Татьяна Луганцева - Та ещё штучка!
– Придется выпить еще кофе, – предупредил Эрвин.
– С удовольствием, – ответила она, – в таком райском местечке, при такой погоде, да на улице.
Сказано – сделано. Анна с облегчением вытянула уставшие ноги и даже скинула туфли, виновато посмотрев на своего спутника.
– Я же не на светском мероприятии, – извинилась она.
– Ты думаешь, я бы почувствовал неловкость за твое поведение? – удивился Ламар и, внезапно встав на колени, стал массировать ей ноги.
Анна покраснела.
– Эрвин, прекрати!
– Сейчас разомну тебе мышцы…
К ним приблизился официант в длинном клетчатом фартуке, с любезной улыбкой на лице.
– Молодые люди?
– Два кофе и?.. – посмотрел на Аню Эрвин.
«Просто зачарованный принц у моих ног», – подумала она, ощущая мурашки по всему телу от прикосновения его сильных и в то же время нежных рук.
– Штрудель, – заказала она то, что вспомнила из национальной кухни.
– Два штруделя, – кивнул Ламар.
– Вино? – продолжал улыбаться официант.
– Нет! – торопливо ответила Анна.
– Я вас узнал, – нагнулся к уху Эрвина официант, – и горжусь вами, как своим соотечественником, вы столько сделали для людей! – многозначительно повел он глазами.
– Спасибо, – так же тихо поблагодарил его Эрвин, опуская голову и всем своим видом показывая, что он не хочет развивать эту тему.
Официант ушел, а Аня попросила своего кавалера встать с колен и сесть напротив.
– Ты просто расцвела, – с нежностью рассматривал ее лицо Эрвин, – у нас в сельской местности ты так себя не чувствовала. Похоже, ты – городская жительница. Больше любишь «каменные джунгли»? Давай купим квартиру, я не против. Хочешь, в центре Вены?
– Да что ты все давишь на меня?! Я же сказала, что подумаю, – ответила она.
Официант принес на большом овальном подносе сахарницу, две чашки кофе, а также два маленьких металлических молочника со взбитым теплым молоком для приготовления кофе меланж. Анна наслаждалась чистым воздухом, красивым пейзажем, качественным кофе и умным собеседником. Аегкий ветерок трепал ее волосы и белоснежную скатерть на столике, разнося аромат кофе по всему парку. Солнце пробивалось сквозь резные листья и бросало причудливые узоры на траву.
– Все-таки ты чудно выглядишь, – завел свою песню Эрвин.
– Все-таки ваш кофе не очень крепкий, – сказала Анна, отводя глаза в сторону и делая вид, что не слышит его комплимент.
– Он из особых зерен с привкусом карамели и ванили, с ароматом земляники, легким послевкусием…
– Ой, гурманы! – прервала его Аня, качая головой. – А у нас с утра встанут с опухшим лицом и больной головой, так как накануне поздно легли, выпили и плотно поели один раз в сутки на ночь. Да еще отравились смогом. Приползут на кухню, сыпанут две ложки растворимого кофе в чашку, зальют хлорированным кипяточком и выпьют две порции с горьким послевкусием оттого, что вроде проснулся и пора работать, а не хочется.
Ламар рассмеялся.
– Как у вас все плохо!
– Я не говорила, что плохо, – посмотрела на него в упор Анна, – это ты сказал.
– А что же, хорошо, что ли? – удивился он.
– Это по-нашему, по-родному. Эрвин, тебе не кажется, что не следует ухаживать за мной – девушкой, привыкшей к растворимому кофе? Надеюсь, ты понимаешь, о чем я? Мы очень разные. Тебе надо обратить внимание на женщину, которая живет в такой же обстановке под звуки венских вальсов…
– Я сам знаю, что мне надо, а что нет.
– Да не должны мы были встретиться! Все равно ничего не получится! – в отчаянии произнесла Аня, ставя пустую чашку на блюдце.
– Но ведь встретились же… втроем, – улыбаясь, добавил он.
– Почему втроем? – испугалась Аня.
– Ты, я и Купидон, поразивший наши сердца, – пояснил он.
– А… – с облегчением вздохнула она. – Купидон, я думаю, был или пьян, или двоечник по стрельбе из лука.
– А я бы сказал ему большое спасибо, – произнес Эрвин, обращая последние слова к подошедшему официанту и расплачиваясь с ним.
– Вы очень красивая пара, – сказал тот им напоследок.
– Вот слышишь, что люди говорят, – улыбнулся Эрвин, – а ты заладила: двоечник по стрельбе.
