Незнакомец. Суровый батя для двойняшек - Регина Янтарная
– Разве можно учить деток таким вещам? Скоро он начнет учить их чеки подделывать… – нервно выдыхает женщина.
– А твое какое дело? – слышу грозный мужской рык у дверей. – Пошла вон отсюда. Скучно? Полы помой! Больше пользы будет!
Рора со всей дури колет себя иглой, вскрикивает и убегает.
Я же напряжено гляжу на старшего сына Дмитрий – Кирилла Дмитриевича Кутузова. Наследнику, как и мне двадцать четыре года, и он никак в толк не возьмет почему отец отписал огромную часть состояния именно мне и моим детям.
Тупица совсем не понимает, что я здесь подставная фигура.
Высокий широкоплечий грозный.
Красивый холеный психованный.
Все эпитеты подходят к Кириллу и его характеру.
В три огромных шага настигает меня и хватает больно за запястья.
– Какого черты ты и твоя протеже болтаете о моем отце за его спиной? Почему обсуждаете, как он воспитывает своих детей?
– Это и мои дети, не забывайся! – шиплю грозно.
– Правда? Я и забыл. Думал, ты только контейнер. – Усмехается.
Подлый надменный глупый.
– Маша, я тут подумал, и решил, что расскажу отцу о твоем разговоре с Ророй!
– Не посмеешь!!!
– Что меня остановит? Придумай, как запретить или чем подкупить меня, – нагло вжимает меня в себя. Какой же он мерзкий, несмотря на внешнюю красоту.
– Пусти…
– Всего один мокрый поцелуй, и твоя Аврора останется здесь, а ее мать будет жить! От тебя зависят их жизни.
Моя грудная клетка высоко вздымается и горячий взгляд молодого мужчины ложится на нее. Становится невыносимо тяжело.
Потные руки Кира бродят по моей спине и спускаются чуть ниже.
– Всего один… – шепчет возбужденно мне в ушко, и погружает свой мерзкий язык в мой рот.
Глава 24
Мирон
– Мир, у нас беда случилась, – тараторит Валя, без звонка заваливаясь ко мне. – Вот! – показывает рукой на племяшку, бегающую вокруг нас как юла. – И вот! – сестра показывает на розовый рюкзак и сумку, стоящую у порога.
– Что происходит? – тру заспанные глаза и гляжу на Тараса – мужа сеструхи. У него серое убитое лицо. Понятно, что что-то стряслось.
Время четыре утра, а семья заявляется ко мне.
– У отца Тараса случился инсульт два часа назад, мать звонила. Мы срочно выезжаем в Новосибирск.
– Пу! – Машенька тычет в меня пальчиками.
– А чудовище с собой возьмете? – показываю на Машеньку.
– В этом-то и проблема… – сестра виновато поджимает губы. – Няня уволилась, с собой взять не можем. К тебе привезли.
– Ко мне? – округляю глаза. – Зачем ко мне?
– Ты ее дядя. Единственно родной человек. Она тебя любит.
– Любит, да, – с ужасом гляжу на чудовище с огромными глазищами. – Но не слушается, это факт.
– Мир, всего два дня, – не хочу дочь везти туда, где может случиться большая беда, – выдает потухшим голосом Тарас.
– Два дня. То есть на работу я сегодня не иду, – тяну протяжно и хватаю малышку за рукой, которой она продолжает тыкать в меня. – Пойдем, чудовище, я тебя спать уложу!
– Э-э! Так просто не получится, – замечает отец Маши, – она уже успела проснуться и возбудиться, сначала сделай так, чтобы она устала!
– Чего?! – бурчу я.
Валя и Тарас идут на выход. Хлопает дверь. И тут мы оба с Машенькой понимаем, что остались наедине.
Я вскидываюсь в ужасе, как тот самый медведь из мультика. А Машенька бежит к двери, скребется в нее и громко ревет.
– Мне конец!
Бреду за трехлетней племянницей, хватаю ее в лапы, поднимаю на руки.
– Давай жить дружно! – говорю с болью и глажу ее шелковистые волосики. Внезапно со мной происходит что-то мистическое. Вместо Маши вижу у себя на руках Аленку из кафе. Глажу ее белокурые кудряшки, гляжу в огромные серые глазищи, наполненные слезками.
– Чья ты дочь?..
Понимаю, что есть лишь один способ выяснить это – сделать тест ДНК.
Придется вспоминать будни спецагента под прикрытием, чтобы сделать это так, чтобы никто не узнал – ни Маша, ни Кутузов.
– Иглать! – радостно визжит племяшка, напоминая о себе. – Кусать!
– Та-а-ак! Что ты «кусаешь» интересно знать. Достаю из кармана лист А4, исписанный мелким бисером сестры. – Ни черта не понятно! Как курица лапой писала!
– Пи-пи! – извещает меня Машенька.
– Интересно. Как прожить с тобой два дня, если ты всё время хочешь внимания, а у меня своя жизнь. Понимаешь?
Маша внимательно глядит на меня серьезным недетским взглядом. Затем снова заливается смехом и тараторит:
– Пи-пи!
– Кусать!
– Иглать!
– Боже! Кажется, я попал.
Маша засыпает… у меня на груди. По-другому усыпить пигалицу мне не удается. К тому же у меня в доме нет детской кроватки, а огромный диван приходится девочке не по вкусу.
Боже! Она такая же привереда как все Маши. Не нужно было давать ей это имя. Кажется, я погорячился.
Лежу спокойно. Почти. Как назло, чешется лопатка, и я тихонько сбрасываю русую головку с груди, она соскальзывает и спустя мгновение она снова оказывается у меня на груди.
Блин. Не удалось избавиться от малышки.
Возможность почесаться исчезает, поэтому прикрываю глаза, а руку кладу на маленькую детскую головку.
К Машеньке у меня миллион теплых чувств и эмоций. И я чувствую, что наконец-то, готов иметь детей. Только теперь не от кого!
Первый мой брак продлился всего несколько дней, и я не хотел иметь детей. Второй мой брак продлился несколько лет, и Бог нам не дал детей. Наверное, я плохо просил.
Почему?
Потому что, когда вернулся к невесте я был уже сломан. Сломан морально после некрасивой истории с Машей.
Меня уговорили жениться на ней. Под дулом пистолета заставили переспать с ней, лишить невинную девушку девственности.
Никто тогда не вышел сухим из воды. Синичкину ранили, водителя убили при попытке сбежать, Угрюмого и его сыновей посадили, про Машу забыли.
И я не выпутался. Вернулся к невесте физически, оставив душу в особняке Угрюмого. С Машей.
Женился на невесте, и в первую брачную ночь ушел от нее… на кухню.
Как сейчас помню, сидел всю ночь наедине с самим собой и своим предательством.
Закрывал глаза и видел Машу в белоснежном платье. Настоящая жена, та, с которой мы обвенчались перед Богом, смотрела на меня синим расфокусированным взглядом. Осуждала.
Я был так близко от нее. Протягивал руки и гладил шелк ее светлых волос. Вдыхал ее нежный парфюм.
Машенька… Маша.
Мягкая. Нежная. Цветок, попавший в руки вандала.
Мысленно гладил пальцами ее лицо, целовал полуоткрытые губы.
