Ирина Потанина - Пособие для начинающих шантажистов
— Вот, — я завела Жорика в кухню, — Спать можно здесь, — я показала на уже разложенное и застеленное кресло-кровать, — Если скучно, можешь почитать. Если захочешь есть — не стесняясь, лезь в холодильник, там все равно ничего нет, — я зачем-то сопровождала монолог наглядной демонстрацией описываемых действий, — Можешь заглянуть в этот шкафчик. Тут чай и сахар, а вот кофе, — я запнулась и перевела дыхание, — Извини, ради Бога, что я тебя вызвала… Мне правда было страшно… В общем, я пошла спать.
Жорик наблюдал за моим мельтешением со снисходительной полуулыбкой. Сначала мне показалось, что он обязательно станет расспрашивать об этом ужасном ночном звонке. Мол, раз уж вызвала человека среди ночи, так хоть объясни, почему. Но вместо этого Жорик молча уселся на край разложенного кресла. Потом потянулся, снял свитер, облокотился спиной на стену и закинул ноги на быльце стоящего рядом стула. Левый носок Жорика оказался протертым на пятке. Я почему-то смутилась и одернула взгляд. Жорик тем временем взял с тумбочки первый попавшийся журнал и демонстративно открыл его на середине. Мне стало совсем неловко. Получалось, будто я ему мешаю и не даю отдохнуть, стою над душой и разглагольствуя о совершенно неинтересных вещах. Обижаться или язвить не было сил. Я молча взялась за ручку двери. Жорик оторвал глаза от журнала, усмехнулся, как обычно, загадочно и, сказав «Спокойной ночи!», принялся копошиться в своих наручных часах, которые, видимо, служили по совместительству еще и будильником.
— Спокойной ночи, — благодарно пожелала я в ответ, и вдруг вспомнила, как давно никому не говорила этих слов.
12. Глава двенадцатая, в которой бесконечные споры отказываются порождать истину
Проснулась я от холода и стыда. Холод породила моя щедрость (зачем одеяло отдала!), стыд — глупость. «Ой-ёй-ёй,» — уже недовольно кряхтела Совесть, пока я протирала глаза и постепенно возвращалась из мира сновидений, — «Не, ну это ж надо… Вот дура-то… Ну зачем человека среди ночи надо было куда-то тянуть… Вот эгоистка, а! Ой-ёй-ёй… Позорище…» Я вяло отмахнулась, натянула прямо поверх коротенькой ночнушки рубашку и спортивные брюки, после чего робко вышла в коридор. Глянула в зеркало — ужаснулась взъерошенности увиденного существа. Взялась за расческу, потом решила, что все равно не поможет, и, плюнув на все условности, продефилировала в кухню. Жорик сидел все с тем же журналом и все в той же позе, — облокотившись на стену и забросив ноги на табуретку.
— Доброе утро, — сказал он, оторвав взгляд от журнала.
— Ты, что ли, всю ночь так просидел?
— Нет. Почему?
— Ну не знаю… Вид у тебя такой…
— Ну, извини, — Жорик пригладил ладонью волосы.
Ввиду короткой стрижки охранника, мне этот жест показался до крайности смешным. Смеялись вместе. Контакт вроде бы как был установлен. Я принялась варить кофе.
— Там на сковородке яичница с колбасой, можешь позавтракать.
Я напрягла все мышцы, дабы не выдать своего удивления. Это ж надо, он и в магазин сходил, и приготовить успел, а я спала себе спокойненько!
— Спасибо. Не стоило так утруждаться…
И опять эта снисходительная полуулыбка! Мол, «Все про вас давно знаю, но рассказывать не хочу. Вы играйтесь, а я понаблюдаю, позабавлюсь вашей предсказуемостью». И, поди разбери, то ли это у него мания величия беспробудная, то ли вправду он что-то знает, чего остальным людям неведомо.
— Не мог же я себя любимого оставить без завтрака, — наконец, ответил Жорик.
И действительно! Чего это я сопли распустила: «Ах, для меня то, для меня это!». Ничего это не для меня. Просто человек привык есть по утрам яичницу с колбасой и от своих привычек отступать не собирается. А на одного себя приготовить ему обычная вежливость не позволяет.
— Кстати, я хочу извиниться, — я старалась говорить, как можно безразличнее. Не хватало еще, перезнакомить всех окружающих с моими безмозглыми Угрызениями Совести, — Уж не знаю, что на меня нашло ночью. Сейчас понимаю, что ничего страшного, вроде, и не произошло… Я вела себя, как истеричка.
— Ничего. Быть истеричкой ничем не хуже, чем кем бы то ни было другим, — вместо ожидаемого «нет, что ты, ты вела себя совершенно нормально», ответил Жорик.
