Валентина Андреева - Крестовый поход в лабиринт
– Вот! – Наташка мгновенно преобразилась. – Вот когда покойница сунула мне деньги, которые ей девать было некуда! Я выскочила на минутку, чтобы передать с оказией наверх три истории болезни с заключениями. Эту оказию ты знаешь – Дашка. Ей все равно по пути, о чем она известила кого-то на весь первый этаж. Голос у нее такой. И дурацкая манера разговаривать с людьми из разных точек коридора, независимо от удаленности. Но процедурная из нее – классная. Так берет кровь из вены, что и не догадаешься. Прямо технически оснащенная вампирша. Короче, пока я отсутствовала, моя подопечная открыла шкаф и подложила мне во внутренний карман «свинью».
– А куда же еще? – удивилась я. – В сумку ты наверняка бы перед уходом заглянула. Хотя бы для того, чтобы достать косметичку и подкрасить губы. А внутренний карман пиджака часто не навещают. И не старайся убедить меня в своей честности, я твою натуру лучше тебя самой знаю. Признаться, сначала меня другое выбило из колеи: зачем больной, готовящейся к сложной операции, брать с собой в больницу большую сумму денег? Логичнее было взять с собой все то, за чем мы ездили к ней домой. И в первую очередь иконку. Но в ходе ползания по палате у меня возникла догадка: эти деньги она намеревалась передать душеприказчику. Возможно, на похороны, о которых ты мне все уши прожужжала. Мало ли… Заранее не получилось. Ты сама говорила, что он только сегодня вернулся в Москву после длительного отсутствия. Наверное, существовала договоренность, в силу которой он должен был заехать к ней перед операцией… Нет, тут что-то не так. Операция назначена на сегодняшний день – вторник. В таком случае, Алю Брехту…
– Альбрехту!
– Как скажешь. Словом, ему следовало прибыть к Светлане Владимировне еще вчера.
– Почему вчера? Можно было бы и сегодня. Операция планировалась на три часа, утром он вполне мог к ней прорваться. Да что мы морочим себе голову? Можно ему позвонить…
Я оглянулась по сторонам в поисках лавочки. Надо же! Значит, ошиблась – еще не насиделись.
Лавочки были заняты. Полностью или частично. Ни то, ни другое не устраивало. Угадав мое намерение, Наташка заявила, что ей осточертело даже то, что прилагается к больничным корпусам и именуется «территорией», и потянула меня прочь. По мере возможности переводя дух, я делилась с ней своими соображениями – не стоит пока сообщать Брехталю о полученных деньгах. Если возможно, напроситься на встречу, отвезти ему очки, кошелек с тремястами рублями и белье покойницы. Вопросы буду задавать я. По ходу беседы увидим, что делать. Уж очень странная ситуация вырисовывается.
Подруга не преминула очередной раз влезть с коррективами имени душеприказчика:
– Альбрехт!!! Ир, ну неужели трудно запомнить?
– Нет, – согласилась я. – Не трудно. Но Альбрехту тоже не стоит сообщать о деньгах. Пока не узнаем, чего он стоит. И вообще, мне пора возвращаться на работу, созвонимся позднее.
4
Позднее я не узнала Наташку по телефону. Подруга говорила не своим голосом. Скорее, даже не говорила, а шипела. Она не обиделась, когда я, признав ее после официального представления («Ты что, сбрендила, своих не узнаешь?!») весело намекнула, что надлежит не возмущаться, а радоваться от всей души – богатой будет.
– Напоминаю, деньги не брала, – перешла подруга со зловещего шепота на мирный. – Есть новости, но не по телефону. Можешь удрать пораньше и приехать ко мне?
– Не могу. У меня деловая встреча.
– Ну, если гора не идет к Магомету…
– Я не гора!
– Вот деловая! Можно подумать, я Магомет! – Наташка перешла на свой обычный режим вещания. – Ладно, я сегодня последний день работаю. Руководство пошло навстречу в надежде, что я отсижусь пару месяцев дома, поумнею и пойду навстречу ему. Грубо говоря, добровольно вернусь на свою каторгу. В чем лично сама я очень сомневаюсь. Завтра еще наведаюсь в свой казенный дом, но только на машине. Кое-какие мелочи надо забрать. А часам к четырем ты не освободишься? И заодно уж на завтрашнее утро.
Я огрызнулась, выдвинув в качестве ответной инициативы возможность воспользоваться ее дурным примером и тоже уволиться с работы. Формально – по собственному желанию, фактически – очень даже принудительно. В конце концов найдется для меня в перспективе свободной местечко. Где-нибудь на паперти.
