Людмила Милевская - Веселая поганка
— К сожалению, Майкл не может подойти к телефону.
— Это и понятно, — подбодрила его я. — Как он сможет подойти к вашему телефону, если вы сами по телефону общаетесь с ним.
— Как вы узнали? — изумился Доферти.
Как глупы эти американцы!
— Вы же сами мне только что сказали, что он вам позвонил прямо во время нашего разговора, а раз позвонил, так пусть не кобенится. Впутал меня в дерьмо, а теперь в белом фраке остаться хочет? Короче, передайте этому умнику, что у вас из-за него будут неприятности мирового масштаба. Что может быть хуже разъяренной женщины, у которой украли ребенка?
— Ничего, — нервно согласился Доферти.
— И это при том, что вы еще не знаете меня, может поэтому и думаете, что счастливы! Я всем прямо сейчас расскажу, что ваш друг Майкл — агент ЦРУ, — пригрозила я, после чего Доферти, не раздумывая, и с неподдельным испугом воскликнул:
— Это совершенно не соответствует действительности! Впрочем, сейчас же вас с Майклом соединяю! Думаю, вы разберетесь!
— Уж непременно, — заверила я.
Донесение резидента:
«Из достоверных источников стало известно: в Москву для организации масштабной акции экономического характера прибыл сотрудник ЦРУ, специализирующийся на макроэкономических диверсиях. Конкретное место внедрения агента уточняется. По предварительным данным представляется неизбежным контакт внедряемого агента с резидентом по кличке Монах.»
Как я и предполагала, мой американец не обрадовался мне. Более того, он сразу заявил, что очень занят и не может долго разговаривать.
— А я и не собираюсь с тобой разговаривать, — отбрасывая всякую учтивость, отрезала я. — У меня украли ребенка, умник! Думаешь мне до разговоров?
— Украли ребенка? — воскликнул он. — Так это правда?
— А вы думали, что русские женщины шутят такими вещами? Не знаю как там у вас в Америке, а у нас в России…
— Да-да, я уже понял, — поспешно прервал меня американец. — У вас ужасно, у вас воруют детей, а от меня вы чего хотите?
Я пожалела, что нет его у меня под рукой — точно ударила бы.
— У нас не ужасно! — завопила я. — Во всяком случае не ужасно было до тех пор, пока не понаехали всякие американцы, вроде вас. Мой ребенок тоже не подвергался опасности, а жил под опекой бабы Раи, как у Христа за пазухой. О клюшке мечтал ребенок, значит остальное у него было. Жил припеваючи и не тужил, а тут вы с моста свалились на нашу голову!
— Вы хотите сказать, что ребенка украли из-за меня? — невозмутимо поинтересовался американец.
— Не хочу, но говорю, — отрезала я. — Его украл тот «братан», который позорно сбросил вас с моста.
— Вы уверены?
— Да, черт возьми!
По длительному молчанию я поняла, что произвела впечатление.
— Хорошо, — наконец откликнулся американец. — Я попробую для вас что-нибудь сделать. Позвоните моему другу часа через два…
— Что?!! — взревела я. — В своем ли вы уме?
— А чего вы хотите? — спокойно спросил этот идиот, по-другому не скажешь.
Я завопила:
— Хочу знать: что у вас в груди вместо сердца?! Пропал мой сын, не представляю кто его украл, а вы представляете и предлагаете мне сидеть и ждать целых два часа, целую вечность? И все это пока вы подумаете что для меня сделать?! Креста на вас нет! Иноходец!
От волнения я стала заговариваться.
— Иноземец, — спокойно поправил меня американец. — Иноземец.
— Какая разница. Кстати, я была в той девятой квартире, куда вы засылали меня.
— И что? — насторожился он.
— Это не телефонный разговор.
— Хорошо, — сдался американец, — давайте встретимся.
— Слава богу! — воскликнула я. — Как быстро все до вас доходит! Вы по-прежнему на своем «Кадиллаке»?
— Нет, скажите куда приехать, приеду на такси.
Я подробно ему объяснила как доехать до компании Тамарки и раза три повторила адрес, однако этот иноземец почему-то никак не мог понять и в конце концов сказал:
— Один момент, я сейчас загляну в карту.
— Черт возьми! — закричала я. — Зачем вам карта? Скажете таксисту куда вас везти, это в самом центре Москвы, любая собака этот адрес знает.
— Я не собака, — спокойно ответил он, — возможно поэтому и не знаю.
Хотелось крепко ответить ему, но я подумала: «Не стоит спешить. Выскажу все при личной встрече, чтобы раньше времени не вспугнуть.»
— Да я совсем рядом нахожусь, — обрадовался американец, видимо вдоволь наглядевшись в свою карту. — Выезжаю, ждите.
И я начала ждать. Нервничала при этом ужасно. Перед глазами стояло смеющееся Санькино лицо… Мой сыночка! Мое солнышко!
