Наталья Александрова - Клиент Пуаро
Сам Леня устремился на кухню, засыпал в кофеварку солидную порцию свежесмолотого кофе, сунул в микроволновку две оставшиеся венские булочки и вытащил из холодильника много замечательных вещей: французский сыр, баночку маслин, коробочку с острым корейским салатом и неначатую коробку бельгийского шоколада.
Лола явилась на кухню, держа в обеих руках кота и песика, те вели себя смирно и всячески выражали хозяйке свое сочувствие.
Увидев на столе множество вкусных вещей, Лола вздохнула и подумала, что сейчас с удовольствием съела бы просто тарелку супа, но Маркиз так преданно заглядывал в глаза, а звери так прижимались пушистыми боками, что Лола благодарно улыбнулась и принялась за еду.
– Ну что, дорогая, тебе стало немножко получше? – спросил Леня, когда Лола допивала вторую чашку кофе. – Выглядишь ты неплохо: щеки порозовели, глаза блестят…
– От стресса полнеют! – грустно вздохнула Лола. – Я съела втрое больше, чем обычно.
Она закурила длинную ментоловую сигарету и откинулась на стуле. Леня терпеливо ждал.
– Ты, конечно, будешь ругаться, – покаянно начала Лола, – ты скажешь, что я глупая и доверчивая, что желание славы застило мне глаза и что я совершенно не разбираюсь в людях.
– Ну что ты, дорогая… – Леня протестующе замахал руками, – но я прошу тебя рассказывать, ничего не скрывая…
И Лола рассказала в лицах все, что случилось сегодня на студии, начиная с того, как она нашла опечатанным кабинет Аглаи, потом узнала про ее убийство, и кончая описанием обыска, которому подвергали всех посетителей и сотрудников телецентра.
– Можешь себе представить, что я почувствовала, когда вытащила из клетки у Перришона орудие убийства? – спросила она. – Я чуть с ума не сошла в том сортире, хорошо, что никого рядом не было. Ведь это же уму непостижимо! Если бы шило нашли, меня бы арестовали! И ведь они обязательно бы его нашли, ведь этот мент при обыске прямо полез в клетку! Умница Перришончик, заранее сообщил, а то бы нам с ним конец пришел.
– Ну, с попугаем, я думаю, ничего страшного бы не случилось, – деревянным голосом начал Маркиз, – подержали бы немного и выпустили, в крайнем случае, я бы его взял на поруки. А вот ты, Лола, меня очень удивила!
И дальше понеслось. Маркиз заявил, что Лолка наивна, как институтка, совершенно не знает жизни и доверчива до глупости. Он кричал, что желание славы совершенно застило ей глаза, что она совершенно не разбирается в людях, что в своем возрасте она не приобрела никакого жизненного опыта. Не давая бедной Лоле вставить ни словечка в свое оправдание, Леня говорил, что его легкомысленная подруга готова согласиться на любую сомнительную авантюру, лишь бы это открывало ей путь к заветному голубому экрану, то есть к славе.
– Ну, скажи, при чем тут сомнительные авантюры? – слабо возражала Лола. – Я же не куда-нибудь пошла, а на телецентр. Что в нем сомнительного? Аглая Михайловна меня пригласила…
– Что в этом телевидении сомнительного? – в полный голос заорал Маркиз. – Да все в нем сомнительное! И ты еще ссылаешься на Аглаю Михайловну? Умнее ничего не могла придумать? Где теперь Аглая? То-то…
Лола поняла, что самое умное сейчас будет – это подождать, пока Ленька выпустит пар. Никакие ее оправдания не помогут, у сильного всегда бессильный виноват.
Если Маркиз в спорах с Лолой твердо знал, что главное – это все отрицать, то есть не признаваться ни в чем, не соглашаться с Лолой ни по одному, даже самому мелкому вопросу, то Лола в данный момент выбрала соглашательскую политику. Она осторожно потушила сигарету, потом покаянно наклонила голову и тяжко вздохнула.
– Ты прав, Ленечка, – скорбно произнесла она, – я так виновата.
– Верно говорят – в тридцать лет ума нет и не будет! – ворчливо заметил на это Маркиз.
Лола обиделась – во-первых, ей было всего двадцать восемь, до тридцати еще идти и идти, и кто знает, если так будет продолжаться, возможно, они с Ленькой расстанутся навсегда. Во-вторых, ей надоело, что Ленька все время называет ее дурой. Интересно, как бы он сам вел себя в такой ситуации?
Маркиз малость поостыл и понял, что перегнул палку. Лолка и так натерпелась страху, а он набросился на бедную девочку, как тигр-людоед.
