Бу Бальдерсон - Министр и смерть

Точно в два явились Барбру Бюлинд и Стеллан Линден, демонстрируя собой пример союза более чем трогательного, хотя шли они, даже не взявшись за руки. Художник обнимал свою даму за талию, и рука его, пропутешествовав несколько далее, чем принято, прижимала ладонью правую грудь сопровождаемой. Возможно, обратившись к столь нетрадиционному приему, Линден хотел поэффектнее объявить всем о своей помолвке. В таком случае его ожидало разочарование. Весь комитет торжественной встречи состоял только из нянек и меня. Когда художник махнул мне своей свободной рукой со своим обычным «к вашим услугам», фрекен Бюлинд, которую такая форма объявления о помолвке, возможно, все же не устраивала, высвободившись из его объятий, присоединилась к накрывавшей на стол челяди.

За Барбру и Стелланом Линденом чинно и буржуазно, хотя и не менее от этого нежно, держась за руки, подошли Сигне и Магнус, а потом — Ева Идберг, накинувшая на себя, видимо, по случаю траура, одеяние, сильно напоминающее собой черную пижаму.

В момент, когда Хюго Маттсон распаковал принесенные ему подарки и мы собрались садиться за стол, не хватало одного профессора Хаммарстрема.

— Какого дьявола! Он должен быть тут! — заорал новорожденный, побежал в дом звонить и скоро вернулся к нам с известиями.

— Этот осел считает, что все отменено! Жуткий тип! Когда это отменяли дни рождения? Я немножко поработал над ним, и он обещал прийти сразу, как только примет душ. Конечно, этот боров, как всегда, рылся в своих клумбах!

Разговор за чашкой кофе получился несколько сбивчивый и бессвязный. Всем хотелось поговорить о Беате, но, как и на прошлом собрании два дня назад, никто из гостей не знал, прилично ли обсуждать эту тему в досадном присутствии Барбру Бюлинд. К счастью, крики из-за соседнего столика, где задавали корм детям, удачно заполняли неловкие паузы. Только с очень большим трудом, как несмазанная телега в гору, собравшееся общество постепенно вышло на уровень разговора, предполагающий некое соответствие мысли слову. Все единодушно решили, что никто из дачников — отметим, никто не сказал «из нас» — не способен на подобное и что даже сама мысль об этом могла зародиться только у сумасшедшего. Особым объектом излияния общих симпатий стал почему-то Министр.

После второй чашки кофе из-за столика поднялся Хюго Маттсон. С удивившей нас всех учтивостью он поблагодарил присутствующих за подарки и богатый стол, после чего предложил:

— Теперь пойдемте на берег, постреляем!

Неловкое молчание нарушил голос Сигне:

— Неужели ты считаешь, что мы будем заниматься этим сегодня, когда бедную тетю Беату не успели даже... Это бестактно и... мерзко!

— Бестактно? — удивился министр юстиции и обозленно взглянул на свою соседку по столу. — Это с моей-то стороны бестактно? Мы всегда стреляли в мой день рождения! И я не виноват, что какому-то полоумному пришла в голову идея застрелить Беату! Не хочешь же ты сказать, что я зря тащился сюда по жаре со всеми этими ружьями? Нет, я докажу вам, что делал это не напрасно!

— Если бы я знал, что мы не будем стрелять, я бы ни за что сюда не пришел, — сказал Стеллан Линден с таким видом, словно готов был потребовать деньги за потерянное для искусства драгоценное время.

— Подумайте хоть немного о Барбру! Неужели вы не понимаете, как она должна...

— И как вам в голову такое пришло? Я даже дотронуться до ружья не смогу! В такой день! — поддержала Сигне Ева Идберг.

— А я предлагаю, пусть решит сама Барбру! Ты, конечно, совсем не против, если мы, как обычно, немного постреляем сегодня? Правда?

Стеллан Линден наполовину опустил веки и зафиксировал свой взгляд на Барбру Бюлинд. Он медленно и четко цедил слова сквозь зубы.

А Барбру под его взглядом теребила пальцами салфетку, пока та не скрутилась в длинную влажную спираль. Пот, проступивший на ее лбу, скатываясь, смывал маскировавшую прыщи пудру.

— Я считаю... считаю, что мы должны делать то же, что обычно. Наверное, так бы решила сама тетя. Она очень любила эти соревнования и огорчалась, когда не могла больше участвовать в них.

Взглянув на Сигне, Барбру нервно улыбнулась.

— Поэтому, если ты не рассердишься?..

— Да нет, ради бога. Если ты считаешь это пристойным... — в голосе Сигне чувствовалось осуждение.

— Значит, спускайтесь все на берег и готовьте огневые точки! И скажите мальчикам, чтобы приготовились на лодках! — и подобно генералу, отдавшему последние перед битвой приказания, Хюго Маттсон скрылся в доме, как в боевом шатре.

Через несколько минут весь берег охватила суетливая лихорадка: мои сотрапезники перетаскивали стулья, устраиваясь поудобнее среди молодого подстриженного ольховника и разбросанных там и сям валунов. Сам я устроился на белом садовом стульчике немного повыше их на естественной террасе и стал обозревать открывавшийся отсюда безутешный вид.

Очень-очень далеко, там, где упиралась в горизонт сверкающая под солнцем, режущая глаза гладь залива, темно-зеленой зубчатой лентой вставал материк. Слева он подходил к острову ближе, и где-то там же, к сожалению, невидный с той точки, где я сидел, возвышался мост — единственная ниточка между островом и цивилизацией, между мной и аптекой на улице Эстербюкарл. Ветер к этому времени, слава богу, стих, но скоро обнаружилось, что биение волн о береговые скалы производило не менее неприятный глухой шум, очень напоминающий шушуканье на дальних партах класса — шушуканье тем более раздражающее, что его очень трудно локализовать и еще труднее устранить. Сидящие на соснах птицы кричали скрипуче, как несмазанные ржавые петли, и все вокруг раздражало меня, как может только раздражать ясный солнечный день на острове Линдо.

Но вот со стороны пристани, фыркая и разбрызгивая пену, показалась целая армада красных и синих моторок. В них сидела молодежь: подростки должны были опускать в море бутылки и отмечать попадания.

— Черт побери, как не хватает. Кристера! Без него пропадает весь интерес. Победа достанется мне слишком легко.

Встав на колени между двумя ольхами, Хюго Маттсон опустил на землю охапку ружей и коробочки с патронами, и скоро вокруг него столпилось и загалдело все наше общество. Колебания были отброшены, их заменило чувство приподнятого ожидания. Даже Сигне задорно и громко заговорила об углах ведения огня и об отдаче. Напряженной и нервной оставалась только Барбру Бюлинд. Министр юстиции авторитетным тоном объяснил собравшимся, что все ружья одинаково хороши и собственноручно им пристреляны, хотя тут же сказал, что оставляет за собой право первым выбрать ружье, чем вызвал многочисленные язвительные колкости в свой адрес, которые, немало тем поразив нас; он выдержал с хладнокровным смирением.

— Я всегда пользовался вот этим, оно для меня счастливое. И Беата поступала точно так же, она всегда приносила с собой свое собственное ружье и говорила, что оно единственное, из которого она попадает. Вам, адъюнкт, тоже ружье? Может, попробуете в первый раз, а? В такой прекрасный день? Нет? Ах да, я и забыл, что в нынешней школе запрещают пользоваться даже палкой!

Столь же стойко отказалась вооружаться и Ева Идберг.

— Ни за что на свете! Оно точно такое же, как то, что лежало на диване у фру Юлленстедт.

Министр юстиции быстро прекратил ее неуместную болтовню, Магнус выдал нам с Евой по маленькому биноклю, выловив их из своих мешковатых брюк, и, снабженные этим знаком отличия отказников, мы отправились со стульчиками на естественную террасу, откуда открывался прекрасный обзор на сектор стрельбы.

Стрелки залегли примерно метрах в пяти друг от друга, образуя собой ломаную, бегущую параллельно берегу линию. Крайним справа полулежал, положив ложе ружья на стул, Магнус. Слева от него за ольхой виднелся министр юстиции, а потом шли Стеллан Линден, Барбру Бюлинд, Сигне и, наконец, прямо подо мной на крайнем левом фланге, как и положено социал-демократу, стоял на одном колене Министр.

Обслуживающий персонал на лодках уже опустил в море наполовину заполненные водой бутылки в связках по три штуки. На каждого стрелка на берегу приходилась одна лодка с находящимся в ней экипажем. Цель появлялась на воде в виде прыгающих горлышек, и я понял, что попасть в них с расстояния примерно двадцати метров дело непростое.

— Вы помните правила? — Хюго Маттсон поднялся со своего места. — Каждый стрелок должен утопить свои три бутылки как можно быстрее. Сколько вы сделаете выстрелов, не имеет значения. Мальчики в лодках следят за временем. Если кто-нибудь из них взмахнет красным флажком, вся стрельба немедленно прекращается: к сожалению, до сих пор за отстрел аборигенов нам ничего не платят! Соревнование, как обычно, проходит в три круга: сначала стреляем по бутылкам из-под пива, потом — по винным бутылкам, и наконец — по бутылкам из-под шампанского. Напоминаю, что, как и всегда, занявший первое место получает двенадцать больших бутылок шампанского, которое отдает в наше распоряжение (наверное, конфисковав его у таможенников) Министр.