Мда… Общаться с этим человеком определенно сложновато. Я сделала первый глоток кофе и почувствовала, как жизненные силы вливаются в меня вместе с ним.
— Какие у нас планы на сегодня? — решив пустить свое общение с охранником в сугубо деловое русло, я сразу почувствовала себя увереннее.
— Прежде всего, надо поговорить с этим твоим Николаем, — Жорик тоже пил кофе с наслаждением. Отчего-то было очень приятно наблюдать, как он сначала осторожно втягивает запах, потом слегка прикрывает глаза ресницами и делает маленький глоток, — Я проверил номер телефона, который ты вчера записала.
И когда этот Жорик всё успевает!
— Ты что, осматривал мои руки, пока я спала? — недоверчиво спросила я, демонстрируя записанный вчера на ладони номер телефона.
— Упаси Боже! — громко воскликнул Жорик, отчего мне почему-то стало до крайности грустно, — Рассматривать спящих… Вот еще… Просто проверил твой определитель номера, он ведь все запоминает. Так вот, звонили из офиса Николая.
— Откуда звонили?! Ты хочешь сказать, что Клюшка просто обвел меня вокруг пальца?! Думаешь, он и этот Александр таки сообщники?!
— Ничего пока не думаю.
Я не спускала с Жорика вопросительно прищуренного взгляда. Охранник, наконец, сжалился и снизошел до посвящения меня в свои мысли.
— Смотри, — Жорик схватил салфетку и принялся бессмысленно черкать по ней карандашом, — Картина вырисовывается довольно четкая. Итак, наш преступник промышляет пикантными ограблениями. Он своим обаянием заманивает женщину в сомнительную ситуацию и, подсыпая ей снотворное в шампанское, вытаскивает бумажник, забирает сотовый телефон и даже снимает с неё все более или менее стоящие вещи. Совершенно не Клюшкин уровень. Твой Николай ворочает совсем другими делами… Александр — просто мелкий воришка-альфонс, уверенный в собственной безнаказанности, потому что ни одна жертва не захочет гробить репутацию и не станет обращаться за помощью в милицию или какие другие структуры.
— Ничего себе, мелкий воришка! Вика могла умереть!
— Думаю, все не настолько критично. Скорее всего, Виктория просто не заметила щеколду на двери или еще что-то в этом роде. Преступник не похож на убийцу…
— Но ночью… Он ведь звонил мне и угрожал убить!
— Думаю пустые угрозы, не более. Продолжаем исследовать картину действий. У преступника есть сообщник. Этот сообщник узнал, что ты занимаешься расследованием. Этот сообщник имеет доступ к офису Клюшки и может делать оттуда ночные звонки. Этот сообщник делал фотографии Виктории. Сообщник, а точнее сообщница! — Жорик перешел на многозначительный шепот, — Знаешь, кто она?
— Не я! — таким же многозначительным шепотом произнесла я.
— Ты что, правда, не догадалась? — уже с нормальным уровнем громкости, но почему-то с детской обидой в голосе, спросил охранник.
— Ты хочешь сказать, что это Кошка, — в качестве подтверждения своих умственных способностей проговорила я.
— В каком смысле? — реакция оказалась противоположной ожидаемой. Жорик посмотрел на меня, как на абсолютную дуру, — Я хочу сказать, что сообщница Александра — секретарша Николая.
— Ну да, — я изо всех сил старалась сдержать смех, — Я и говорю — Кошка. Это я её так прозвала.
— Почему?
— Увидишь, поймешь, — не терпящим возражений тоном ответила я и принялась мыть посуду, — Просто странно, что у Клюшки под носом творятся такие дела, а он и ведать не ведает…
— Не вижу ничего странного! Он занят своим, ничего кроме этого не замечает…
— Знаешь, — на этот раз я была искренне благодарна Жорику, — Я тоже в этом уверена. И рада, что ты думаешь так же. Мне очень важно понимать, что Николай не виновен. Спасибо, что помогаешь мне остаться при этом мнении. Всё-таки, он друг моей юности…
— А сейчас у тебя уже глубокая старость! — не оценив моих чувств, усмехнулся Жорик, — Меня здесь благодарить абсолютно не за что. Клюшка, похоже, чист. Скорее всего, мы имеем дело с преступниками очень мелкого калибра. Вот если бы речь шла о сумме на порядок большей…
— Считаешь, десять тысяч маленькой суммой? — во мне назревало раздражение, — Часто тебе приходилось с такими суммами в жизни сталкиваться?
— Знаешь, когда я подвергаюсь подобной по серьезности опасности, я прошу больше.
Его слова показались мне пустым пафосом.
— Может преступник гуманист? — решила повредничать я, — Как бы, ни себе, ни людям…
— Скорее всего, у него просто не умещается в голове сумма больше десяти кусков. Или, возможно, все не так просто.