Пьер Сувестр - Затерянный поезд
– Ни о чем не беспокойтесь, – сказали ей, – ваша гримерная будет за кулисами.
И молодая девушка, преодолев полтора километра, прибыла на просторную площадь, ярко освещенную электрическими прожекторами, в центре которой возвышался гигантский монумент. Ей объяснили, что театр вмещает пятнадцать тысяч зрителей.
Ровно в полдевятого двери цирка открылись для публики.
На спектакль собрался чуть ли не весь Тирлемон, поскольку труппа намеревалась устроить лишь одно представление.
Многие приехали из Брюсселя, из Льежа и других городов страны на своих автомобилях, стремясь не упустить неповторимое зрелище.
Первые зрители, проникшие под огромный шатер, установленный весьма ловко всего за несколько часов, погружались сразу же в удивительную атмосферу – они попадали в длинный коридор, в котором на небольшом расстоянии друг от друга размещались эстрады, занятые феноменальными представителями человеческой природы.
Среди них были человек-каучук, женщина, с ног до головы покрытая татуировкой, ребенок без рук и ног. Зрители собирались, конечно, и возле человекообразной собаки – существа с длинным ворсом на лице, но с вполне разумным взглядом. Этот пуделеподобный парень восхищал публику, ему непрерывно подбрасывали кусочки сахара, как самому обаятельному и экзотичному члену общества.
Неподалеку от наитолстейшего человека в мире занимал свое место человек-скелет, настолько тощий, что когда смотрели на его почти прозрачную грудь, освещенную сзади электрической лампой, можно было без труда пересчитать кости. Зазывала, представлявший этого субъекта толпе, утверждал, будто каждое из его бедер в диаметре не превышает по размеру доллар или пятифранковую монетку.
Тут же мельтешили и двое карликов – новых дружков Элен. Поговаривали, дескать, они принцы, вернее, потомки какой-то исчезнувшей балканской династии. Оба имели утонченные манеры, их можно было приглашать в любые великосветские салоны, тем более, что карлики разговаривали на многих языках.
Красовался здесь и султан из Конго с бронзовой кожей и роскошной бородой.
Вдоволь наглядевшись на феноменов, публика прошла в зал и расселась по местам. В этот момент поднялся занавес, и показалась арена, потрясшая всех гигантскими размерами. Это был настоящий ипподром эллиптической формы метров двести в длину, в середине которого помещались целых три цирка на небольшом расстоянии друг от друга.
Под куполом свисали закрепленные балки, лестницы, перекладины, предназначенные для захватывающих трюков.
Оркестр загрохотал в самом конце зала напротив выхода артистов на арену, и спектакль открылся выездом колесницы, промчавшейся по большой полосе ипподрома, в то время, как в каждом из трех отдельных цирков акробаты приступили к смелым и опасным номерам. Особенно блистала группа японских гимнастов, взобравшаяся под самый купол цирка.
Появился громадный синий шар. Он стал подниматься по винтовой четырехметровой лестнице и на ее вершине раскрылся, представив ошеломленной публике прелестную молодую девушку с белыми волосами, разбросанными по плечам.
Затем дорожку перекрыли огромные клетки с крепкими прутьями из железа – в них рычали львы. Рядом бежал медведь, переодетый в солдата. Он тянул за собой небольшую повозку, в которой находился укротитель зверей в плотно облегающем блестящем костюме с красными петлицами. В программе значилось имя укротителя Жерара, уже знакомого нашей героине.
Первые зрительские ложи были битком набиты элегантной толпой – светлые туалеты вперемешку с темными. Несмотря на то, что действие происходило в деревне, многие стремились прийти сюда в вечернем костюме.
В этот вечер самые сливки бельгийской аристократии собрались у Барзюма – представители высшего света не хотели упустить возможность встретиться, с кем необходимо, или даже завязать какие-то новые деловые отношения.
Две молодые дамы беседовали друг с другом.
– Ты знаешь, Клементина, – сказала одна, глядя немного в сторону сквозь свой лорнет, – вон тот молодой человек, который ходит взад-вперед с таким видом, будто хочет воспользоваться…
Ее подружка – толстая блондинка, постоянно потевшая, хотя температура была еще не такая высокая – встряхнув своей жирной массой, пробормотала:
– Ей-Богу, Филомена, я лучше и смотреть не стану. Поскольку уже больше двух дней, как мой содержатель вернулся из Голландии…
И две женщины с удвоенной энергией принялись строить глазки и в упор рассматривать молодого человека, элегантно одетого и с изящными манерами, вот уже несколько минут расхаживавшего неподалеку от них.