Передать не могу, как было больно. Я себе поклялась, что в тот же миг умру, если с Санькой случится плохое.
Уж не знаю в чем бы еще я себе поклялась, если бы не появилась на пороге Тамарка. Тамарка собачилась страшно, во всевозможных выражениях ругая какого-то козлину, который поставил свою рухлядь напротив ее подъезда — как раз там, где Тамарка привыкла ставить свой пошлый «Мерседес».
Я уже готова была ей посочувствовать, но вдруг меня осенило, что это же американец мой приехал. Он же говорил, что находится совсем рядом.
— Где эта рухлядь? — завопила я, живо катапультируясь из кресла.
— Мама, не волнуйся ты так, — успокоила меня Тамарка. — Мои пацаны за угол потащили козлину вместе с его рухлядью. Там, думаю, он и стоит.
— Это же Майкл мой! — воскликнула я. — Мой возлюбленный американец!
— Приятно, Мама, что ты узнала, наконец, его имя, — порадовалась за меня Тамарка. — Лучше поздно, чем никогда. Но почему он приехал на рухляди? Какой-то ужасный «Москвич» тридцатилетней выдержки. Коррозия прямо на глазах дожирает этот соцпродукт. Или мне почудилось, что ты расхваливала чудесный «Кадиллак» американца?
— Ничего тебе не почудилось. Не знаю почему он не на «Кадиллаке», может пресытился, но рухлядь его сейчас же на место верни! — потребовала я.
Тамарка бросилась выполнять мою просьбу: она схватила сотовый и сходу выматерила кого-то, после чего потребовала «вернуть все в зад».
— Порядок, Мама, — сообщила она. — Рухлядь уже вернули. И молодец, Мама, что дождалась меня. Ох, Мама, — мгновенно пригорюнилась Тамарка, — как баба Рая измотала! Как измотала! Живого места в моих нервах нет!
Я уже готова была бежать из Тамаркиного кабинета, но, услышав про бабу Раю, остановилась.
— Что — баба Рая?
— Так и не уговорила ее из дома уехать. Заладила старушка: «Буду сторожить добро!»
— Правильно заладила, — похвалила я.
— И про Саньку, говорит, что-нибудь «скажуть». И я думаю, Мама, что и правильно. Не могут же ребенка схватить и ничего не сказать. Обязательно позвонить должны, поэтому и оставила я там бабу Раю. Двух пацанов своих ей дала. Она их кормит уже, а они ее сторожат и ждут звонка от ирода. В общем, Мама, в доме полный порядок.
Я не разделила Тамаркиного оптимизма. Слезы навернулись, в носу защипало, горло перехватили спазмы…
— Мама-Мама, не горюй, — воскликнула Тамарка, заметив слезы. — У меня проклюнулось уже кое-что. К вечеру дома Санька будет.
Она безбожно врала, я знала это, потому что кому— кому, а мне Тамарка врать не умела. На моих глазах этому делу училась.
Я махнула рукой:
— Ладно, пойду, спешу.
— Куда? — испугалась Тамарка.
— Сама знаешь — куда. К американцу. Он-то должен знать что-нибудь про этих «братанов».
— Я с тобой, Мама! — попыталась увязаться Тамарка, но я запротестовала:
— Нет, Тома, оставайся здесь. Вдруг про Саньку сообщат.
И она осталась, а я устремилась к американцу.
Он действительно приехал на рухляди, да и сам был в потертых джинсах и потрепанной куртке и сходу предупредил, что очень спешит.
— Все спешат, — бросила я, усаживаясь рядом с ним на заднее сидение.
— Куда едем? — косо глянув, спросил водитель, которому Тамаркины пацаны, чувствовалось, изрядно настроение попортили.
Американец посмотрел на меня, я на него — в глазах одни вопросы. Было очевидно: пока он не избавится от меня, ехать ему некуда. Я же не собиралась предоставлять ему такую возможность.
— Поезжайте прямо, — сказала я, — а там будет видно.
— Почему прямо? — забеспокоился американец, вытаскивая свою карту. — Мне в другую сторону.
— Всем в другую сторону, — отрезала я. — И не тяните резину.
Услышав это, бедняга оставил в покое свою карту и уставился на меня.
— Вы думаете, что я резину тяну?
— А что вы делаете? — возмутилась я. — Рассказывайте давайте, как дошли вы до жизни такой?
— Сначала вы рассказывайте, — предложил он.
Я человек немелочный, первой начала.
— Мне рассказывать нечего. В девятую квартиру и постучала и позвонила, дверь открылась, сделала знак, ваш друг в ужас пришел, — вкратце изложила я.
Американец взволновался:
— Что сказал он?
— Кричит, что вы ему очень дороги, что хочет вас спасти, хочет найти, а как — не знает. В общем, ничего я толком узнать не смогла. Он слишком спешил.
