Иоанна Хмелевская - Закон постоянного невезения

Майор вздохнул.

– Ну хорошо. Вы знакомы с паном Домиником?

О черт бы вас всех побрал!..

Пару мгновений я страшно хотела отпереться.

Отпереться от Доминика, от знакомства с ним, от семи лет моего кретинизма, семи по-идиотски испорченных лет жизни А одновременно меня разбирало любопытство, мстительное злорадство, дикое желание услышать, какую же беспредельную глупость он ухитрился совершить Неодолимая, необузданная жажда окончательно убедиться, что все-таки права была я, а не он!..

Я собрала в кулак всю свою силу духа.

– Была знакома, – сказала я абсолютно обычным тоном и даже несколько равнодушно. – В прошлом. Настоящее время вообще здесь не уместно.

– И когда вы видели его в последний раз?

Вот тебе и на! Все это было так противно, что я даже выбросила из памяти конкретную дату. Ну, помнила так более или менее…

– Вам нужно точно? – неуверенно спросила я. – Мне придется покопаться в старых календарях.

– А приблизительно?

– Четыре года тому назад. Сейчас у нас что – конец июня? А это была Пасха. Значит, четыре года и примерно два или три месяца, в зависимости от того, когда тогда была Пасха, сейчас я просто не помню.

– А после этого? В последнее время?

– Ни после этого, ни в последнее время. Пан Доминик избегал меня, а я – его, поэтому нам легко удалось обойтись без каких-либо контактов.

– Но до того это было довольно близкое знакомство?

Ушки у моей родни свисали уже чуть ли до самого стола. Я задумалась, вывалить ли все при них или же хоть чуть-чуть сохранить лицо. Не приняв никакого решения, я стала балансировать на грани умеренной правды.

– Да. Близкое. Весьма близкое к сожительству.

– И вы его так внезапно оборвали, как раз на Пасху четыре года назад?

– Видите ли, об этом можно было бы долго говорить, хотя Пасха тут не при чем. Мы не руководствовались религиозными соображениями. Просто в какой-то момент после семи лет связи мы оба при шли к выводу, что продолжать ее, эту связь, не имеет смысла, и окончательно расстались. Он – сам по себе, я – сама по себе. И привет.

– Но вы, без сомнения, могли бы что-то рассказать о господине Доминике?

– Мочь-то я, конечно, могла бы, причем чертовски многое. Но вы можете быть железно уверены, что я ничего не скажу. Должна же быть у человека хоть какая-то порядочность, даже если это человек женского пола. Меня воспитывали на понятии рыцарской чести и прочих тому подобных глупостях, поэтому считайте, что я лишилась памяти, впала в идиотизм и нечего не знаю. О господине Доминике лучше пораспрашивайте его самого.

– Это было бы несколько сложно, – вздохнул майор. – Спиритические сеансы не пользуются в полиции большой популярностью.

– Что?!.

– Я говорю, что спиритические сеансы у нас не используются…

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – раздраженно произнесла я, вовсе не притворяясь. – Вы хотите этим сказать, что Доминик находится на том свете? Он что – умер или как?

– На самом деле именно это я и хочу сказать.

Господин Доминик мертв.

От изумления я потеряла дар речи. Смерть и Доминик представлялись абсолютно несовместимыми вещами – он всегда был здоров, как бык, берег себя с осторожностью недоверчивого кота, соблюдал рациональный образ жизни, был далек от ипохондрии, прислушивался к своему организму, словно к самому чуткому хронометру, и казался абсолютно несокрушимым. Каким это чудом он мог оказаться мертвым?

– Это невозможно, – сказала я в остолбенении. – Почему?.. Что с ним случилось?! А вы уверены, что он мертв? Я не верю.

– К сожалению, это факт. Пан Доминик мертв.

– И все равно я не верю. Как, черт возьми, он мог умереть? В мое время у него было идеальное здоровье, ездил он всегда осторожно, избегал всяческого риска… От чего он умер?

– Его убили. В его собственном доме в Лесной Тишине как раз тогда, когда вы там находились.

Я расстроилась, но это было не слишком-то благородное чувство, полное скорее злости, а отнюдь не жалости, к тому же с добавлением эмоций по поводу сенсационности этого события. С ума он что ли сошел, всегда так невероятно остерегавшийся всего, вплоть до воздушных смерчей, такой предусмотрительный, такой самый гениальный на свете – и позволил себя убить?! Не иначе как его прикончили из пушки, из дальнобойного орудия или, вполне возможно, авиабомбой… Видно, достал он кого-то сверх всякой меры!

