Людмила Милевская - Моя свекровь — мымра!
Буду очень признателен вам, божественная Мархалева Софья Адамовна, если окажете нам неоценимую помощь и проясните вопрос. То же касается и выражений…”
Господин Судзуки еще раз пробежался глазами по перечню “выражений”, нуждающихся в пояснениях, убедился, что ничего не упустил и перешел к заключительной части письма.
«… Я просил бы у Вас, многоуважаемая Мархалева Софья Адамовна, разрешения послать вашему издателю в честь выхода в свет Вашего нового литературного шедевра, бочонок наилучшего сакэ. Знаю, что в вашей прекрасной стране сакэ еще не столь популярно как нам хотелось бы и потому спешу сообщить, что такой подарок в Японии традиционно считается официальным, а потому бесчестья не будет: ваш многоуважаемый издатель может не беспокоиться о том, что подношение кто-либо расценит, как взятку. Кроме того я нижайше прошу Вас, многоуважаемая и достопочтенная Мархалева Софья Адамовна, принять от меня весьма скромный дар, символизирующий наше согласие в сотрудничестве и, смею надеяться, нечто большее — имею ввиду нашу дружбу.
С глубочайшим уважением, всегда преданный ваш слуга
Судзуки Хаято
(для Вас, просто Тацу).
Улыбаясь блаженно и мечтательно Великий Тацу вновь тряхнул колокольчиком, стараясь придать лицу выражение бесстрастной озабоченности.
— Переводчика! — приказал он мгновенно появившемуся секретарю.
И красавец Юдзан, не веря своим глазам, увидел как какой-то очкарик входит в кабинет Великого Тацу раньше него, гонца из России — страны, где у якудзы великие начинания!
И масса других важных дел.
Глава 17
Арнольд оказался парнем толковым, к самому дому машину свою подкатил. Я даже струхнула:
— Не слишком ли вы расхрабрились?
Он ухмыльнулся:
— А чем я рискую? Подъехал с той стороны, на которую мало кто забредает. К тому же, сам-то я не в бегах. И “быки” мне доверяют, никогда не суют носов в мой драндулет. Да и не до нас им теперь. Как собаки режутся в “преф”.
Я огляделась: и правда пустынно.
— Что-то очень уж подрасслабились ваши “быки”, — говорю я Арнольду. — Хоть бы охрану какую выставили за ради прикола.
Он отвечает:
— Зачем? Кого им опасаться? Их самих здесь боятся все, даже “менты”.
— Эх, занесла же меня нелегкая, — тяжко вздохнула я и полезла вон из машины.
Арнольд разбудил Ефросинью и быстренько ей объяснил наши планы на будущее. Подруга пришла в ужас и попыталась немедленно снова заснуть, но мы ей не дали. Подтащили к шнуру и приказали:
— Вперед!
Фрося нервно спросила:
— Куда?
Я с пафосом изрекла:
— К вершинам спасения!
— Куда-а?!
От пафоса моего в глазах у бедняги отразился такой запредельный ужас, что я не лишним сочла прозаически ей пояснить:
— Лезь обратно, на третий этаж.
— Я не скалолазка, — попятилась Фрося и без всяких причин рассердилась: — Мархалева, послушай, не приставай! Бесполезно! Нет той силы, которая затащит меня туда!
— Ошибаешься, есть, — заверила я, глазами указывая на своего партнера Арнольда.
Ефросинья дернулась и попыталась бежать. Пришлось нам с партнером глупую девку крутить и вязать. И кляп ей в рот, разумеется, тоже пришлось пристраивать. Усердно работая, я приговаривала:
— Что за вздор, возвращаться не хочет она. Не об этом ли ты мечтала пока мы бегали по лесам? Сама же ныла, что в доме тепло, а теперь лезть не хочешь?
Думаю, Фрося имела что мне ответить, но молчала как рыба об лед, опять же благодаря вовремя вставленному кляпу.
Кляп Ефросинье был очень к лицу. Так это было мило и мне приятно, что даже мысленно и философски отметила, не отрываясь от дел: “Хороший кляп — залог женской дружбы. С Тамаркой моей неплохо бы эту находку практикануть. Вот у кого рот круглосуточно не закрывается, вот куда просится кляп”.
Но хватит мечтать — вернемся под дом. Когда Ефросинья была обезврежена, закапризничал мой Арнольд.
— Чепуха, — сказал он, — так у нас ничего не получится. Связать мы ее связали, а как поднимем?
Ну мужики! Абсолютно безрукие!
Пришлось ему объяснять:
— Я одна ее вниз опустила, так неужели не поднимем вдвоем? Поднимать, по-моему, легче.
— Ошибаетесь, — рявкнул Арнольд.
Да-а, мужик есть мужик! Любое пустяковое дело вмиг окажется невыполнимым, если за него возьмется этот природы царь!
— Ваши предложения? — с присущим мне лаконизмом спросила я.
— Вы полезете первой и поднимете куль.
— Какой куль?