Он оставил чаевые аккордеонисту, и они вышли из оазиса спокойствия, тишины и отдыха. Эрвин продолжил экскурсию по городу. Анну поражала та любовь, с какой он рассказывал о своей столице, и его знание истории. Она замечала по улыбкам на лицах людей, что некоторые его узнают и даже уважительно здороваются. А женщины, причем разного возраста, откровенно глазели на него. Анне льстило, что рядом с ней идет такой кавалер. Они подошли к огромному костелу, поражавшему своим величием, стремлением к небу и черными от старости стенами. Анна еще раз отметила их различие даже в вере.
– Христианство одно, – шепнул Эрвин ей на ухо, – только антураж разный.
– Очень разный, – согласилась она.
В храме упор делался на статуи святых, центральное место занимала фигура Мадонны с младенцем. По углам располагались захоронения. Люди не бродили по храму, а тихо сидели на длинных лавках, устремив взгляды на Мадонну. Костел украшали живые цветы, и только запах был знакомый, церковный – аромат ладана и еще чего-то неуловимого, возможно, к нему примешивались просьбы, благодарности тысяч людей, посещавших это место. Они вышли наружу и сразу же сощурились от яркого солнца. В костеле было прохладно и сумрачно, а на улице становилось жарко.
– Быть в Вене и не послушать какой-нибудь концерт – преступление! Ты любишь классическую музыку?
– Классика – это хорошо. Я не могу сказать, что я фанатка, но кто же откажется от прослушивания такой музыки в хорошем исполнении, да еще в таком месте, как Вена, – ответила Анна.
– Это просто чудесно! Идем, – потащил ее за руку Эрвин. – В нашей столице почти постоянно проходят какие-нибудь музыкальные фестивали. Здесь сам воздух пропитан музыкой, сюда съезжаются исполнители со всего мира. Билеты на концерты многих известных композиторов продаются на полгода вперед.
– Как же мы попадем прямо сейчас? – удивилась Анна.
– Венскую оперу я тебе не обещаю, но есть один музыкальный театр, где моя семья имеет зарезервированную ложу.
– Ух ты!
– Я помогал восстанавливать здание этого театра. Там орган – один из старейших в Европе – и потрясающая акустика в зале, – тащил ее Эрвин, – идем, это здесь недалеко.
Двухэтажное невысокое здание встретило их афишей, сообщающей о репертуаре концерта и также о том, что во втором отделении будет звучать орган.
– Прекрасно! – обрадовался Эрвин, желавший, чтобы этот день запомнился Анне надолго.
Она посмотрела на часы.
– Мы уже опоздали.
– Пять минут! – фыркнул Эрвин и потянул ее за собой.
Когда они вошли в фойе, к ним навстречу вышел маленький, сгорбленный старичок.
– Концерт, господа, уже начался. О! Господин Ламар, как я рад! Давно вы к нам не заходили!
– Бабушка моя была…
– Да, госпожа Ламар чаще балует нас своим вниманием, – согласился служащий. – Сейчас я выдам вам ключи от вашей ложи.
– Спасибо, друг, – ответил Эрвин.
Они прошли по широким коридорам, устланным темно-бордовыми ковровыми дорожками, по мраморной лестнице, ведущей на второй этаж. Эрвин открыл дверь ключом, и они оказались в ложе. Анна вошла с замиранием сердца, было темно, звучала музыка. Она бросила взгляд в зрительный зал. Почти все места были заняты, только в бельэтаже и в таких же ложах, как у них, виднелись пустые кресла. Царила атмосфера театра, то есть ожидания чуда, чего-то необычайного. Она не могла не заметить по лицам зрителей, что многие обратили внимание на их появление. Они разместились в удобных бархатных креслах с золотыми кисточками на подлокотниках и погрузились в звуки музыки. Удивительное дело, человек без слуха не всегда определит фальшивые ноты, но даже он не сможет противостоять завораживающему действию музыки. Кого-то охватывает жалость к себе, кого-то ожидание радости, по крайней мере надежды на нее. Анна попыталась полностью уйти в звучащую музыку. Отвлекали ее только взгляды Эрвина, хотя они не могли ей не льстить.
В антракте они вышли из ложи и направились в буфет. Меню помещалось на одном листе. Безоговорочно выбор был сделан в пользу кофе, к нему заказали сыр. Эрвин не сопротивлялся такому выбору. Здесь они сошлись с Анной во вкусах, так как оба любили этот продукт. Публика была соответствующая. Интеллигентные, умные лица, светящиеся восторгом глаза, люди все еще находились под воздействием божественной мелодии. Женщины одеты или в нарядные платья, или костюмы, но не с брюками. Люди разговаривали тихо, боясь спугнуть волшебную атмосферу, возникшую в зале. Словно музыка обрела здесь свое материальное воплощение.
– А я в джинсах! – разочарованно произнесла Анна. – Хоть бы предупредил меня, что мы можем оказаться в театре.
– Мне это в голову пришло спонтанно… я хотел тебя удивить.