– Лолка, я все понимаю, – начал он, – это оказалось сильнее тебя, и ты поперлась на телестудию. Понятно даже, что ты поругалась с Аглаей, оттого что она втоптала в грязь все твои мечты о сказочной роли. Но вот какого черта ты сцепилась с писателем Волкоедовым, да еще на виду у всего телецентра и угрожала выцарапать ему глаза?
– Это аллегория! – угрюмо объяснила Лола. – Я вовсе не собиралась этого делать. Конечно, если бы я знала, что его вскоре убьют, я бы шарахнулась от него в коридоре как от зачумленного.
– Вот именно! – Маркиз поднял на Лолу заблестевшие глаза. – Ты очень кстати там оказалась. Многие тебя видели…
– Многие видели, но выдала меня только эта самая белобрысая девка. Стерва такая! За что она на меня наехала? Если бы ты слышал, как она орала сегодня в кабинете у капитана Хвоща! А он ее слушает!
– Тебе нужно думать о том, кто мог подбросить Перришону в клетку орудие убийства, – сказал Леня, – потому что крики и визги этой девки – это так, пустое сотрясение воздуха, а вот орудие убийства – это уже серьезно.
– Тут и думать нечего – сами менты и подсунули! – рассердилась Лола. – Этот капитан очень злобно на меня посматривал, все прикидывал – подойду я на роль подозреваемой или нет. По его выходило, что не подойду, а теперь, значит, все в порядке.
– Теперь-то как раз не в порядке, – заметил Леня, – теперь он орудие убийства совсем потерял, и это странно. Кто еще мог это сделать?
– Не знаю, я клетку все время на виду держала, только в кабинете на пол поставила. Там была эта, как ее, Зайценогова, но я в ум не возьму, неужели она с этим связана? С виду дура такая… Но знаешь, – Лола задумчиво царапала ножом на столе узоры, – я же тебе говорила, что видела ее с тем малахольным типом, которого наш Перри так поразил в лифте. Так вот, с ним она совсем другая была, слова разные говорила, что-то из области психологии, как будто внушала, как у психоаналитика на кушетке…
– Странные дела творятся в этом телецентре, – пробормотал Леня. – Эх, придется теперь с твоими заморочками разбираться. А я такую операцию классную продумал! Некогда, понимаешь, любимым делом заняться, так и квалификацию недолго потерять.
– Что ты, Ленечка, – льстиво запела Лола, – ты у нас такой классный специалист, как ты можешь потерять квалификацию?
– Ну ладно, ладно, – подобревшим голосом сказал Маркиз, – ты не бойся, с этим телецентром мы разберемся. Значит, так. Будешь сидеть дома, чтобы опять не подставили.
– А Перришон? – заикнулась Лола. – У него же контракт…
– Плевать! – разозлился Леня. – И не спорь со мной.
– А ты что будешь делать?
– Нужно разузнать подробнее про убитых, вот как раз завтра. – Леня развернул газету и прочитал: – Похороны известного писателя Алексея Волкоедова состоятся двадцать девятого апреля на Успенском кладбище в двенадцать ноль-ноль. Вот туда я и поеду, может, что разузнаю.
– Я с тобой! – категорическим тоном заявила Лола. – Без меня ты не поймешь, кто есть кто! Может, там будут знакомые…
– Ты еще попугая с собой прихвати! – рассердился Леня, но последнее слово все же осталось за его боевой подругой.
Леня остановил машину возле ворот кладбища и заглушил мотор.
– Придется немного обождать, – сказал он, бросив взгляд на часы, – такие мероприятия никогда не начинаются вовремя.
Впрочем, он оказался не прав. Не прошло и десяти минут, как к воротам подъехал оранжевый с черным допотопный автобус похоронного бюро. Из него выбралось десятка полтора людей со скорбными лицами. Некоторые из них держали в руках букеты, другие – обвитые лентами венки. Прочитав на одной из таких лент «от коллег по творческому союзу», Леня убедился, что это именно то, ради чего они приехали – похороны писателя Волкоедова.
В центре скорбящего коллектива находилась полноватая женщина средних лет, в черном, несколько тесном ей костюме и с черной же кружевной косынкой на голове. Судя по тому, как она держалась и как все окружающие старались группироваться вокруг нее, всячески демонстрируя ей свою скорбь и сочувствие, это была вдова покойного.
– А на студии говорили, что он одинок, – удивленно отметила Лола.
Люди около автобуса явно чего-то ждали.
Наконец из кладбищенских ворот показались четверо плечистых работяг. Они выкатили из задних дверей автобуса гроб с останками писателя и лихо, с веселыми прибаутками, явно не соответствующими моменту, понесли его на место вечного упокоения. Чувствовалось, что у них хорошее настроение и скорбный характер привычной работы нисколько его не портит.
Толпа из автобуса, разобрав венки, дружно тронулась следом.