– Ни в какой Лесной Тишине я не находилась и вообще не знаю, где это, – запротестовала я с легкой рассеянностью, занятая своими собственными мыслями. – Интересно, кто же это его кокнул и как?..

– По моему мнению, будет лучше, если ты сразу же признаешься, – предупреждающе посоветовала мне бабушка ледяным тоном. – К тому же, как мне кажется, если ты проявишь раскаяние, то это может рассматриваться как смягчающее вину обстоятельство.

– Девочка моя, а ты действительно убила того пана? – озабоченно спросил дядя Филипп.

– Если уж ваши родственники высказываются так напрямую, то я тоже хотел бы получить ответ на этот вопрос, – крайне любезно присоединился к ним майор. – Вы убили Доминика? Должен сказать, что многое говорит за такой вариант.

Да что они все – с ума посходили, что ли?!

– Я вообще себе не представляю, каким это образом я могла бы его убить, – разозлилась я. – Выстрелить в него из ружья? С большого расстояния, с телеобъективом.., нет, извините, как его там… с оптическим прицелом, или, может быть, это как-то иначе называется… Но зачем?

– Вот этого я не знаю. Цель, равно как и причины убийства, известны вам, а не нам.

– Ничего мне не известно. Вздор. Делать мне больше нечего, как только убивать Доминика. Кто придумал этот идиотизм?

– А откуда вы знаете, что его убили из ружья?

– А что, в самом деле?.. Ниоткуда не знаю, просто другого способа я и представить себе не могу.

Ножом и с близкого расстояния – исключено, разного вида единоборствами он владел в совершенстве.

Яд отпадает, он ел и пил исключительно свое. Из чужих рук он бы и куска не взял, точь-в-точь хорошо выдрессированный пес. Что-то ему на башку сбросить.., тоже нет, у него была реакция летучей мыши…

Только огнестрельное оружие, причем с большого расстояния, со всем остальным он бы справился.

– А вы умеете стрелять?

– В общем-то умею. Но разбирать эти штуки по частям, заряжать, взводить, чистить – это уж нет.

Тут, как с автомобилем – ты ездишь, а сервис ухаживает за машиной. Так что кому-то пришлось бы это за меня сделать.

– А вы пробовали?

– Нет. То есть да, один раз попыталась переломить двустволку, а еще раз – вытащить что-то там с патронами из пистолета…

– Не из револьвера?

– Нет, у револьвера – барабан, а пистолет – плоский, это же каждый ребенок знает. Царские офицеры крутили барабан, когда играли в свою самоубийственную рулетку, да и в кино у всех ковбоев всегда были револьверы, если я правильно помню. Не знаю, кто и когда придумал пистолет с.., вспомнила, обойма! Это называется обойма. Я попыталась, но все это так ужасно тяжело ходит, а у меня нет столько силы в пальцах, так что на первой же попытке все и закончилось.

– А откуда вы взяли оружие?

– Ниоткуда не брала, мне его сунули в руку.

– Кто сунул?

Ничего не поделаешь, не могла же я им соврать, все это в общем-то вполне можно проверить, пришлось говорить правду.

– Доминик, – призналась я с мрачной неохотой.

– Когда?

– Откуда я знаю? Давно. Сейчас, дайте подумать…

Лет девять тому назад.

– Где?

– Что где?

– Где это всовывание произошло?

– Где-то в Тухольских Борах, на какой-то полянке, которую я бы ни за что на свете не нашла. Что-то там стояло, какой-то сараи или овин, и в этот овин я и стреляла.

– А откуда пан Доминик взял оружие?

– Вынул из машины. Целый арсенал.

Все стали разглядывать меня еще более напряженно.

– Что именно он вынул? – заинтересовался майор.

– Ну тут вы от меня точного ответа не дождетесь, – вежливо предупредила я его. – Разные вещи.

Двустволку я опознала по двум стволам, а остального просто не помню, я даже и не пыталась во всем этом разобраться.

– Но длинноствольное оружие от короткоствольного вы отличите?

– Если они заметно различаются, то да. Но я иногда видела в кино нечто среднее, не длинное и не короткое, так в этом я не секу.

– А он какие вынул?

– Больше длинных, чем коротких, а всего их там штук шесть было. Но даже если бы вы мне все это показали на фотографиях или вообще живьем, я бы тоже не была уверена. Во всяком случае, все это стреляло.

– А у него было на них разрешение?

– Он говорил, что есть. И думаю, что говорил правду, потому что если бы у него разрешения не было, он бы не стал возить все это в машине и показывать бабам. Он всегда старательно избегал выносить на публику какие-либо нелегальные вещи.