Шарль Эксбрайя - Вы любите пиццу?
В наступившем гробовом молчании молодой человек кратко описал сцену, происшедшую в нескольких шагах от дома. «Не вмешайся вовремя де Сантис, – заключил он, – лежать бы мне сейчас мертвым». За рассказом последовала целая буря криков, проклятий, благодарственных молитв всем святым вперемежку с поцелуями и объятиями. Добряк Марио забыл о ревнивых подозрениях и протянул инспектору руку:
– Спасибо, кузен… Теперь можешь просить у меня что угодно! – Но, видимо вспомнив о ссоре, почел за благо уточнить: – Вернее, почти все…
И, чтобы как-то смягчить это ограничение, толстяк повернулся к жене и великодушно предложил:
– Поцелуй его, мамочка!
Серафина, смущенная и зардевшаяся, как маков цвет, подставила полные щеки целомудренным поцелуям бывшего поклонника. У Джельсомины слезы выступили на глазах. Узнав, в чем дело, Дино умиленно улыбался, ибо в преданности Риго де Сантиса старой любви узнавал свою собственную верность. Зато ни Джованни, ни Лауретта, ни Альдо не поняли, откуда вдруг в комнате возникло какое-то напряжение. Чтобы быстрее покончить с неловкой ситуацией, Марио неестественно бодрым тоном проговорил:
– А теперь, когда все мы достаточно наволновались, пора бы и спать. Надеюсь скоро тебя увидеть снова, Риго… и можешь быть уверен – ты не столкнешься в этом доме с неблагодарностью.
Но Риго, не обращая внимания на протянутую ему руку, спокойно заметил:
– Нет, Марио, вам не удастся так рано лечь спать.
Все вытаращили глаза.
– Кажется, все вы начисто позабыли, что я не только ваш кузен, но и инспектор полиции.
– Ну и что? – явно нервничая, спросил Гарофани.
– А то, что мне непременно точно нужно знать, почему пытались убить того или иного человека.
Мужчины почувствовали, как по их спинам пробежал холодок, а Серафина тихо простонала:
– Риго…
– Знаю-знаю, Фина, – ласково обратился к ней полицейский, – но ты ведь не можешь не понимать, что я меньше, чем кто-либо иной, хотел бы тебя огорчить…
– Что все это значит? – завопил Марио, которому слишком нежный тон инспектора действовал на нервы. – Что за огорчения ты можешь ей причинить? Разве ей есть, в чем себя упрекнуть?
– Ей? О нет, ей-то, бедняжке, не в чем…
– Ты хочешь сказать, что мы…
– Не валяй дурака, Марио, тебе не удастся меня провести. Пусть все сядут.
Риго говорил очень спокойно и тихо, но Гарофани повиновались беспрекословно. Инспектор обвел семейство проницательным взглядом.
– Как я уже говорил, работа постоянно заставляет меня совать нос в чужие дела… Я хочу знать, зачем Альдо и Рокко поехали в Геную. Почему там прикончили одного, а сегодня вечером надумали зарезать и второго…
Марио попытался разыграть полное неведение.
– Альдо и Рокко хотели устроиться на работу…
– Не ври, Марио, не поможет. Альдо и Рокко из тех, кто бегает от работы, а не за ней. Я же знаю вас всех как облупленных! От Дино я бы еще, может, и ожидал такого упорства в поисках работы, но от других… И скажите мне, кстати, почему ваши малыши бегали вчера по всему старому городу, расспрашивая о человеке со шрамом на правой щеке?
– В первый раз слышу!
– Да ну?
– Честное слово. Должно быть, дети придумали какую-то новую игру и искали воображаемого врага… или что-то в этом роде… Наверняка такого типа в природе не существует!
– В том-то и дело, что существует, Марио, вернее, существовал, пока его не нашли этой ночью с ножом в груди на виа андреа Тоскано. Парня звали Тино де Донатис. Ты не слыхал о таком?
– Нет.
– Не умеешь ты врать, Марио. Посмотри на свою жену, на ее сестру, на Лауретту… Хочешь, я допрошу их?
– Они ничего не знают!
– Но ты-то ведь знаешь, Марио…
– Да говорю тебе, я даже не понимаю, о чем ты.
– Хорошо. Я сделал все, что мог… Вы видите во мне врага, и это жестокая ошибка.
– Вот как? – фыркнул Гарофани.
– Именно! Не будь я вашим кузеном, мне ничего не стоило бы выяснить всю подноготную. Ваши малыши не сумели бы долго врать! И как только они признались бы, что это вы приказали им разыскивать Тино де Донатиса, я упек бы вас всех четверых за решетку по подозрению в убийстве! Кто, скажи, упрекнул бы меня за это, а, Марио?
– Клянусь тебе, Риго, мы не убивали его! – в ужасе забормотал перепуганный Гарофани, чувствуя, как горло сжимает судорога.