– Не найдется! – отрезала Наташка. – Все уже схвачено. Последнее я застолбила. Но если хочешь, пойдем по миру вместе. Так и быть, составлю компанию. Спасибо тебе большое за моральную поддержку, кажется, я пришла в себя и снова пытаюсь определить свое место в жизни. Оно у меня, кстати, не одно. Я хочу сказать, не только кюхе, кирхен и выросший киндер. И хватит отвлекать меня от дела. Встречаемся в половине шестого у памятника моему долготерпению. Я познакомлю тебя с человеком со сложносочиненной кличкой Альбрехт. Чувствуешь, как легко произносится? Повторение – мать учения. Железное правило усидчивых второгодников. Будут изменения – созвонимся.
В другое время я оказала бы подруге достойное сопротивление. А просто из вредности. Ее собственной, разумеется. Но другого времени в данный момент у меня не было. Не намечалось и никаких деловых встреч, это я слегка приврала. На самом деле ожидала, когда привезут ряд согласованных и подписанных документов, но их вполне могла принять секретарь. И мне очень хотелось посмотреть на душеприказчика пожилой женщины, которую так и не довелось увидеть при жизни.
Насчет конкретного места встречи подруга погорячилась. Памятник ее долготерпению успели снести. В отличие от кинотеатра, рядом с которым он в свое время притулился. Свое почетное название «памятника» раздолбанный киоск с мороженым получил лично от Наташки. Как-то подруга поджидала меня рядом с этим хранилищем прекрасного, внося весомый вклад в дело реализации мороженой продукции. Я задерживалась. Подруга, не особо расстраиваясь по этому поводу, раз за разом покупала новую «последнюю» порцию и очень удивлялась тому, что киоскерша на глазах теряет свое лицо, а вместе с ним моральный облик столичного продавца. Когда женщина очередной, но действительно последний раз нырнула за приснопамятным десятым рожком пломбира, Наташка забеспокоилась: выныривать она не торопилась. На улице было сущее пекло, в киоске – ад, но, как позднее выяснилось, окосевшая от систематического утоления жажды дешевым портвейном продавщица нашла выход из положения, использовала далеко не новую рекомендацию: «Держи голову в холоде, а ноги – в тепле. В конце концов, невменяемую киоскершу вытащили на волю с помощью скучающего в дозоре милиционера, а Наташка стойко оберегала чужое добро от еще более чужих рук вплоть до прибытия истинной хозяйки. Благо номер ее телефона значился на внутренней стенке киоска, а со скоростью прибытия на точку она обскакала даже меня. В знак особой своей благодарности женщина преподнесла Наташке очередной рожок.
На сей раз получилось так, что я опередила всех участников предстоящей встречи. Некоторое время безуспешно искала памятный киоск в надежде, что его перепрофилировали или просто перенесли немного в сторону от главного входа в кинотеатр. Попутно ругала подругу, не удосужившуюся сообщить новое место стоянки киоска. Вскоре поиски завершились находкой, правда, другого рода – я нос к носу столкнулась с Наташкой. Подруга грустила, прощаясь с мечтой о прекрасном пломбире, которая привела ее, паломницу, на встречу раньше установленного времени. Грусть быстро трансформировалась в раздражение. Наташка открыто возмущалась тем, что отсутствие мороженого рядом с кинотеатром – явный признак отсутствия в стране культуры. Ее любовь к этой ледяной сладости граничит с безумием. В результате на какое-то время мы забыли об истинной цели своего появления на этом историческом месте. Подруга страдала, я пыталась ее утешать. Иными словами, била на жалость к тем, кто, разнесчастный, вообще не знает, что такое мороженое. Те же не раз помянутые применительно к разным случаям дикие аборигены в диких дебрях Амазонки, например. И ничего, как-то ведь живут.
– Потому и дикие! – вяло сопротивлялась Наташка. – И разве это жизнь?
Но мои доводы все же сыграли свою положительную роль. Подруга склонилась к тому, что она находится в более выгодном положении, чем аборигены. Жалость к ним пересилила, но тут подскочил какой-то мачо с дипломатом в руках и снова задел за больную струну Наташкиной души:
– Простите, вы не подскажете, где-то здесь должен быть синий киоск с мороженым?
– Его украли, – вновь настраиваясь на мрачный лад, буркнула Наташка и принялась за старое. Мачо чертыхнулся. А может, и того хуже, я толком не разобрала, ибо прозвучало это на иностранном языке – подозреваю, грузинском или армянском. Мне ни один не известен.
Мелодия военного марша из Наташкиной сумки меня насторожила. Реквием по мороженому уже поднадоел, но на горизонте высветилась возможность новой волны страданий, которой подруга непременно окатит не вовремя подвернувшегося слушателя. А через пару секунд я с открытым ртом наблюдала увлеченный телефонный разговор, происходивший между Наташкой и мачо. Он стоял в паре шагов от нас и надрывался так, как будто находился на противоположном конце земного шара. Наташка не отставала. Стоя спиной друг к другу, оба громко возмущались отсутствием киоска на запланированном пятачке. При этом мачо так активно жестикулировал, что я серьезно обеспокоилась за дипломат. Немногочисленный народ, спешивший занять свои места в кинотеатре, обходил беседующих сторонкой.
