легко и весело.
Она уже подходила к своему подъезду, когда из-за металлической опоры, державшей козырек над крыльцом, выкатилось что-то лохматое и, уткнувшись нечаянно в ноги женщине, испуганно замерло, боясь потревожить, вызвать гневливый пинок.
Зоя Иннокентьевна наклонила голову и увидела котенка — рыжего с коричневыми полосками, делавшими его похожим на мехового игрушечного тигра. Полосок, правда, было больше, чем полагалось, но так казалось из-за того, что котенок был просто грязным. Видимо, жизнь его началась не у хороших и заботливых людей, а где-нибудь в подвале или на чердаке.
— Ты бродяга, что ли? — спросила Зоя Иннокентьевна, поднимая котенка. — Ну ладно, бродяга, давай знакомиться. Меня зовут Зоя Иннокентьевна, а ты будешь Кузей. Согласен?
Котенок, видимо, был согласен с таким именем, поскольку ни вырываться, ни убегать не стал.
Зоя Иннокентьевна погладила его по рыжей шерстке и, вспомнив, что оставила без присмотра в духовке жаркое, испуганно и торопливо вошла в подъезд, прижимая к себе теперь уже не бездомного малыша.