– Я такой же неаполитанец, как и ты, Марио, а потому знаю цену всем вашим клятвам. Заметь, я мог бы попросить женщин поклясться на Евангелии в подтверждение того, что вчера вы не уходили из дому… По-моему, бедняжки попали бы в трудное положение…
Джованни попытался хорохориться.
– Ну, и что вам мешает это сделать?
Риго смерил парня тяжелым взглядом.
– Тебя никто не спрашивал, малыш…
Инспектор снова повернулся к остальным.
– Почему я этого не делаю? И сам не знаю… – Он кивнул в сторону матушки Серафины. – Может, потому что боюсь сделать больно ей… А может, еще потому, что я вам родня и не могу поверить, что вы способны на бесчестный поступок… Может, наконец, потому что я неаполитанец, а ни один неаполитанец, даже если он полицейский, не любит полицию… Ах, да! Раз уж об этом зашла речь… У Тино де Донатиса был неразлучный друг, некий Андреа Монтани… Очень опасный тип. Кажется, я заметил его среди тех, кто напал на тебя сегодня Альдо… Будь осторожен! Прав он или нет, но Монтани, очевидно, считает, что ты замешан в убийстве его приятеля. Будь начеку, Альдо, но постарайся, чтоб мне не пришлось споткнуться о его труп в каком-нибудь укромном уголке! Иначе, дорогой, я ничем не смогу тебе помочь… Желаю вам спокойной ночи! Надеюсь, что мне не придется на днях приносить вам свои соболезнования…
Никто не нашел что возразить. На пороге полицейский обернулся.
– Между прочим, на ручке кинжала, которым был убит Тино Донатис, выгравированы инициалы – Д.Г.
Несмотря на крайнее усилие воли, Джельсомина не сумела сдержать рыдание. Джованни тут же попытался отвлечь инспектора:
– И что, по-вашему, означают эти две буквы?
Риго пожал плечами.
– Кто знает? Донато Габриелли… Данте Гисмонди… Даниеле Гульельми… Доменико Гастани… – Он открыл дверь и, уже выходя на лестницу, бросил: – А может, и Дино Гарофани…
И за инспектором бесшумно закрылась дверь. Когда звук его шагов затих на лестнице, все повернулись к Дино.
– Это не я убил Тино де Донатиса, – сказал рыбак, обращаясь к одной Джельсомине.
И только она одна поверила.
Прежде чем ехать за мисс Фаррингтон, которую он обещал отвезти на Капри, Альдо долго беседовал с Джованни. Посещение Риго окончательно открыло обоим глаза. Теперь они уже не сомневались, что Дино решился на убийство Рокко из-за Джельсомины, а потом во избежание болтовни пришлось прикончить и Донатиса. Но молодые люди не знали, как им себя вести. Во-первых, они вовсе не хотели делать всеобщим достоянием постыдное наличие преступника в семье, во-вторых, опасались причинить боль матери и Джельсомине, и, наконец, хоть сами себе в том ни за что бы не признались, оба боялись Дино. Молодые люди пришли к общему заключению, что дядя отказался от брильянтов в пользу сообщников, а потому не менее их заинтересован в том, чтобы вернуть камни и избегнуть таким образом всяческих неприятностей со стороны Синьори. А потому лучше всего тайно переговорить с дядей и заставить его покинуть виколо Сан-Маттео, распрощавшись с Джельсоминой, если не хочет, чтобы его выдали полиции. Может быть, в обмен на обещание хранить тайну Джованни и Альдо удастся разыскать брильянты? Однако муж Лауретты не особенно на это рассчитывал.
– Как-то не верится, что Дино пытался раздавить твоего отца, а потом убить тебя, Альдо. Это просто невозможно!
– А по-моему, он тут ни при чем. Скорее всего от нас пытались избавиться его сообщники, и не исключено, что в конечном счете Монтани попытается убить самого Дино. Тогда брильянты останутся у него! Ведь Донатиса больше нет…
– Мы не позволим резать себя, как кроликов, и еще грабить!
– Разумеется. Но ты не думаешь, что для дядюшки так было бы лучше всего?
Эти двое беззаботных молодых людей до сих пор воспринимали жизнь как веселое приключение и даже не подозревали, что однажды с ними может случиться что-то серьезное (если, конечно, не считать естественной кончины любимых и близких). И вдруг на них свалилась эта история, превосходящая всякое понимание. Ни Альдо, ни Джованни не были вооружены на такой случай. Одна мысль, что кто-то из своих мог оказаться предателем, погружала их в такое отчаяние, что почти не оставляла места гневу. Уж если дядя Дино убил Рокко, то на этом свете все возможно! Молодые люди чувствовали, что теперь, несмотря на все их усилия, семья неизбежно развалится, а перспектива потерять этот привычный мир воспринималась как утрата жизненной основы, вызывая что-то вроде головокружения… Джованни подвел общий итог:
