Маргарита Южина - Дитя платонической любви
Собака снова зарычала, теперь уже не только на хозяина, но и на непрошеных гостей. Этот рык вызвал новый прилив отчаяния у мужчины.
– Ну я же говорю – не отдает! А тут еще и вы! Чего пришли-то? Видите, некогда мне!
– Так, может, мы и не к вам… – крякнул Дуся в кулак. – Дина Попова здесь проживает?
– Ага! Проживает! Ничего она не проживает! Здесь я проживаю! Померла наша… Диночка… сестричка моя… хлопотунья… – тоненько завыл мужчина, краем глаза косясь на маленькую сумочку Олимпиады Петровны. – А вы помянуть ее, что ль?
– Да… хотелось бы, заодно и с родителями поговорить, поддержать, так сказать… – попыталась объяснить Олимпиада Петровна. – А где ее мать, отец?
Мужчина захотел вскочить, но вместо этого только кулем перевернулся на бок.
– Вот они, – ткнул он себя в застиранную рубаху огромным кулаком. – Я! Я ей и мать, и отец, и братик любименький! Я ее и похоронил… вчера… сегодня… Господа, чего прицепились? Все равно уже на похороны опоздали, нет ее!
– Тогда давайте с вами побеседуем. Мне нужно вам парочку вопросов задать, – деловито начал Дуся.
– А иди ты со своими вопросами! – бесцеремонно прервал его мужчина. – Задать ему нужно! Мне вот нужно парочку бутылок из будки вытянуть, а эта стерва… от-дай! Сволочуга, отдай алкоголь! Тебе все равно нельзя! Ты ж мать кормящая!
– А может быть, ее покормить? – предложила Олимпиада Петровна.
– Хрен ей с повидлом! – обозлился хозяин. – Я ее и так каждый раз кормлю! Как вот только встаю – кормлю. Я ж пьяный ни фига не помню, а ее каждый раз кормлю, могу на день двенадцать раз покормить! Сегодня семь раз кормил: видите, семь тарелок уже стоит! Каждый вечер себе и ей готовлю целую кастрюлю – она все сжирает. Это меня Диночка, сестричка моя приучила – каждый раз готовить себе и псине. «Ты, – говорила она, – сам можешь не есть, а Пальму обязан кормить, она себя прокормить не может. А если ты животных мучаешь, значит, ты сам не человек!» Во! Видали, какая она у меня философка!
– Это замечательно! – сложила ручки под грудью Олимпиада Петровна. – Замечательно, что у вас было такое взаимопонимание! Вы ведь старший, да? А вот ведь слушались девчонку! Замечательно!
Мужчина звучно поскреб спину.
– Я мог бы и не слушать. Ага, мог бы и не варить собаке-то. А только тогда бы меня Динка-то совсем бы на улицу выкинула. У нас ведь как вышло? Матушка, царствие ей небесное, пила ж, как холера. Ну и однажды, с большого перепою, собралась да и померла. А нам с Динкой, стало быть, квартира ее досталась. А я как раз уже четвертый год женатым случился. И жил в общаге с семьей-то. А Ленка моя, жена, и говорит: «Давайте, мол, делить квартиру по-честному! Мы, стало быть, переедем в эту квартиру и маму мою возьмем, а в мамины хоромы Диночку впишем». Вот и вписали мы Диночку в эти самые тещины хоромы!
Хором нигде не было. Стояла только полуразвалившаяся избушка, но мужчина упрямо тыкал пальцем именно в нее.
– Чего головами-то вертите? Вот это хоромы и есть, – рыкнул он. – Динка-то не стала противиться, переехала, побелила, покрасила… ставни даже разрисовала, видели?
– Видели, только почему лица человеческие, а внизу жирафы? – фыркнул Дуся.
– Жирафы? Так это я пририсовал! Вот ничего не могу понять – люблю жирафов, просто сил нет! Ну и когда меня жена с тещей из квартиры-то турнули…
– Так вас турнули? – уточнил Дуся.
– Ну конечно!
Молодой мужик, видно, вспомнил что-то недоброе, потому что обнял собачью будку, захлюпал носом и стал рассказывать.
– Моя Ленка, стерва худоногая, как только с матерью воссоединилась, так я автоматически лишним оказался, ну они там чего-то намудрили, короче, не стал я унижаться, покинул их. А сам к Динке перебрался. Ну и как только увидел, что она ставни рожицами испохабила, так сразу положение исправил – пририсовал тело от жирафа. Жирафы – это же… Вы вот помните, какой им гимн написали: «Жираф большой, ему видней»?!
– Это мы помним, вы про сестру расскажите – от чего она погибла? – терял терпение Дуся.
– Сказать, от чего погибла? А не скажу! – ворочался возле будки братец несчастной.
– Скажите, – попросил Евдоким. – Маменька вам за бутылкой сбегает.
Такого от сына матушка не ожидала. Не девочка она – за бутылками бегать!
– Нет, я лучше в будку слажу, к собаке. Пусть кусает, всю не съест! – храбро выгнула она грудь подушкой.
– И не просите, все равно не скажу! – забегал хозяин собаки по двору. – Потому что ересь! Нет, ну надо же выдумать, что наша Динка наркотиками пользовалась! Ни в жисть не поверю! А они мне – передозировка! Откуда?! Кто на нее тратиться будет? Это ж деньги стоит! Да и не станет Динка, ни за какие деньги!
Мужчина вдруг остановился, проморгался, а потом подлетел к самому Дусиному носу и тяжело зашипел:
– Я знаю, это Ленка моя, кукуруза кислая! Это она! Решила и этот дом к рукам прибрать! Сначала Динку на тот свет отправила, а потом за меня примется, чтобы эта усадьба ей досталась!
– Какая, простите, усадьба? У вас еще и усадьба имеется? – завертела головой Олимпиада Петровна.
– А как же! Вот же она! А хотите, я вам ее продам? – вдруг ляпнул хозяин. – Возьму недорого. Промежду прочим, здесь скоро район сносить будут, всем новые квартиры обещают. И вы получите, если купите, конечно. Я бы на вашем месте взял. Просто-таки схватил!
– Так-так-так, а за сколько продаете? – оживилась Олимпиада Петровна.
– Нет, я так не могу работать! – взбрыкнул Дуся. – Маменька! Лезьте к собаке в будку, вы обещали водку достать! А вы, товарищ, вспомните – не приходила ли к вашей сестре в последнее время некая Радько Ирина Алексеевна?
– Ирина Алексеевна? Нет, не приходила. Ирка Радько была, а Ирина Алексеевна…
– Вот-вот, Ирка! Значит, приходила? Когда она в последний раз была? – загорелись глаза у Дуси.
Мужик важно нахмурил лоб и поскреб грязные патлы. Ему жутко нравилось, что вот эти приличные господа так возле него крутятся. А вон та толстая баба даже в будку ради него готова! Пусть попробует! Ха! Пальма ей точно нос откусит!
– Когда Ирка была? – изо всех сил пыжился он. – Недавно… только я ж ить не вспомню! А нет, вспомню! После ее сразу же моя отрыжка появилась! Значит, дело двадцать пятого было!
– Дуся! Спроси у господина! Почему у него отрыжка строго в определенные числа появляется?! – гудел откуда-то голос Олимпиады Петровны.
Мужчины оглянулись. Из будки, точно подушка безопасности, торчал зад почтенной дамы, передняя часть скрылась в недрах собачьего дома, а сама псина постыдно покинула детей и теперь хоронилась за забором.
– Спроси! – продолжала трубить дама. – У меня ежли отрыжка появляется, так никогда не угадаешь…
– Она вам не отрыжка! – дернул щетинистым подбородком мужчина. – Это я так нежно жену Ленку прозываю! Она ко мне в аккурат двадцать пятого за алиментами является! А дитёв у нас с ней и нет, так берет, на свое проживание! А я все равно даю – пусть подавится!
В это время перед мужчинами появилась дама, сверкая двумя бутылками в руках.
– Маменька! А как же собака?..
– Так я ей кость бросила, она и кинулась к забору. Тут я калиточку и прикрыла. А потом снова запустила. Чего ж, господин хороший, собачка у вас не на цепи?
– Нельзя ей на цепь! Беременная она была! – кинулся в объяснения «господин».
Дуся от посторонних разговоров просто зубами заскрипел:
– Маменька! Чего это ты рано из будки вернулась? Прямо всю беседу мне наперекосяк! А вы не отвлекайтесь, господин… как вас по батюшке?
– Попов Иван, – вытянулся струной брат Дины, не сводя глаз с бутылок. – Пройдемте в дом, пожалуйста.
– Да уж какой там дом, – отмахнулся Дуся. – Тут договорим. Значит, двадцать пятого… не коситесь на бутылки, пока не расскажете, все равно не отдадим. Значит, двадцать пятого к вам приходила Ирина Радько?
– Нет, она не к нам приходила, а к Динке. Меня она и вовсе не хотела видеть, не знала, что я теперь вместе с сестрицей проживаю. Прямо как меня увидела, так вся перекосилась, утащила Динку в кухню и давай напевать: «Ты этого сплавь куда-нибудь. Большие дела намечаются. Мы с тобой будем или богатые, или горбатые! Только учти – если кто прознает, нам тошно придется. Так что убери это позорище!» Это она про меня так – позорищем-то. А я до этого-то ухом подслушивал, а как про позорище услыхал!.. Короче, я такой нервный стал, но все равно ничего не услышал – Динка меня за шиворот вытолкала. О чем они там говорили, я не знаю. Нет, ну я, конечно, не будь дурак, к другой стене ухом приклался, так тут как назло моя гангрена! Супружница за алиментами, я ж говорю! Вот и прослушал все самое интересное. А Ирку я больше и не видел. Только в этот же вечер ночью Динки не оказалось.
– Как это? – почему-то шепотом спросил Дуся.
– А так! Не оказалось!
– Ну, мало ли, – фыркнула Олимпиада Петровна. – Побежала к дружку, дело молодое.
Попов обиженно дернулся.