Наконец он решился и, больше не колеблясь, с какой-то поразительной непринужденностью проник в их ложу.
– Добрый вечер! – весело проговорил он. – Ну, как делишки? Последний раз мы, вроде, виделись позавчера, а?
И повеса пожал им руки, как будто имел дело со старыми знакомыми. Женщины удивленно переглянулись. Клементина спросила Филомену:
– Слушай, это твой приятель, да?
Но Филомена ответила:
– Это забавно, но я его впервые вижу.
Вновь прибывший, услышав их реплики, шумно рассмеялся (правда, с видом довольно-таки натужным) и поджал губы.
– Как?! Вы меня никогда не видели?! – вскричал он громким голосом, точно специально, чтоб его услышали по соседству. – Однако мы ужинали вместе на бульваре Анспаш… Два или три раза на прошлой неделе. И вам известно мое имя – барон Леопольд.
Исключительно из вежливости Клементина произнесла:
– Ах да, кажется, я припоминаю.
Однако по ее растерянному виду было ясно, что ничегошеньки она не понимает.
Незнакомец, тем временем, фамильярно втиснувшись между двумя молодыми женщинами и заказав цветы, принялся рассказывать все таким же громким голосом (словно для кого-то другого…) всю свою жизнь, чуть ли не час за часом. Будто каждый обязан был знать, что он приехал из Спа, затем был в Остенде, после чего восемь дней провел в Брюсселе, что зовут его барон Леопольд и что в течение четырех дней он курсирует между Льежем и Тирлемоном.
Филомена наклонилась к Клементине и пролепетала наивно:
– К чему он несет все это? Вот если бы предложил, к примеру, немного поужинать…
Клементина, более решительная, чем подруга, попыталась перевести разговор на эту важную тему.
– Что касается вкусной еды… – начала она.
Но молодая женщина остановилась, так как заметила, что барон Леопольд ее абсолютно не слушает. Он резко и грубо поднялся, даже немного задев при этом двух дам, и облокотился о бортик ложи. Он пялился вытаращенными глазами на представление, которое развертывалось теперь как раз напротив ложи.
Только что вывели великолепного коня. На нем восседала грациозная амазонка в платье из черной ткани, со сверкающим цилиндром на голове.
То была Элен! В программе значилось под номером двенадцать:
«Мадемуазель Могадор, наездница высшего класса».
Барон Леопольд, до этой минуты болтавший без умолку, не проронил больше ни слова. Он побледнел, руки, лихорадочно прижимавшие к глазам лорнет, дрожали. Пока длилось представление, барон не отрывался ни на секунду от этого зрелища.
Конечно, он был решительно очарован обаянием наездницы, но поза его выглядела настолько неделикатно, настолько было ясно, в чем тут дело, что обе бедные женщины от досады кусали губы.
– Я думаю, – продекламировала Клементина, не испытывающая недостатка в здравом смысле, – если кто и отужинает сегодня вечером с этим господином, – это буду не я.
– И не я, – подтвердила Филомена, скрывая за взмахом веера глубокий вздох.
Однако толстушка-фламандка Клементина все никак не могла успокоиться, и когда наездница под овацию восхищенной толпы закончила последний трюк, она (возможно, из простого упрямства) потянула барона за рукав и спросила:
– Ну, так как насчет ужина?
Но ей вторично пришлось остановиться. На этот раз барон Леопольд, не обратив ни на нее, ни на ее подружку ни малейшего внимания, покинул ложу и исчез в крытой галерее.
Две дамы смущенно переглянулись.
– Ты знаешь, – сказала Филомена Клементине, – у меня такое чувство, что на этот раз мы облапошены.
И добавила с горечью:
– Барон совсем не желает воспользоваться…
Между тем, Леопольд быстро шел по галерее, запруженной зрителями. Наконец он достиг конца скакового круга, расположенного как раз возле входа за кулисы, где возвышался здоровенный служитель цирка в одежде швейцара.
– Сюда нельзя, – сказал он, – посторонним вход…
Но барон Леопольд знал, как нужно разговаривать с такими субчиками. Продолжая стремительно продвигаться, он незаметно сунул в лапу стража золотую монету, объявив при этом достаточно решительно:
– Я не посторонний. Я – барон Леопольд, и меня ждут возле конюшен…