— Вашу подругу.
Ну, что я вам говорила! Так и вышло: оказалось, все делать должна одна я!
Что ж, вежливо согласилась:
— Хрен с вами, полезу.
Сообщение Арнольда порадовало, причем во всех аспектах моей философской мысли: и в том, — что наверх полезу, и в том, — что хрен с ним.
Я, поплевав на ладони, бодро взялась за шнур и попыталась сделать пару шагов по стене — звон раздался ужасный: на первом этаже вылетело стекло.
До сих пор удивляюсь, как “быки” не услышали.
А Арнольду удивляться некогда было, он хватался за голову и шепотом мне вопил:
— Что вы наделали?
Оправдываться не в моих правилах, но ему объяснила, раз попался такой бестолковый:
— Я тут ни при чем. Вы сами когда-нибудь пробовали лезть на стену на каблуках десяти сантиметров?
— Так снимите их, — разъярился Арнольд.
— Невозможно. Теперь их только с мозолями можно снять, а мозоли намертво прилипли к ногам. И вообще, что такое? Я настоящая женщина! Неужели вы думаете, что я добровольно сниму свои каблуки ради какой-то паршивой стены, если я их и в дебрях лесов не снимала?
— Не ради стены, а ради свободы! — с патетикой воскликнул Арнольд.
Вот что не идет ужасно этому деятелю порнухи, так высокий и выспренний стиль. С презрением глядя в его бессовестные глаза, я спросила:
— Лезть на стену ради свободы? Какой свободы? Может, хотите сказать, я должна постараться, чтобы свободно попасть в заточение?
Снова взбесился — ну мужики!
Агрессоры! И тупицы!
— Какая разница! — мне вопит. — Нет времени пререкаться! Не кочевряжьтесь! Немедленно полезайте наверх!
— Тише, — спокойно ему говорю. — Нас могут услышать.
А он еще громче:
— У меня из-за вас съемка накрылась!
Тут и мои нервы не выдержали.
— Что там съемка? Накрылась вся моя жизнь! — взвизгнула я и, вспомнив о переводчике, слезно добавила: — Если бы только жизнь, похлеще того, карьера. Моему переводчику, господину Судзуки я солгала! Сегодня днем должна была ему позвонить, а вы, с вашими похищениями, поломали все мои планы.
— Я тут при чем? — удивился Арнольд.
Но мне уже было не до него, меня уже осенило!
— А что мне мешает прямо сейчас ему позвонить? — воскликнула я.
— Кому и куда?!
— В Японию, моему переводчику, господину Судзуки!
В поисках телефона я бросилась хаотически рыскать по карманам костюма — французского! Нового! Нечеловечески дорогого! Загубленного в дебрях провинции!
— Куда же он подевался? — бубнила я, имея ввиду телефон, костюм был частично на месте. Правда, основная часть кружев на ветках осталась, метров пять, не меньше смотала с себя.
— Что вы делаете? — опешил Арнольд.
— Ищу телефон, разве не видно.
— Зачем?
— Буду срочно звонить переводчику, господину Судзуки.
Арнольд ужаснулся — какой впечатлительный:
— С ума вы сошли! Нашли время звонить! На третий этаж полезайте и звоните там хоть Судзуки, хоть Мицубиси, мне все равно!
— Ха! Полезайте! На третий этаж? Я что, скалолазка? Нет уж, лучше переводом займусь.
— Ну что мне, и вас что ли связывать? — с отчаянием спросил бедный Арнольд.
— А что, мысль неплохая, — порадовалась я. — Свяжите меня, кляп вставьте в рот и спокойненько уезжайте. Только прикройте нас с Фросей каким-нибудь одеялом, а то холодновато уже.
— И что это будет?
— А ничего. Если бандиты нас около дома найдут, связанных и безмолвных, то сразу поймут, что мы не виновны, что это совсем не побег, а новое похищение. На этот раз неудачное.
Арнольд растерялся: было видно, что умная мысль вызвала в нем массу противоречий. С одной стороны, ему очень хотелось поскорей от обузы избавиться, но с другой стороны, ему было боязно снова идти на поводу у меня, штучки, как он ядовито выразился, еще той.
В связи с этим он озабоченно осведомился:
— А что вы им скажете, когда вас найдут?
Я закатила глаза:
— Что может сказать человек, пролежавший всю ночь на земле связанный да еще и с кляпом во рту? На все их вопросы я буду глупо крутить головой и отвечать: “Ихь бин не понимайт! Ихь бин балной!”
Арнольд не поверил:
— Ага, будете вы крутить, только не головой, а Якудзой и мной. Батяне сразу и скажете, что я вас связал да сбросил с третьего этажа.
— И что ж тут плохого? — наивно полюбопытствовала я.
— Нет, ничего! — ни с того ни с сего взбесился Арнольд. — На этот раз Якудза убивать меня даже не станет. Просто пристроит в дурдом. Черт с вами! Так и быть! На третий этаж сам полезу!
